засыпаю. Вот что: пойдем-ка мы с тобой немного постреляем, а? Нет возражений?
- Нет, товарищ генерал.
- Э, оставь... Уж коли сегодня без чинов, так без чинов. А поговорить нам есть о
чем... Пошли?
- Пойдемте, Анатолий Порфирьевич, - сказал я.
- Вот так-то лучше.
В тире номер шесть на минус четвертом этаже немолодой и неразговорчивый
прапорщик, сделав запись в журнале, подвел нас к стенду с оружием.
- Выбирай, Алеша, - пригласил Максютов. Сам он предпочел американский "кольт"
образца 1917 года. Я выбрал два пистолета: длинноствольный спортивный "марголин"
и чуть более тяжелую бронебойную "гюрзу".
- По-македонски хочешь? А не осрамишься?
- Постараюсь, Анатолий Порфирьевич. Прапорщик выдал мне обоймы, со стуком
высыпал на пластмассовое блюдечко горсть тупоносых патронов к "кольту" и ушел к
себе в звукоизолированную кабинку. Мишени осветились.
- Ну валяй. Две крайние слева - твои.
Я положил в свои мишени по три пули из каждого ствола. Максютов, сощурив глаз,
отчего тот вовсе утонул в отеке, посмотрел в монокуляр.
- Левая - девятка на два часа и две восьмерки на пять и на шесть часов. Правая -
семерка на десять часов, пятерка на час и "молоко". Ты случайно не переученный
левша?
- Нет.
- Значит, перестраховываешься: больше внимания левой руке. Ну а я по-простому...
Бах. Бах. Бах. Не более секунды на один выстрел.
- Две десятки и девятка на одиннадцать часов, - огласил я, в свою очередь
приложившись к монокуляру.
- Значит, не так уж устал, - прокомментировал Максютов. - Я думал, будет хуже.
Плохо он о себе думал. Я-то знал, что мало кто в Управлении мог соперничать с
полковником Максюто-вым по части виртуозного владения любым ручным оружием.
Стрельба была его страстью и единственным хобби, он даже немного стеснялся и,
бывало, подшучивал над своей мнимой аномальностью. Однажды он заключил пари на
то, что с трех выстрелов кокнет двойным рикошетом от потолка и стены упрятанную
глубоко под мишенью осветительную лампочку, и выиграл.
Бах. Теперь он выстрелил с локтя. На всякий случай я протер замшей окуляр.
- По-моему, "молоко", товарищ ге... простите, Анатолий Порфирьевич.
- Оставь в покое эту трубу, - хмуро сказал Максютов. - Мы что, упражняться сюда
пришли? Ты давай стреляй, да не так быстро. Расстреляешь обоймы - возьмешь у
прапора новые. Понял?
- Понял, Анатолий Порфирьевич.
- Вот и молодец. Начинай.
Бах!
Я ожидал чего-то подобного. Максютов страховался, не решившись говорить о
главном в своем кабинете. "Жучок" в тире сам по себе уже из разряда
маловероятного, а если к тому же учесть тот факт, что нынешние
ультрачувствительные звукодатчики, улавливающие все, вплоть до дыхания, стука
сердца и прочей физиологии, имеют скверную привычку глохнуть на пять-десять
секунд после звуков, превышающих некоторый децибельный барьер, лучшего места для
приватного разговора не найти.
Бабах! Загуляло и смолкло эхо. Этот тир был самым подходящим для разговора, не
предназначенного для посторонних ушей, самым старым и шумным в здании, здесь уже
не первый год собирались учинить ремонт, радикально улучшив звукопоглощающее
покрытие.
- Ты не воображай себе невесть что, - сказал Максютов, ковыряя мизинцем в ухе. -
Санкции на ознакомление с информацией сотрудников у меня пока нет, это ты
правильно догадываешься. Но будет, - уверенно добавил он и прицелился. - Никуда
они не денутся. Вот только время не станет ждать, пока те муда... пардон,
мудрецы наверху раскачаются...
Ба-бах!
- Нештатное применение космического оружия - версия для ретивых журналистов из
второсортной прессы, - добавил он, неизвестно для чего приложив глаз к окуляру.
- Им ее и подбрасывать не надо, сами ухватятся и будут обсасывать со всех
сторон, пока обывателю читать не надоест. Нас это устраивает. Ну а ты сам-то,
Алексей, что по этому поводу думаешь?
- Еще не знаю, - честно признался я.
- Молодец, что не спешишь с ответом. Ты стреляй, стреляй... Даю наводящий
вопрос: что тебе сегодня... то есть вчера показалось наиболее странным?
- Характер разрушений, - сказал я, утапливая пальцем спусковой крючок. От отдачи
"гюрзы", придуманной для пробивания бронежилетов, заныла кисть.
Максютов отмахнулся от моей гильзы, как от мухи. Поморщился, на секунду став
похожим на только что разбуженного, очень недовольного байбака.
- Вот что: встань-ка лучше справа... Гм. Характер разрушений, говоришь?
Ошибаешься, это как раз не есть самое странное. Страннее другое: землетрясение,
например. Ни в Москве, ни в Карпатах, более того, по всему миру никаких сильных
сейсмов не наблюдалось, это совершенно точно. Ты не удивлен, что я в курсе?..
Правильно делаешь, мы из сейсмологов душу вынули. Так вот: сейсмостанция в
Москве весь день фиксировала лишь обычные фоновые сотрясения. В Клину - та же
картина микросейсмов. В Твери отмечены крайне незначительные колебания почвы. По
тому, что ты почувствовал сам, сила толчков на четыреста первом километре,
вероятно, не превышала трех баллов по Меркалли. А по тому, что произошло на
перегоне Бологое - Угловка, можно предположить все восемь. И это при том, что
от одной точки до другой менее десяти километров! - Ни с того ни с сего Максютов
непристойно выругался и послал в мишень следующую пулю с каким-то особенным
садизмом. - Блин, чисто местный, локальный феномен непонятного происхождения!
Сейчас там кое-кто копается, но голову даю на отсечение: ни хрена не выкопает.
Геологи божатся: никаких подземных пустот, которые могли бы обрушиться, вызвав
толчок, в тех местах не водится, сдуру намекают на военных. Но сам понимаешь: не
ядерный же заряд рванул под Октябрьской дорогой, не полигон как-никак! Притом по
затуханию волн кое-что уже подсчитано: гипоцентр находился чуть ли не на земной
поверхности. Выходит, прямо на путях перед электричкой, где ехал этот твой
укушенный корреспондент, как там его...
Бах!
- Дмитрий Каспийцев.
- Именно. Дмитрий Каспийцев, который ехал через Угловку в Языкове. И попал в
эпицентр землетрясения. Затем грузовик, на котором он добирался до места, завяз
на проселке в грязи - в такую-то сушь! Затем бедняга был покусан. А скандальная
неоперативность опергруппы со следственной бригадой - это что? Случайность?
Разгильдяйство?
Я понимал, куда он клонит.
Бах!
- Ну а сломавшийся мотоцикл Шкрябуна? А рухнувший мост? Тоже случайность?
Допустим. Мост мог подгнить, а старые драндулеты иногда ломаются сами по себе. А
отсутствие проникновения в развалины со стороны местного населения? К
разрушенному дому могли приблизиться сотни человек - хотя бы из чистого
любопытства, не говоря уже о соблазне помародерствовать, - а нам точно известны
всего двое: местный зоотехник, перелезший через забор, но не решившийся подойти
к дому, и фотокорреспондент "Валдайских ведомостей", который, по его словам,
даже не попытался сделать эффектный кадр с близкого расстояния. Не странно ли?
Выходит, того фотографа уже разыскали, подумал я. Не вяло взялись. Серьезное
затевается дело, если даже замшелый пенсионер Шкрябун оторван Максютовым от
окучивания картошки и реанимирован в звании подполковника. По всему видно, и мне
не избежать участия во всем этом... не люблю потустороннего, а куда деваться?
Капитан Рыльский, апорт! Бах. Бабах.
-- Короче говоря, место происшествия обладает странным свойством: оно не желает
подпускать к себе людей, во всяком случае, в течение первых двух-трех суток. И
вот этой-то странности ты, мой мальчик, не захотел заметить, - уколол Максютов.
- Я заметил, - возразил я.
- Заметил, но не решился доложить? - не сводя с меня глаз, Максютов на ощупь
ловко заряжал барабан "кольта". - Не топи себя, Алексей. Это намного хуже, но в
данном конкретном случае я готов тебя понять. Не нашел слов, ведь верно? Дал
начальству самому сделать выводы, побоялся выказать себя мистиком-идиотом? Тоже
очень понятно. - Он чуть усмехнулся. - Строго между нами, я и сам никак не
привыкну, только в тире и можно об этом спокойно поговорить, а в кабинете -
неловко как-то...
Я улыбнулся, показывая, что оценил его шутку.
- На первый случай прощаю, - произнес он. - Ты почему не стреляешь - все
высадил? Тогда сходи возьми еще пару обойм. Я сходил, а когда вернулся с двумя
заряженными стволами, Максютов спросил:
- Ты что-то хочешь сказать, Алексей?
- Так точно, - выдохнул я. - Лично мне ничто не помешало прибыть на место.
- Это верно, - легко согласился Максютов и неудержимо зевнул, не донеся ладонь
до рта. Несколько раз с усилием моргнул, приминая одрябшими веками подглазные
мешки. - Верно, тебе не помешало, Алексей. И это большая удача, не зря я тебя
послал. На всякий случай скажу, если ты еще не понял: именно поэтому я с тобой
сейчас и разговариваю. Цени.
- Спасибо, Анатолий Порфирьевич, - пробормотал я.
Никакой особенной благодарности я не чувствовал, скорее наоборот. Подчиненный
может предполагать себе что ему вздумается, но начальство располагает, и точка.
Не нравится - иди торгуй диванами в "Альков-сервисе" или найди себе любую другую
нормальную работу. Ведь еще не поздно...
Отчего-то в последнее время подобные мысли стали посещать меня все чаше. Пытаясь
отогнать их, я высадил в издырявленную мишень одну за другой сразу три пули из
"марголина" - не уверен, что мимо "молока", зато от души.
- Рано благодаришь, - осадил Максютов. - Не стану тебе ничего обещать, но если
дело сдвинется... Вот что: кому посоветуешь передать твою группу?
Так я и думал.
- Саше Скорнякову.
- Не молод ли?
- Вся группа три человека, - напомнил я. - По "Квазару" работу практически
закончили, среди технологов чисто. Образцы крал и передавал цеховой рабочий.
Разработка по "Сириусу" только начата, однако значительных затруднений не
Лондон Джек
Контровский Владимир
Буркатовский Сергей
Каргалов Вадим
Трубников Александр
Шилова Юлия