"акбар", и "ом мани", вопреки всему, пребывало "падме хум". Но однажды с
Дархая мне пришла посылка. В черном ящике покоился портрет совсем
молоденького мальчика но имени А Ладжок и письмо, состоящее из трех
пунктов. Первый извещал, что Бога нет, а есть Железный Вождь А. Второй
подчеркивал стальную волю упомянутого привести свой народ в рай (непонятно
только, в чей именно). Третий же настоятельно рекомендовал мне бросить все
и молиться за торжество идей квэхва. Взамен обещали пайку ла трижды в
день. На портрете было начертано коряво и, видимо, собственноручно:
"ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ДОЛГО ЖИТЬ. ЛЮБИМЫЙ И РОДНОЙ". К сожалению, из-за размеров
портрета повесить его на стенку не удалось.
а получив, задумались, а подумав, решили, что старые доктрины нужно
ломать. Ну и естественно, строить новые. Сатангам добавилось работы. После
долгих и утомительных консультаций было решено действительно распустить
армии. А там, очень может быть, и от оружия удастся избавиться, благо,
имелись некоторые соображения на сей счет. Доблестные стратеги наши и
тактики покорились, но не думаю, чтобы смирились; во всяком случае,
возникла масса ворчливых ассоциаций... Хотя Господь свидетель, что на
размеры пенсиона жаловаться ни тактики, ни стратеги не могли.
искали добра, и еще добра, и еще. И всегда находились услужливые
доброжелатели, готовые за вполне умеренную мзду предоставить все мыслимые
и даже немыслимые блага. По традиции их называли "мафиози", но вряд ли
справедливо, по-моему. Ведь сказать, что распоясалась именно мафия, значит
ничего не сказать. Иногда трудно было уже понять, кто клиент, кто
поставщик, и чем они разнятся с профессиональными _ч_и_к_о_. Мало-мальски
разбирались в этом разве что в "Мегаполе", но не успевали рассказать из-за
печальной, но для их работы вполне естественной текучести кадров.
юнец-щелкопер дошел до того, что прорвался на Авиньон и, не получив
аудиенции у меня (а с какой стати?), обратился к почтеннейшему
Джанбатисте, после чего тиснул гнусную статейку: "Да, _О_н _б_е_з_у_м_е_н,
- говорит магистр". Я, конечно, предал его анафеме. А что мне, товарищи,
оставалось делать?
уважаемыми фигурами в обществе стали затейники. Да-да, эти шуты гороховые!
И, бездумно хохоча, человечество отвернулось от пастырской проповеди,
бесчинствуя на гала-концертах...
мало-мальски мыслить. Я имею в виду не клир (это его долг) и неполитиков
(это их работа), а ученых. Именно так. В конце концов, я, разумеется,
клерикал, но не обскурант, и идеалы пресвятого Франциска близки мне так
же, как идеи Джордано Бруно. Сжечь - не значит опровергнуть! Но что могли
ученые? Ими пользовались, как хотели. И при этом, естественно, приказывали
не лезть не в свои дела.
не туда; Аркаша Топтунов знает, что говорит. Тот мальчик с бульвара, что
был раньше, стал уже большой, и его на мякине не проведешь. Нет хороших
сезонов, нет хорошей публики и плохой публики, а есть люди, которые хочут
зрелище, и они-таки имеют полное право его получить. А кто может сделать
зрелище? Угадали, Аркаша! Хорошо, хорошо, я понимаю: новое время, новые
моды, так было всегда и никакая молодежь не желает кушать булку без масла.
Но скажите, кто нашел Ози Гутелли? А? Кем она была и что из нее стало?! А
я еще помню, что ей кричали на первых концертах, и бедная девочка плакала
в уборной. Не верите - спросите у самой Ози, только не забудьте сказать,
что от Аркаши.
печенка, пятое-десятое, и пусть у ваших врагов будет столько рецептов,
сколько я сдаю в макулатуру. Но по утрам, на балконе, я смотрю на свой
город и думаю: "Аркаша, неужели эта красота останется без зрелища?", а
город тихо шепчет мне "Нет", и я опять тяну этот клятый воз, хотя то, что
у меня есть, хватит на три остатка такой жизни, какую я имею.
вас знаю: Земля - это Земля, и на Земле трудно кого-то чем-то удивить. Но
этот жонглер был-таки клубничкой; "Ой, Аркаша, это что-то с чем-то", - вот
что сказал я себе, когда узнал про вонючую планетку с дефективным
названием - пусть те, кто там живет, его и выговаривают, меня это не
касается. Мне нужно другое: чтобы было много и хорошо. А что такое хорошо?
А хорошо это интересно!
ладно, в моем клозете. Я еще подумал: "Откуда тут листовки?". Нет, я
понимаю, на Земле листовки висят везде, но клозет - это же, простите, храм
души, тут надо сидеть и тихо думать, и никаких дел. Но когда Аркаша увидел
те фотографии... разве я мог уже думать тихо? Вы бы видели! - мальчики в
бело-красном, и что эти мальчики вытворяли с мечами, луками и прочей
дребеденью! И Топтунов сделал все, чтобы Земля это увидела.
вот, если этот мальчик хотел чего-то иметь, то бегал за солидными людьми
по пятам и уговаривал выступить. Теперь я никуда ни за кем не бегаю;
бегают за мной. Топтунов дал телекс - и эти дикие люди вообще озверели от
восторга. Их Управление Культуры, или как это там называется, сразу
сказало: "Да!", и предложило сто, нет - двести, нет - пятьсот солистов! Но
во всем нужна мера, особенно в новинках. Я взял одного на пробу.
пейзажик, одни сплошные тюльпаны. На космодроме я был тоже один, в смысле
- один встречающий, зато приезжих - как в Одессе летом, но даже в Одессе
летом нет столько людей с планеты Дархай. Видите? - вспомнил. Я стоял и
собирался узнать своего артиста сразу, чтобы все было без нервотрепки,
потому что люди искусства - очень тонкие люди, и чуть что начинаются
срывы; вот помню, когда я еще работал с Ози, так девочка хотела, чтобы я
делал то-се, и я - таки делал, и Ози хоть сейчас скажет, что Аркаша ей
друг, хотя теперь она уже даже и не Аркашин уровень.
запакованы? Какие-то пятнистые балахоны, какие-то значки, почти без
багажа, зато строем. Нет, вы представьте себе: по трапу - строем, с
песней! - это было уже зрелище, и его никто, кроме меня не видел. И я
узнал его, потому что у меня опыт, а еще потому что на нем не было ничего
пятнистого, а все, как на буклете: белые шаровары с красной вышивкой и
красное с белым пончо. Стюард шел за ним и помогал нести рюкзак. Извините,
я сказал: "Рюкзак?" Не слушайте, я ошибся, это был слон, может, даже два!
Мы втроем едва загрузили этот мешочек в мой флаер... Всю дорогу мальчик
молчал, я подумал сначала, что он вообще не умеет разговаривать, но когда
приземлились, он сделал-таки одолжение и сказал: "Лон Сарджо". Спасибо, я
должен был догадываться, что это его так зовут.
моей жизни ушла на эти контракты, и половина моих болячек тоже от них,
потому что очень трудно уговаривать дебютантов, какие это прекрасные
условия. А этот подписал не глядя, и я пожалел, что не понизил сумму
гонорара еще процентов на тридцать. У парнишки с собой была программа
выступлений, на хорошей бумаге, с цветными иллюстрациями, и с первого
взгляда я понял: это то, что нужно.
по улицам, и я думал: "Люди, люди, вы сегодня не смотрите на меня, и это
ваше дело, но зря вы не смотрите на этого мальчика, потому что завтра это
бесплатно уже не получится". Пусть я повторюсь, но я-таки очень сильно
люблю свой город. Эти краски, эта суета с шумом - это все для меня, как
вода для рыбы. Мы шли но Ришельевской. Я не знаю, кто такой этот
Ришельевский, но, кажется, он кто-то когда-то был и был хорошо, потому что
до сих пор такая улица названа его именем. Малыш просто очумел: я не мог
оторвать его ни от одной витрины. Не подумайте, что он все хотел купить,
нет, он просто смотрел, но как смотрел! - мы так смотреть уже не умеем.