Уходи, - сказал он, - не мучай меня. Прав я или не прав, но я ничего не
скажу.
кипенно-белом одеянии, в красных бликах живого огня, в тихом свете
закатной славы.
с досадой.
твои величания - одно притворство, а мне и так надоела ложь! Задавай
вопросы, - сказал старик. - Если смогу - отвечу.
Андраса и ушел ни с чем. А когда уйдешь от меня - берегись!
ответа?
которые незачем отвечать. Скажи напрямик: чего ты хочешь?
храма... да, собственно, я и остался тем, кем был. Меня избрали Хранителем
лишь потому, что _Т_е_ не могут меня убить. - Он тихо меленько засмеялся.
- Посылают ко мне ночами смерть, а я молюсь. Ты веришь в молитву, Ранас?
- эта смерть унесла двух его сыновей, остался один, последний. Ладно, -
сказал он, - слушай.
полыхало синим и белым. Грома не было - только ужасный свет; мы собрались
в храме и пробовали молиться, но слова не шли с языка, губы немели, и было
так страшно, что люди теряли разум. Я помню: я стоял, вцепившись в
колонну, а вокруг метались и выли, падали наземь и бились в корчах. Я
помню: Наран, мой брат по обету, был рядом со мной, и вдруг он ударился
головой о колонну, и кровь его обагрила мои одежды.
разум. Я ходил среди мертвых, перевязывал раны живым, укрощал безумцев, а
день все длился и длился; никто к нам не приходил, и те, кого я послал за
помощью, не возвращались.
жаль, я забыл его имя - он давно уже мертв. Мы вышли из храма и наткнулись
на черных. Они обнажили мечи и заставили нас вернуться. Тогда мы по
тайному ходу прошли в караульню. Стражников перебили - не злые силы, а
люди; мы взяли плащи, чтобы скрыть облачения, вылезли через окно и
проползли мимо черных. В Верхнем Храме творилось то же, что и у нас, и
черные тоже стояли у входа. Но город не был безумен, Ранас! Только нас
одних постигло несчастье, и никто не знал о нашей беде! Нет, - сказал он,
- остальное тебе не важно. Важно одно: Верхний Храм не вступился за Энраса
потому, что некому было вступаться. Все, кто мог говорить от Храма, умерли
в эту ночь. И Соправители... не вини их, Ранас, они были только людьми. Я
не знаю, как их заставили, но я видел то, что я видел, и не стану судить
других. Ты дерзил несчастному Андрасу, а он ведь долго держался. Он
держался так долго, что Энраса чуть не спасли, но тех, кто хотел похитить
его из тюрьмы, настигла ночная смерть.
догадки... Я - умный человек, - сказал он, - я знаю, что глуп, что разум
мой узок и познания ничтожны. Я - только Хранитель Огня, - сказал он, -
хранитель веры в безвременье и надежды в пору упадка. Я едва обучен
грамоте и не посвящен в Таинства. Есть люди, которые смогут тебе ответить,
но если я это позволю - они умрут. Я сам их не смею просить ни о чем. Для
Храма их жизни дороже моей - я должен их уберечь!
тебе, Великий Хранитель. Но есть еще вопрос... кто правит в Ланнеране? Кто
покорил его?
страха. Убить человека легко - если он боится. Проклятие - славная
выдумка, она объясняет все. А мы пока что бессильны, Ранас, мы не можем
дать людям надежду.
грязи. В Приречье и в Каоне хватает людей, которым не на что рассчитывать
в Ланнеране. Посули им достойное место в жизни - и они за это пойдут на
все. Не в черных беда, - сказал старик, - в открытой ране всегда заводятся
черви. Нет, Ранас, - сказал он, - душа Ланнерана жива, и люди его не прах.
Достаточно капли надежды...
сюда пришли!), тревога, звериное чувство засады; он вытащил меч - пусть
это смешно, но лучше смешить других, чем умереть самому, и когда они вдруг
возникли со всех сторон, наши мечи встретили их мечи.
одного из многих. Дыхание, топот, железный лязг и полузабытая радость боя.
Лейся, кровь! Пусть умирает враг! Дети Моря, жаждут мечи...
из духоты. Два страшных глаза, два страшных меча, крики, стоны - и тишина.
гостевой покой и закрыл за собою дверь.
мечами и одетый плюхнулся на постель.
Почему приходит ночная смерть? Кто тот бог, что сотворил столько зла?
властвует смерть. Клубки перепутанных жизней, разрубленных болью смертей;
бесчисленная вереница смертей, позорных и славных, мучительных,
безобразных, всегда одиноких...
угрюмых глубин души. Жестокая темная радость, рожденная смертью, налитая
смертью, несущая смерть.
взял ее в руки - трепещущий черный комок, он тихо ласкал ее, и она
потеплела в его ладонях, раздалась и словно бы обрела чуть заметную плоть.
И он поднес ее, как младенца, к окну; он подбросил ее, словно ловчую
птицу, и она унеслась над городом прочь, прочь, прочь - к руке, что ее
послала.
засмеялся жестоким безрадостным смехом.
никогда. Я думал: он видит и слышит лучше меня, он знает и может больше,
чем я - он бог, но немножечко человек. А теперь я знаю, что это не так. У
нас будто десять глаз и десять ушей, мы видим то, что у нас за спиной,
кинжал за пазухой, лицо под повязкой, шаги на соседней улице, и что
говорят за стеной вон в том доме, далекий крик, запах дыма, запах
похлебки, запах страха, запах смерти...
живых: он серый, тусклый, громкий; он колышется, он исходит болью, а с
другой стороны подступает мрак, холод, ужас и гнилостный запах смерти.
дела живых. Кроме немногих, - говорит он с усмешкой, от которой немеют
губы.
живет во мне? Значит, мама знала об этом?