Чтение 11–й страницы книги ~Симплегады~

надо.

Лежнев смотрел прямо перед собой на схему-экран, серебрящуюся в
темноте кабины. Машина с беглецами пересекла Фонтанку.

"Сейчас повернут на набережную".-- Он схватился за портсигар, но
удержался. Десять минут -- сигарета. Прошли только четыре. Надо
слово держать.

Капитан проглотил горький комок и поднес к лицу микрофон:

-- Внимание! Район поиска ограничивается. Зайцеву и Крылову.
Срочно снимайте людей с севера и северо-запада. Стягивайте
группы в квадраты с пятого по девятый. Движение по маршрутам.
"Аист", черт побери! "Аист", вы что -- оглохли? Почему за
последние десять минут три раза ваши машины появились в пределах
видимости объекта? Вы мне всю операцию провалите. Повторяю:
нормальное патрулирование. Никакой перестраховки.

Он вложил микрофон в паз.

Пасленов усмехнулся.

-- Стараются ребята. Получили по жопе, теперь будут стараться.
Николай Максимович, а что если эти, в машине, своими
воспоминаниями просто водят нас за нос?

-- Возможно,-- ответил Лежнев и добавлять ничего не стал.

"В веселое дело он впутался -- помогать беглецам бежать.
Впрочем, внешне, со стороны -- все нормально, заурядная
операция, не из сложных, обычное скрытое сопровождение. Конечно,
скрытым его трудно назвать. Олухи-оперы там, внизу,
засвечиваются на каждом шагу. Его воля, он бы к черту послал всю
эту легавую свору, которая ему, якобы, помогает. Но куда от них
денешься? Не сказать в Управлении о действиях Масленникова и
Николаева -- практически означало раскрыться. Да и невозможно
такое скрыть. Слишком много свидетелей. Оставалось одно --
включить операцию в план и стараться лично удерживать дураков от
прыти. Во всяком случае в таком варианте есть явный плюс: все
заняты делом, и никому в голову не придет -- ни Николаеву с
Масленниковым, ни людям из Управления,-- что они работают друг
на друга, а все вместе -- на него одного, Лежнева Николая
Максимовича, пока еще капитана."

Десять минут прошло. Лежнев закурил сигарету.

"До начала эксперимента -- час. Они успевают. Только бы его люди
не вылезли раньше времени и не наломали дров. Когда не надо, они
почему-то делаются особенно ретивы. А так -- все нормально, все
хорошо. Кроме..."

Слева высоко над ними проплыла тупоносая туша аэробуса. Кабину
залило мертвым светом его сигнальных огней. Гирлянда прожекторов
тянулась вдоль долгого брюха, и на гладкой, с выпирающими
шпангоутами полосе читались нелепые в эту пору слова: "К СОЛНЦУ
ПО ВОЗДУХУ НАД ЗЕМЛЕЙ И ВОДОЙ".

В кабине вертолета под рентгеновским взглядом прожекторов
сделалось тихо и нуютно. Лица вдруг постарели, стали желтыми,
как золотые маски с вправленными в металл янтарными плошками
глаз.

Пасленов украдкой взглянул на старшего и задержался на нем
глазами.

Лежнев на него не смотрел. Он никуда не смотрел -- ни вперед, на
раздвигаемую остекленным лбом темноту, ни вниз, на панель
пульта. Веки его были опущены, а рука водила по плоской
пружинной дверце, за которой лежал пистолет.

Аэробус пропал так же бесшумно, как выплыл, лишь ненадолго
светом своих огней замутив белесую высоту ночи. Лежнев очнулся,
лицом ощутив перемену, и заговорил как-то сразу, словно не
договорил, сбитый с мысли появившимся в воздухе чужаком.

-- Перед вылетом сообщили: на квартире у Масленникова умер Натан
Рутберг. Масленников оставил старика одного, а тот взял и умер.
Старость, Виктор Алексеевич. Больное сердце. В это лето много
стариков поумирало. Ничего не поделаешь -- год активного солнца.

Пасленов кивнул.

Лицо у Лежнева сделалось темным, он опустил голову.

"Слава Богу, он лично не присутствовал на дознании. Иметь дело
со стариками -- нет, упаси Господь. Рутберг ничего не сказал. Он
знал, что старик ничего не скажет, иначе не послал бы к нему
четверку своих людей. И все же ощущение было поганое."

-- Там, в машине,-- он показал сигаретой,-- об этом никто не
знает.

Струйка пепла, как серая змейка, медленно потекла вниз.

-- Я думаю, если Масленников узнает о его смерти, как он себя
поведет? Они ведь были друзьями, старик и Масленников. Странная
дружба. Хотя, я считаю, покойного Натана Иосифовича Масленников
интересовал более как феномен дискретной эволюции психики.
Рутберг профессионально занимался вопросами психологии личности.
У него есть работы.

Капитан замолчал. Он вспомнил возвращение первой группы.

Первая группа. Масленников, Николаев, Борейко. Эксперименты по
Хронопрограмме только лишь начинались. И первый блин вышел
комом.

Туннель закрылся раньше, чем ожидалось. Тогда еще не умели
рассчитывать отклонение и детей вытащить не успели. Все трое
остались там, неизвестно в каком будущем, и пришлось ждать
целых пять лет до следующего эксперимента. Практически это
означало срыв всей программы, в которую были вложены миллионы.
Их группа, как и сейчас, отвечала за безопасность. Тогда думали
-- всё. Детей из будущего вытащить уже не удастся. Но прошло
пять лет, подошло время цикла, и детей все-таки вытащили. Только
это были не те десятилетние мальчики, которых посылали вначале.
Возвратившихся никто не узнал. Им было не по пятнадцать, как
следовало ожидать, они выглядели на все сорок, не меньше. Даже
думали, что в будущем их подменили.

Он вспомнил, сколько с ними было мороки. При засылке в будущее
весь расчет строился на том, что там, где они побывают, к ним
отнесутся как к детям, а не как к намеренно засылаемым агентам
из прошлого. И при возвращении ожидали, что десятилетние
мальчики, захлебываясь от счастья, наперебой начнут рассказывать
обо всем, что увидели. Вышло иначе. Беседы, допросы, активное
сканирование памяти -- все было напрасно. На памяти лежала
блокада. Все до эксперимента они помнили четко. После -- никакой
информации.

Именно тогда Масленников близко сошелся с Натаном Рутбергом. Они
были знакомы давно, еще до эксперимента. Идею свести их вместе
предложил генерал Полозов. Старая дружба -- кому, как не старому
другу, человек доверяет тайну. С идеей не получилось, но
Масленников и Рутберг с той поры продолжали встречаться.

-- Николай Максимович,-- голос Пасленова его отвлек,-- вы меня
извините, это не мое дело, но... Капитан Кравец -- неужели вы
думаете...

Лежнев оторвал взгляд от прозрачной стенки кабины.

-- Виктор Алексеевич, я ничего не думаю и ни в чем никого не
подозреваю. Кравец отстранен временно. Устал человек, вот и дали
ему отдохнуть...

Договорить он не успел. Белая точка, ползущая по схеме-экрану,
остановилась на углу набережной и Больничного переулка.
Одновременно заиграла тревожная музыка предупреждения.