Живот его раздулся и громко булькал при каждом движении, запах чавги уже
вызывал тошноту, а Шооран не мог остановиться, добывал все новые клубни,
лил сок на голову, мыл лицо, руки, даже запачканный и порванный жанч.
Впервые он видел столько чавги: мелкой и огромной - с кулак величиной, и
теперь не знал, как себя вести. Набил чавгой сумку, снял даже жанч, и лишь
внезапный приступ дурноты заставил его прекратить бессмысленное занятие.
Оройхон на который он попал, ничуть не походил на оставленную позади землю
изгоев. Казалось, здесь вообще никто не жил. Если бы Шооран не видел все
это своими глазами, он бы не поверил, что такое возможно. Скорее всего он
просто-напросто умер. Мама рассказывала, будто в одной из дальних земель
люди не поклоняются Ёроол-Гую, а верят, что только Тэнгэр обладает
настоящей властью. Эти люди убеждены, будто после смерти уйдут за пределы
далайна, туда, где стоит алдан-тэсэг. Всякий умерший очутится у подножия
алдан-тэсэга и сможет начать восхождение. Но если при жизни человек
поступал плохо, то по дороге его схватит Ёроол-Гуй и навечно унесет в
беспросветный шавар, по сравнению с которым глубины далайна покажутся
сухим оройхоном. Лишь немногие праведники достигают вершин и восседают на
алдан-тэсэге рядом с самим Тэнгэром.
оройхон даже до середины которого достигает вонь, плывущая с мертвых
земель. Все здесь как дома, только богаче, нетронутей: хохиур, чавга,
харвах и... Шооран замер, увидев тукку. Зверек возился в грязи, разрывая
клубни чавги. Казалось, тукка была полностью поглощена своим промыслом, но
едва Шооран, в котором мгновенно проснулся охотничий азарт, сделал
крадущийся шаг в сторону тукки, как та сорвалась с места и кинулась к
шавару.
она не денется. Мягмар."
вслед и понял, что бежать не сможет. Не слушались ноги. И вообще, какая
сейчас может быть охота, куда бы он дел тукку, умудрись он даже добыть ее?
Шооран вернулся и сел на вымытый камень, который еще не успело затянуть
нойтом.
бывало, принялась копаться в грязи. Шооран смотрел на нее, и что-то
медленно ломалось у него в груди. То, что было значимо еще два дня назад,
рассыпалось пылью, а нового взамен не появилось. И не было сил даже
удивляться происходящему. Тукка копошилась неподалеку в большой луже, и
казалось, так и должно быть, что так уже бывало прежде. И когда большая
серая тень, перемахнув тэсэг, упала, разбрызгав грязь, и свистящий удар
развалил надвое не успевшую выпустить игл тукку, Шооран тоже не удивился и
не испугался, а продолжал сидеть, так же спокойно глядя на нового зверя.
было одето тускло блестящим хитином. По усаженным режущими пластинками
усам - жестким и длинным, в человеческий рост - Шооран признал его. Перед
ним был парх, второй после гвааранза хозяин шавара.
сворачиваться в гигантский клубок, поджимая под себя сегменты хвоста и
скручивая секущие усы.
переступая мягкими как сырой харвах ногами. Побежал потому что надо было
бежать. Теперь он словно тукка петлял и шарахался от тэсэга к тэсэгу, но
при этом удивительно спокойно повторял прежнюю мысль, примеривая ее на
этот раз к себе самому: "Никуда он не денется. Мягмар. Время удачной
охоты."
швырнул ему навстречу сумку с чавгой, и это сбило безукоризненно точный
прицел: усы разрубили грязь в полушаге от ног Шоорана. Шооран метнулся в
сторону, за небольшой тэсэг, присел, надеясь, что парх потеряет его из
виду. И то ли это действительно произошло, то ли парху просто надоело
прыгать, но он на минуту замер, потом развернулся и пополз к своей первой
жертве. Распущенные усы безвольно волоклись по грязи, четыре пары острых
роговых челюстей бесцельно пережевывали что-то. И Шооран вдруг вспомнил,
что из такой челюсти был сделан мамин скребок для кожи.
Зрелая чавга предательски хрустела под ногами. Шооран понимал, что и в
центре, и на том краю тоже есть суурь-тэсэги, а значит - и шавар, из
которого выползла вся нечисть, но оставаться здесь не мог. Знакомая
опасность казалась страшнее.
замечен, вокруг толпились бы охотники с сетями и копьями, и хищник думал
бы сейчас не о добыче, а о том, как сберечь собственные усы. Где все? Куда
девались люди?
утром он мечтал никого не видеть, а теперь стремился во что бы то ни стало
найти людей. Он прошел уже почти весь оройхон, но так никого и не
встретил, а туман, всегда висящий над далайном и прибрежными оройхонами, и
не думал сгущаться, напротив, он становился все реже, и наконец Шооран
увидел впереди пышную крону растущего туйвана. Сомнений быть не могло: там
находился еще один оройхон - сухой оройхон! - а это значит, что и за ним
продолжалась земля.
пополз. Он действительно достиг рая! Третий раз за свою жизнь он ступил на
сухой оройхон, и впервые его руки не были заломлены, он мог поднять голову
и оглядеться.
повсюду покрывала хлебная трава, но ее никто не косил двенадцать раз в
год, и она росла беспорядочно, как хохиур: рядом с поспевшими гроздьями
поднимались цветущие метелки и перезревшие, растерявшие гроздья стебли.
Шооран сорвал одну кисть, засунул в рот и скривившись, выплюнул - зерна
оказались твердыми и невкусными. Зато когда он подошел к дереву, то
увидел, что вся земля под ним усыпана опавшими плодами. Плоды были мягкими
и пахли не затхлой водой, как чавга, а источали сильный и сладкий аромат.
В жизни Шооран не пробовал ничего подобного, и даже представить не мог,
что такое существует.
измученного сознания. Шооран больше ничего не понимал и ничему не
удивлялся. Ясно же, что он умер, но пришел не к Ёроол-Гую, а словно
праведник далеких земель, поднялся на алдан-тэсэг.
бесконечно длинного дня, но по счастью раньше не выдержал желудок. Шоорана
стало рвать. Рвало горькой кашей чавги, наспех проглоченными кусками
плодов, желчью. И долго еще выворачивало опустевшее нутро, заставляя
сгибаться и стонать от боли.
был настоящий старик, старше даже, чем Хулгал. Белая борода опускалась ему
на грудь, морщины на лице были проведены временем, а не нойтом. Старик
стоял, опираясь на палку и смотрел на Шоорана.
жизнь проведя под открытым небом, он привык видеть над головой лишь
размывы туч или, в крайнем случае, кожаный навес, и потолок из
ноздреватого камня пугал своей тяжеловесной твердостью. Казалось, эта
громада сейчас рухнет всей тяжестью, сомнет, не оставив целой кости.
Замерев, Шооран напряженно уставился в потолок, стараясь взглядом удержать
камни от падения. Минуты шли, потолок висел неподвижно. Убедившись в его
надежности, Шооран осмелился пошевелиться и посмотреть по сторонам.
проникал через два отверстия, расположенных под самым потолком. Посреди
комнаты стоял стол, сделанный из панциря монстра, выброшенного далайном. К
столу придвинут вычурный позвонок, возможно принадлежащий той же самой
рыбе.
старик. В руках он держал чашу, над которой горячей струйкой поднимался
пар.
притягательно, смягчало губы и обожженное дымом горло. Хотелось припасть к
чаше и не отрываться от нее никогда, но Шооран нашел в себе силы соблюдать
приличия и пил не торопясь, мелкими глотками, как полагается в присутствии
бога. Не смог лишь оставить на дне немного отвара - выпил все до капли.
звери далайна не тронули меня, потому что сейчас мягмар.
задохнуться... - сказал старик. - И, кстати, почему ты называешь меня
Тэнгэром? Я такой же человек, как ты, только я пришел сюда раньше и живу
тут уже много лет.
никакой земли, - не то спросил, не то пожаловался Шооран, приподнявшись на
локте и глядя на старика.
ходил по горящему болоту и видел лишь стену далайна. А потом илбэч пришел
сюда снова и выстроил еще девять оройхонов. К тому времени уже никто кроме