сюда - на южную оконечность земли. Здесь ему предстоит строить последнее
убежище, спасаться в нем и ждать неведомо чего, без надежды дождаться.
наверх, высыхали, покрывая колючей сединой кожу. Зау стоял, напряженно
вслушиваясь. Тишина. Ни одного голоса. На всем берегу, а может быть, и на
всем материке, он единственный нарушает безмолвие, посылая в мир полную
отчаяния мысль.
свищет меж безлистных ветвей. Это ничего, лес оклемается, если ему
позволит погода. Он сейчас без листьев, потому что зима и холодно. Даже
сюда, на южную точку континента, пришел зимний холод. Все время льют
дожди. Никогда раньше их столько не было - бесконечных, мелких, изводящих
душу. Облака загораживают солнце, от этого холодает еще быстрее. Зау
невесело вздохнул: даже сейчас он ищет объяснения происходящему.
осмелевших, ставших опасными. Сбылось безумное видение Мезы: говорящие
съели свою землю, и молочники без помех догрызают то, что осталось.
говорящие. Но уже давно не слышно оттуда голосов - то ли не с кем
беседовать через море, то ли и там беда, и разум задохнулся в собственных
отбросах. Впрочем, даже если там и живы разумные, им не удастся отсидеться
в теплых землях. Пройдут эпохи, но когда-нибудь страны соединятся, и по
дну бывшего моря хлынут орды глухого, беспощадного, ко всему привыкшего
зверья. Если они на его глазах так изменились, то что же будет потом...
холодно, грелка работала плохо. Зау прикрыл дверь и начал раскладывать на
камнях набранные днем ветки. Еще один бессмысленный и опасный эксперимент.
Мысль не может успокоиться, хотя надежды на победу давно нет. Что делать,
таким он создал себя - сначала его покинут силы и только потом разум.
стал хорошо видеть. Он осторожно взял еще одну ветку, бросил в огонь,
быстро отдернув руку. В комнате постепенно становилось тепло, Зау ощущал
это по тому, как исчезала сонливость. И все же его не оставляло чувство
обреченности. Во все века огонь разводился лишь для того, чтобы хоронить
умерших, давний опыт с углем был не в счет. И теперь Зау казалось, будто
он хоронит самого себя.
некуда деваться, постепенно он заполнил помещение, заставив Зау лечь на
пол. Но вскоре дым достал его и там. Несколько минут Зау лежал, не дыша и
часто моргая, чтобы умерить резь в глазах, потом выскочил на улицу
отдышаться и проветрить дом. Дым повалил следом из открытых дверей.
Почему-то его не становилось меньше, густые клубы выплывали из проема и
тут же сливались с затянутым облаками ночным небом. Зау сунулся в дом и
увидел, что в комнате горит пол. Должно быть, угли провалились между
подложенных камней. Зау плеснул в огонь запасенную заранее воду, потом
метнулся было к берегу, но сделав два шага, остановился. В темноте он не
видел абсолютно ничего и мог лишь разбиться, упав с обрыва.
было нечем и незачем. Зау стоял и рассматривал свои праздно висящие руки.
Неужели это он? Неужели это его руки? Когда он успел стать таким? Это
скорее лапы Хисса, натруженные и уставшие. Завтра с утра ему снова
придется браться за работу. Одному, без помощников таскать бревна, строить
дом, ночами спасаться у костров... Для чего? Чтобы в одиночестве протянуть
еще несколько сотен мрачных лет? А потом? - Зау шевельнулся. - Потом он
доживет до своего предела и перед смертью расскажет историю жизни и гибели
могучей цивилизации говорящих. И может быть, если на материках Гондваны -
в Африке или Индии - есть еще разумные, они услышат его, и это поможет им
хоть в чем-то. Далеко Африка...
тут же пропало среди облаков. С неба привычно засеяло мелкой водой. Зау,
вяло двигаясь, натаскал сучьев, выломал в лесу два ствола, но донести их
до берега не смог. Он понимал, что не сумеет разжечь насквозь промокший
хворост.
лицо снежным залпом.
бездонной чернотой сна. Трудно ступая, Зау вышел к пожарищу. Под ногами
хрустел лед.
туч. Наступил вечер. Один из бесчисленных вечеров на планете Земля. Скорее
всего, для него этот вечер станет последним.
белых гребней. И воздух не прочерчивала распяленная тень рамфоринха, лишь
несколько чаек-ихтиорнисов бестолково бились в воздушных струях. Свистел
ветер, и в тон ему с пустой земли доносилось тонкое подвывание. Молочники
дождались своего мокрого и холодного часа.
темнело, беспомощные глаза не могли служить Зау. Но все же, повернувшись к
лесу, Зау увидел полукруг горящих точек. Заметив движение, молочники
отскочили, переливчато перекликаясь. Даже эти, новые, они были ничтожно
слабы по сравнению с ним, но они умели ждать, а за их спинами стояли тьма
и холод.
Огненная цепь рассыпалась, охватывая его со всех сторон.