сто восемь; всю вину за случившееся справедливо возложили на ведьм.
Программы новостей, по традиции выходившие в эфир каждый час, неустан-
но повторяли один и тот же скандальный кадр: молодая ведьма, с пеной у
рта кричащая в объектив:
костре посреди площади. Клавдий глотал горячий кофе - но морщился,
будто от лекарства.
году, телекомпания выкупила его за баснословную сумму и теперь, едва
заслышав слово "ведьма", спешит выдать эти блеклые кадры за хронику
последних событий. Клавдий желчно усмехнулся; все они имеют очень
приблизительное представление о том, что такое настоящий шабаш. И доб-
рая сотня людей отдала бы оба уха за право запустить руки в видеоархив
Инквизиции.
но кого-то сожгли, и притом совершенно безвинно. У окружного штаба
Инквизиции в Рянке с утра дежурят пикеты: "Защитите нас от ведьм!"...
"Это еще начало, это только начало, вы увидите!"
этим ведьмам, что мы им сделали... Говорят, что все колодцы... что во-
допровод тоже отравлен..."
рету; в углу почтительно стоял посыльный. Стоял и думал, что умеет
тщательно скрывать свои мысли, а между тем из-под слоея вежливого вни-
мания на его лице явственно проступали растерянность и возмущение: Ве-
ликий Инквизитор лениво расслаблен. Великий Инквизитор бездействует,
закинув ноги на табуретку, пьет кофе и приканчивает пачку сигарет, в
то время как эпидемия разрастается, а паника грозит захлестнуть и сто-
лицу тоже...
огонек.
окружном управлении...
Встретившись с ним взглядом, посыльный невольно сделал шаг назад;
Клавдий кивнул ему, отпуская.
ретным дымом некурящего рянкского коллегу, Клавдий вышел через потай-
ную дверь; куратор маялся с утра, ожидая вызова. Клавдий еще не решил,
зачем он мучит этого достойного, в общем-то, человека; он примет реше-
ние после. И постарается забыть, что пять лет назад этот самый куратор
готов был костьми лечь, но не допустить Клавдия Старжа до его тепереш-
него поста. Или, наоборот, постарается вспомнить...
кабинета пять минут спокойной ходьбы. Вот и прекрасно; значит, Великий
Инквизитор благополучно успеет докурить.
он сдал два недостающих экзамена "в рабочем порядке". Его соседом по
комнате был теперь Юлек Митец, благодушный увалень, любимец девчонок,
рыцарь с мандолиной; в комнате чуть не каждый день было тесно и шумно,
и Клав теснился и шумел, как все. Он все теперь делал как все, потому
что слишком запали в душу те слова Дюнкиной сестры: "Имей совесть,
Клав... будто ты один любил Докию..."
мосвалов вскоре стали узнавать его и останавливались, даже не ожидая
просьбы.
дождь такой, может, ты бы уже завтра съездил, а?.. Ладно, молчу-молчу,
ну, я тогда сегодня Линку к себе приведу, ты же не будешь против?"
лой курвочкой, искренне и ласково любившей всех без разбора. В конце
осени Клав стиснул зубы и тоже переспал с ней; трезвый рассудок подс-
казывал, что именно это - первый шаг к исполнению клятвы. Он сделался
мужчиной и избавил себя от сладостно-мучительных подростковых снов;
сны могли считаться изменой Дюнке, а пятиминутная возня с веселой Бло-
хой - нет. И сама Линка была лишь средством, приспособлением для уто-
ления физической надобности; проведя подобную аналогию, Клав ощутил
себя циником до мозга костей. Вероятно, теперь в его жизни будет пол-
ным-полно женщин.
как автомат. Сухая нормированная оболочка прикрывала от посторонних
взглядов его истинную жизнь - ту, где, кроме Дюнки, не было никого.
ще. Садился на низкую скамейку у ограды, ставил рядом автомобильный
фонарь с аккумулятором, купленный по случаю в магазине повторной про-
дажи - и погружался в полузабытье, в сон наяву, и там, в этом сне,
Дюнка была жива. Была рядом.
Громады гор - будто замершие, покрытые синим мехом зверюги; давняя по-
ездка на родину деда, желтый микроавтобус, ползущий среди серого утра,
котловина, в которой струями перетекает туман, магазинчик, в котором
он купил Дюнке деревянную брошь, ее детский страх перед какими-то зме-
ями...
время, будто колоссальная губка. Дюнкин неудержимый восторг, прямо-та-
ки неостановимый, с кувырканием на траве, с купанием в ледяном водопа-
де; ночная луна, подобная сверкающей бочке. Незнакомые обоим звезды -
цветные, потрясающе близкие, заставляющие думать о вечном...
рясенные, долго стояли, не разжимая рук.
складках, в густой зеленой шерсти, в скользящих лентах мелких рек, в
неподвижном запахе хвои и времени; они стояли молча, благодарные, как
дети, которых впервые пустили в бальный зал...
ния, он впервые коснулся губами ее губ. Потому что не умел сказать
иначе.
же, как дятлы и реки, белые спины овец, белые брюшка облаков, серебря-
ные монетки озер на зеленых полях и вросшие в землю, потемневшие от
времени срубы.
лись в его памяти - величественный мир, отражающийся в ее удивленных
глазах, счастливое осознание некой невыразимой тайны и вкус ее неуме-
лых губ...
нимая ладоней от лица.
и плакал от отчаяния - навзрыд, но без слез.
ноты, заступил дорогу к могиле:
себя, вспоминай о ней светло, но не нарушай ЭТОТ покой своими бесплод-
ными призывами!..
нешь, но... Твое желание имеет слишком большой вес. Не желай неразум-
ного.
ка Клав "переболеет" и справится наконец с горем, не выдержал наконец
и решил взбунтоваться:
градусник в кипятке! Я вот "скорую" к тебе вызову, пусть транквилиза-
тор вколют! Ты что, не можешь днем сходить, в воскресенье, как все лю-
ди?!
ся. Юлек смертельно обиделся и замолчал надолго.