ни было, поскольку можно не считать близкими отношения, не меняющие
жизнь...
безумный, как бы из двух персон состоящий старик, с тем, о чем я думал в
последние дни неотступно, я перебил его:
возникло чувство, что я вот-вот вступлю в полосу таких перемен, о которых
уж с молодости забыл и думать, и что Бог снова обратил на меня взгляд и
начинает посылать мне то, что наполняет дни жизнью... Но, простите, как вы
угадали, что именно мысли об этом мучают меня последнее время? Вы так
странно говорите...
не юрист будете? Мне нужен юрист, я сам сейчас с Германии, а вообще с
Украины, так я хотел узнать у юриста по льготам для ветеранов, или их нет?
Я так, скажу вам, как аиду, у вас умное лицо, так вам я скажу, как в
Германии даже такой пожилой, как я, может поджениться, и у бабы есть
гельд...
сошло с меня, я обогнул его, успевшего в последний момент сунуть мне
какую-то мятую бумажку, и быстро пошел к перекрестку, вон из переулка.
из новых этих бесчисленных контор, торгующих жильем. Текст начинался так:
"Ваша недвижимость ждет вас..." Апокалиптический оттенок этого сообщения
окончательно расстроил меня, и весь остаток пути до веселого ужина я
прошел уже не просто огорченный, а убитый, и чувствовал, что лицо у меня
искажено неприятной гримасой, как от физической боли, и встречные
поглядывают, но поделать ничего не мог. В словах старого сумасшедшего
прозвучало то, что я не только сам чувствовал, но и говорил себе вполне
внятно, однако, произнесенное вслух, это стало совсем невыносимым.
ничего нельзя, и в это лето мне предстоит пропасть. Можно было произнести
то же самое и с другим ударением - пропасть, и об этом я думал тоже вполне
всерьез.
просто его появление, безумие, сам вид безусловно свидетельствовали: нечто
началось, первый указатель пройден.
дешевая, "под роскошь" мебель, несколько длинных столов, накрытых для
фуршета - оливки, рыба, ветчина, виски, джин, водка, апельсиновый сок в
кувшинах и все, что бывает на такого рода фуршетах. Публика частью
выстроилась в очереди у столов, за которыми молодые люди, не глядя ни на
кого, раздают еду, частью уже с тарелками и бокалами сбилась в небольшие
беседующие группы.
присоединяются к той группе, где стою и я, Михаил Шорников.
сегодня "Беспредельную" читал?
актриса, писатель, другой писатель (эмигрант) и М.Шорников: - Я, читал,
читала! А как же! "Беспредел" обязательно! Надо их читать... Противно, а
надо, ничего не поделаешь. Только их теперь и читаем, да, пожалуй,
"Надысь", хоть и негодяи, конечно, а надо читать...
читает, руки бы не подавал. Вы их своими деньгами поддерживаете, а они вас
потом и повесят!
повесит... Я вот, например, с удовольствием "Жлоба" читаю. Название
остроумное...
(Политикесса-актриса заметно вздрагивает и как бы краснеет.)
и полиграфия... Просто эстетическое удовольствие получаю...
выпиваем, закусываем, светские разговоры ведем, а в Сретенске театр
закрылся, денег нет... Я запрос внесла, а вы (показывает в еще одного
политика вилкой с куском осетрины холодного копчения) этот запрос
похоронили! Я теперь как представлю себе Сретенск без театра, спать не
могу...
усталый. Хочешь, позвоню одной даме, она тебе биоэнергетику наладит? И
похудеешь заодно... (Политикесса-актриса с ненавистью в лице отходит к
другой группе.)
назад заехали ко мне ребята в Эл-Эй... Ну, Коля Пяткин, Зураб, Валечка
Прихожая, Витька Полоумов... В общем, вся наша компания пицундская...
Пошли в ресторанчик малайский, посидели... А сегодня я иду по Тверской,
смотрю - представительство открылось малайской авиакомпании... Вот такое
совпадение, господа, вот так...
черту, совпадение! Ты, Володя, просто жизни нашей теперешней не понимаешь,
извини... А Витька Полоумов просто сволочь и в "Надысь" печатается! А-а,
не знал? Вот так. В малайском-то ресторане... (роняет вилку, наклоняется,
роняет бокал и тарелку.)
выпить, пока есть чего...
какому поводу сама тусовка?.. И чего-то народ вяло подтягивается, ждут,
что ли, кого-то попозже?..
тусовки какой-то фальсифицированной дряни, я плакал о своей жизни. Принято
считать, что брошенные женщины плачут в одиночестве, и бедная девичья
подушка намокает горькими слезами, а утром опухшие веки, и проявившиеся
морщины, а надо жить, прилично выглядеть, ловить новую возможность,
которая всегда может быть - все это так, но, увы, не только, не только
дамы, поверьте мне! По-другому плачут мужчины, но плачут, и еще как...
Вот, например, сидя на кухне с бутылкой, добивая многотерпеливую печень,
не брошенные, а бросившие, да в том ли дело, кто кого бросил? Не в
самолюбии дело, ей-Богу.
жизни, о жизни вообще, о женщинах брошенных и еще нет, о профессии и своем
в ней месте, о безусловно скорой смерти, о пьянстве, о поражении как итоге
всего и о прочей ремарковско-хемингуэевско-аксеновской чепухе, давно
вышедшей из моды вместе с пьянством, женолюбием и прочей романтикой.
писатель, академик, посол, зэк, дворянский осколок, сталинский сатрап,
гэбэшный генерал, газетная номенклатура... Квартира на Восстания, на
Кутузовском, в левом крыле "Украины", на Горького, в Лаврушинском... Дача
в Серебряном Бору, в Архангельском, на Пахре, в Переделкине, в Краскове...
Машина от рождения. Знакомые. Университет. Знакомые. ВГИК. Знакомые.
МИМО... Коктебель, Дубулты, Пярну, Гагры...
везений, прорывов, до сих пор не верю, что это я был в Париже, и там обо
мне писали, и я стоял рано утром на Одеон, только что отпустив такси после
круглосуточного празднования с нудными и подобострастными рецензентами
сенсации по имени Михаил Шорников, в новеньком, но хорошо сидящем вечернем
костюме, вы совсем не похожи на русского, месье Шорникофф, я стоял на
Одеон, на островке у входа в метро, напротив кинотеатр и маленькая
пиццерия, на углу банк, и я никак не мог найти улочку, где жил в
небольшой, но вполне стильной гостинице, и спросил на тогда еще никуда
негодном английском дорогу у мужичка в газетном киоске, и он стал
объяснять руками и по-французски, но вдруг запнулся, полез в журнальные
кипы, вытащил свежий "Экспресс" и, тыкая в обложку, с которой смотрел я, и
даже в том же галстуке, стал восторженно объяснять уже подходившим
покупателям, что вот же, вот этот знаменитый русский, вот он стоит, он
только что спрашивал у меня, как пройти в гостиницу "Аббатство", вот он! Я
же улыбался вполне безразличным утренним французам и слегка плыл от
чудовищной ночной, в поддержание патриотической репутации, выпивки и,
главное, от того, что я стою на Одеон, знаменитый среди парижан.
времени! - в Берлине.
и снисходительные признания правительственных поклонников в еще не
сгоревшем ВТО.
благотворительных концертах.
был на первом курсе. Ваш поклонник, Миша... Спасибо, Леонид Степаныч... Да