смертью. - Будьте трижды прокляты!
чуть дрожащее подо мною.
унижения, как если бы я внезапно оказалась обнаженной на ученом совете,
среди ласково улыбающихся старцев и пунцовых от негодования дам.
отплыл от меня и спокойно наслаждался моим несмываемым позором.
и, как собачонка, да, как затравленная собачонка, поползла, поковыляла, но
не туда, к спасению, а сюда, обратно, ведь карниз-то был вот он, рядом.
Одной рукой я нащупывала эту подрагивающую подо мною штуку, а сама
старалась не смотреть вниз, где шевелился туман.
отодвинула меня от карниза. Я повернулась, заплакала и поползла.
выключат это, чтобы позабавиться, как ты рухнешь в пропасть, вон туда, где
ревет и перехлестывает через запруду Тас-Аксу. Пусть ревет и
перехлестывает. Она сметет завал и сразу вниз, в долину, покатится грозный
сель, - грязь, смешанная с камнями и стволами деревьев. Ну и ладно. Пусть
тело мое поглотит грозный сель. Чтоб и костей не осталось.
плексиглас. И немного вогнутым с боков, как если бы я находилась в
невидимой большой трубе. Чудилось, что от него исходит розоватое сиянье.
чьей-то потехи ради? Кто дал мне право, мне, представительнице земной
цивилизации, так унижаться неизвестно перед кем, из бог весть каких
захолустий вселенских? А может, это беглые каторжники из созвездия Гончих
Псов? Как и зачем очутились они со своей черной колымагой внутри скалы? От
кого они там прячутся? Почему не показывают своих лиц, если у них вообще
есть лица! Почему столь бесцеремонно прогнали меня, заполучив кое-какую
информацию на пяти страницах блокнота?
Сердце билось так сильно, что от его ударов (так мне казалось) и
содрогалась невидимая дорожка, по которой я уже шла. Да, шла! А вы уж
поступайте со мною как заблагорассудится, ползучие космические гады!
вот, именно сейчас, пыточных дел мастера меня и прикончат.
упиралось, как в клемму, в обнаженную скалу, я соскочила в шипигу,
бросилась бежать вверх по склону, пока не вскарабкалась на знакомую
туристскую тропу. Я упала вниз лицом на мокрую траву и нарыдалась вволю.
черномазого избавителя с лопатой.
утопало в земле), он наклонил лопату - вещи соскользнули ко мне.
даже, чем отблагодарить. А ведь долг платежом красен.
называют фазаньими хвостами.
как магнитом.
загадочные садостроители, - сказала я. - Понимаю, что вы при всем желании
не смогли бы вручить мне ваших цветов - ведь любой из них размером с наше
дерево. Под него нужен не кувшин, а целая цистерна. Зато фазаний хвост
вполне уместится в вашем наперстке. И надеюсь, украсит ваш потешный сад.
До следующей встречи! Хотелось бы на прощанье услышать звездную мелодию из
вашей граммофонной трубы. Явите великую милость, сыграйте!
над пропастью награжденный цветком мой спаситель. И вдруг поняла, на что
похож тускло-черный, расширяющийся к торцу кристалл.
времена. Правда, большая часть смерча - в этом я была, непонятно почему,
уверена - покоилась в скале, но, подобно тому, как по обрывку фотографии
(а мне случалось их рвать!) узнаешь любимое лицо, так и я сразу распознала
лик смерча.
листьев, ощущая, как в меня вливается жизнь.
звездная", - улыбнулась я сама себе.
месте рушились глыбы. В центре скалы зазияло огромное отверстие.
вверх - были ободраны, искорежены, будто вспаханы мотыгами исполинов. Ни
деревьев, ни кустарника, лишь кое-где зелеными заплатами пробивалась
молодая трава да валялись изуродованные стволы елей с начисто содранной
корой. Приходилось огибать камни величиной со стог сена - их приволок
сель. Житель равнин никогда бы не поверил, что говорливая безобидная река
может натворить такое.
начала века, где Город был за несколько минут сметен с лица земного такой
же разбушевавшейся речушкой. Не пострадал лишь деревянный многоглавый
собор, возведенный без единого гвоздя гениальным строителем Зенковым. В
этом-то разноцветном узорчатом храме, похожем на Василия Блаженного, и
размещался музей, когда я был мальчишкой.
Что-то тревожило меня в этих кое-где тщательно зачеркнутых строчках,
наспех набросанных ее пляшущим почерком. До конца я так и не смог
определить свое отношение к ее сумбурной исповеди. Я слишком хорошо знал
Лерку, чтобы задаваться вопросом: верить или не верить. Даже если она
предложила игру, то одну из тех игр, что реальнее самой жизни. Беспокоило
что-то другое...
пути, - размышлял я. - Оказаться они могут где угодно, об этом размышлял
еще русский философ Федоров, учитель Циолковского. Действительно, при
пространственно-временном переходе всегда есть риск очутиться хоть в жерле
извергающегося вулкана. Они оказались в скале. Допустим, земля и воздух
для них в равной степени чужеродны, причем не существует даже границ
перехода от твердого к газообразному, поскольку их собственная среда
обитания совершенно другая. Отсюда скафандры. Далее. При всей
парадоксальности Леркиной мысли, что сад в кристалловидном корабле-вихре
представляет собою единый живой организм-двигатель, я готов был
согласиться и с этим, хотя смутно себе представлял механику подобного
движения. Но как бы они ни двигались, в какой бы среде ни обитали, почему
эти, несомненно, высокоорганизованные создания не пожелали объясниться?"
контакт? Неужели мы такие уж примитивные твари...
Туземцы, дикари, погрязшие в суевериях, - это слова самого мэра, выходца
из их же племени. А ведь не кто другой, как мэр рассказывал, что в ветхом
дворце вождя на большой каменной стене выдолблен календарь, где помещены
все солнечные и лунные затмения за несколько прошедших тысячелетий и еще
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур
Соломатина Татьяна
Распопов Дмитрий