платить? С ума сошел, подумал Краюхин, такие вопросы в голову пускаешь...
А на самом деле? Платил бы - и с легкою душою. Платил бы, подумал он
твердо.
оставшихся у входа, раздался зуммер. Вызывали они сами.
динамика разносились далеко и отчетливо. - Возвращайтесь скорее! Тут
такое!..
Короче, это видеть надо!
это и не люди вовсе! То есть, может быть, и люди...
возвращаемся, а ты вызови-ка мне двух проводников с собачками - и сгоняй
за ними вертолет.
тебя искать...
медленно привыкать к темноте.
хочу... Выпусти, меня мама ждет... Она испугается, что меня так долго
нет... Айболитик, выпусти, хороший... Ну, пожалуйста... Ты же хороший...
Ты же даже этих страшненьких жалеешь... Выпусти, я никому про тебя не
скажу...
под полом. Может, и вправду лед. Крепка решетка, и никак не дотянуться до
засова. Его ли эта серая тень? Забрал все, только курточку оставил, и
ушел. Хорошо, хоть одеяло дал. Зачем ушел?
Зачем ты меня запер?.. Пожалуйста, хороший Айболитик, выпусти меня отсюда,
я к маме хочу, выпусти меня...
толпились перед Советом, многие с детьми, многие с оружием: вилами,
дробовиками... Из Тарасовки прилетел вертолет со следователями; выехал, но
застрял где-то в дороге автобус с вооруженными полицейскими. Дивизия
прислала три десятка сержантов и младших офицеров: с автоматами за спиной,
они стояли на перекрестках, прочесывали дворы, заглядывали в подвалы. Это
успокаивало. Инспекторов их охранники запихнули в вертолет, но улетать они
пока не собирались. Телевизионщики, ставшие героями дня, внезапно
размножились: теперь их было человек десять, посерьезневших, в легких
касках и брониках, быстрых и пронырливых. Чьи-то вертолеты кругами ходили
над городом. Стахов чувствовал, что и его начинает затягивать темный
азарт. Будто начало войны. Ужас и восторг...
накапливалось за год - тихо, исподволь: слухи о гигантских крысах,
выходящих в лунные ночи из дыр в земле; слухи о том, что ребятишки
повадились голыми шнырять по пустырям и в развалинах заводских
недостроенных корпусов; постоянное исчезновение каких-то неценных, а
потому оставленных без присмотра вещей... И люди, конечно. Вот сегодня:
нет нигде Виктора Чендрова с электростанции (с работы ушел, домой не
вернулся), и нет Эльвиры Булак, которая из дому ушла, а на работе ее нет,
и склад стоит открытый, хотя и было предписано: склады запирать...
старушки, а из-за него приподнимается и замирает на секунду чудовище:
маленькая головка с огромными рубиновыми глазами, за головой плечи буквой
V, и все это похоже немного на атакующую кобру; потом голова чуть
поворачивается, рубиновый отсвет исчезает, и становится видно, что это не
глаза, а странной формы очки; идут - медленно - снизу косо вверх и вперед
и чуть влево две тонкие напряженные руки с вытянутыми пальцами, и вслед за
руками начинает приближаться голова, плечи опускаются... Смена кадра:
мальчишка у стены в позе готовой прыгнуть собаки, зубы оскалены, очки
непроницаемы - прыгает, все так же вытянув руки вперед, плывет, плывет по
воздуху...
на этот Эльвирин склад. Что-то там не чисто...
привела из лагеря Гарика Шваба, пятого из звена Артема Краюхина. Стахову
уже позвонили, что Гарик был в курсе преступного умысла четверки, но
никому не сказал ни слова. Теперь он был уверен, что его с родителями
выкинут вон.
испуганному и дрожащему. - Что не сказал - ладно. Ты еще молодой, чтобы
различать, когда закладывать друзей грех, а когда наоборот. Со временем
поймешь... Ты вот что скажи: почему ты сам с ними не пошел?
посмотрел на Стахова недоверчиво.
доживем до потом... а пока рассказывай.
трогать нельзя. А Темка говорит: не бывает их! А все же знают, что
бывают... Ну, и... все. Ветка говорит: слабо в пещеру залезть. Вот. А
Темка туда уже ходил, да дойти не смог: болото. А тут жара... Ну, и пошли.
Я говорю... вот. А они: никаких не бывает, потому что... и все. А только
Сега ружье-то прихватил. Хоть и говорил, что не бывает... А мне сказали,
что трус - ну и сиди. А я что? Я не потому что трус, а просто... Ну, я же
сам видел! Маленького, как первоклашку, голого, а с ножами. Спарту как раз
прогуливал... она залаяла, он в канаву - и все...
мы такое говно в ваших глазах, что нам ни доверия, ни... а, да что с вами
говорить... В общем, парень, знай: в том, что ребята пропали, не только их
глупость виной, но и твоя. Иди пока. Вспомнишь что ценное - скажешь. Мне,
или тете Клаве, тете Марусе...
говорил - не верят!!!
возле детей. Слышала что-нибудь такое: про подземных жителей, про голых
малышей?
отвлекать пыталась...
чтобы ты - сейчас, немедленно - поговорил с ребятами и узнал про этих
подземников как можно больше. Кто они, чем занимаются... Через, - он
посмотрел на часы, - через четыре часа придешь сюда и расскажешь все, что
узнал, мне или тому, кто будет здесь вместо меня. Понял? Теперь беги.
слоем муки обнаружена кровь, много крови, очень много крови...
зал - где его поместили, освещалась не светодиодами, а какой-то липкой
сиреневато-зеленой дрянью, размазанной по потолку и стенам. Свет от нее
шел довольно сильный - по сравнению со светодиодами, конечно, - но из-за
того, что шел он со всех сторон, казалось: зал полон дыма. Было плохо
видно, что в очках, что без очков...
уличив его в обмане, о чем-то задумался надолго, а потом велел страже
отвести его - гостя! - в этот зал, вкусно кормить и заботиться, но наружу
не выпускать. Отступники могут попытаться похитить его или даже убить...
Артем чувствовал, что заболевает: дышалось тяжело, глаза казались
тюбиками, из которых кто-то что-то выдавливает, кожа будто бы высохла и
отстала, прикосновения к ней не ощущались. Замерз. Простыл. Слова не имели
смысла. За-мерз. За-кон. За-рок. Рок. Кон. Мерз. Мерзавец. Я. Ну и что?
Подумаешь... Он покосился в угол, где продолжалось шевеление. Не звал я их
сюда и силком не тащил... Только там, еще почти наверху, роясь в
окровавленных вещах, Артем ощутил вдруг невыносимый ужас утраты. Сейчас
ему было почти все равно. Будто оброс корой. Надо выбираться, вот и все.
Надо выбираться... Он не пошевелился.
то погасала, то загоралась. Будто кто-то дул на угли. И шорох. Коротко
прокатилось что-то тяжелое. Нехотя Артем встал и пошел в ту сторону.