недугов, которые мы усваивали, добиваясь ваших успехов. Так что об
этом нашем общем, всепланетном раке, - ваше сравнение, Ева, кажется
мне очень точным, - мы думали никак не больше вашего, а действовали,
пожалуй, меньше - хотя поразговаривали, безусловно, вдосталь, что
есть, то есть. Но ведь рак не из тех болезней, которые можно
заговорить. А у нас еще и традиция сработала: ждать, пока вы начнете,
чтобы на вашем опыте убедиться, что дело стоящее... Давняя привычка:
во всем, кроме политических экспериментов, начинать вторым номером, за
вами - чтобы было, кого догонять. Вот если бы мы с самого начала
сказали себе и всему миру: не догонять то, что устремлено в тупик
не-по социальной своей структуре, но из-за в корне неверного отношения
к обитаемой нами планете, не догонять, а - идти другим путем! Строить
иную цивилизацию, а не другую общественную или государственную форму в
рамках все той же, технологической, которая и по сути своей более
ваша, чем наша - потому что вашим способом жизни она и порождена. Иную
цивилизацию. Подите-ка решитесь! А ведь больной канцером - он, как
известно, старается в него не верить: верить страшно, тогда надо
начинать о душе думать!.. И мы утешаемся: ну, какой там рак, это
язвочка, гастритик какой-нибудь, ну, попьем таблеточек, в крайнем
случае-лучевую терапию, но и это уже из чистой перестраховки, только
чтобы домашних успокоить. Да и времени нет болеть, работа продохнуть
не дает! И ведь верно, есть работа, есть - а новообразованьице
разрастается, а жизнь гибнет, вся планета гибнет, а безотходная
технология - это то самое лекарство от рака, хотя и не стопроцентное,
которое изобрели бы - да больной раньше помрет... Но вот приходит
мгновение, когда больной вдруг понимает: нет, не язва, не воспаление
какое-то - это он, кого и называть страшно. И наступает сумятица,
потому что глубокий, животный страх только к ней и приводит. И от
смертельного ужаса, конечно, многое может возникнуть: и кровь, и
погромы - бей ученых, вон до чего довели, бей инженеров - понастроили,
позатопляли, поизуродовали, бей начальство - докомандовалось, довело
до ручки. А уж заодно, конечно - бей инородцев, или иноверцев, или
жидомасонов, или там черных котов - опыт-то во всем этом есть, он едва
ли уже не в генетической памяти сидит...
достаточно уже сказал. Да и времени не осталось.
Сейчас тут было спокойно, никто не мешал осмотреться и решить, как
быть дальше.
сюда - уводило к лесу; левая дорога шла к Научному Центру, правый
поворот - к городу. По-прежнему не видно было ни одной машины, только
на правой дороге, метрах в двухстах отсюда, сбоку что-то чернело,
словно бы машина сорвалась с дороги и теперь лишь багажник торчал из
кювета.
вошел уже в привычку, и сказано было по-английски, так что остальные
поняли. - Когда я здесь был, ее не было.
голосом, словно ему было все равно: ездят они, или нет.
Впрочем, для нее он ведь до сих пор оставался лишь туристом; турист,
понятно, мог бы и не заметить. - Да ладно, не все ли равно-есть она
или ее нет? - Он взглянул на часы. - Ну что же, как принято говорить в
таких случаях - был рад познакомиться, сохраню о вас лучший
воспоминания.
высокомерно. - Вы что, собираетесь бросить нас тут?
Милов, однако, в этом был глуховат.
там меня ждут...
повернулась и, даже почти не хромая, быстро пошла прочь, чтобы,
наверное, не сказать лишнего, пошла, не разбирая пути, скорее всего
инстинктивно, к толстому дереву - укрыться, может быть, за его стволом
и там дать волю слезам. Милое глядел ей вслед; он был несколько
удивлен, не понял происходящего и поэтому спохватился не сразу.
увидела. Как схваченная, остановилась. Поднесла ладони к щекам.
Медленно повернулась. Глаза ее были широко раскрыты и неподвижны.
вдруг, что это был, возможно, первый убитый, увиденный ею в жизни.
произнесла ни слова.
по-намурски. Может быть, он решил, что я - фром.
неприязнь. - Вы, надо полагать, наслушались о нас всякого вздора. Вот
доктор Рикс тоже иностранка - разве она когда-либо чувствовала на себе
чью-то неприязнь по этой причине?
механически, задумавшись совсем о другом. - Вы, помнится, сказали
что-то о дубовых листьях - у тех, кто напал на поселок?
природы" - есть у нас такое движение, его возглавляет господин
Растабелл. Однако я сомневаюсь, чтобы те люди...
комбинезоны?
гражданское движение, совершенно мирное. А этот... этот, мне кажется,
из волонтеров.
организация - из бывших солдат в основном.
казалось, даже не прислушивалась к разговору. - Это его отряды. Лестер
хорошо знаком с ним.
церемонийместер. - Муж доктора.
разговоры. Волонтеры никогда не вступали в конфликт с властями. И вас,
господин Милф, я призываю не делать поспешных выводов. Лучше подумайте
вот о чем: вы, вольно или невольно, убили человека, гражданина
Намурии, и должны нести за это ответственность: мы живем в
цивилизованном государстве. Если вы сейчас покинете нас, то это можно
будет расценить лишь еае попытку уклониться от ответственности. Как
лояльный гражданин моей страны, я вынужден буду помешать вам в этом!
наверное, и выглядеть он стал не грознее, а комичнее. Господи, -
подумал Милов, - сморчок этакий грозит мне... Но он ведь прав - с
точки зрения нормальных условий жизни, и уважения достойно, что так
выступил - не круглый же он идиот, чтобы не понимать, что я даже со
связанными за спиной руками в два счета его утихомирю. Мне надо в
Центр, это верно, однако ситуация не тривиальная, да и женщина, чего
доброго, подумает, что я испугался и спешу унести ноги...
краем глаза следя за Евой - сейчас она повернулась к нему лицом и на
губах ее возникла улыбка, одновременно и радостная, и насмешливая:
она-то, женщина, ясно видела, кто из двоих чего стоил. - Убедили, и я
готов последовать за вами. - Милов почувствовал, как легко вдруг стало
на душе; неужели было у него внутреннее нежелание расстаться с этой
женщиной тут, на распутье, возможно ли, чтобы он... он оборвал сам
себя. - Итак?
деле нужно в Центр? В таком случае мы пойдем с вами.
делать?
врач. И там мои пациенты. Дети. Забыли?
семья. Семья!
кроме Бога одного, как сказано. Ева в ответ невесело усмехнулась.
просто вздохнет с облегчением.
постойте, у меня возникла блестящая мысль! Что, если мы посмотрим ту