-- Да, противно! Потому что вы... вы... вы бандиты!
малец, продолжай.
и больше. -- Вы ворвались в наш дом, чтобы... чтобы...
промурлыкал рыжий; от той ласки веяло чем-то змеиным. -- Не поверил.
Ай, какой смышленый мальчик! Слышишь, старик? -- Он круто повернулся к
деду Мартыну. -- Да ты сядь, не ерепенься... А щенок-то твой, глянь-ка,
зубки кажет, в отличие от старого облезлого кобеля, который забился в
угол и скулит от страха. Скулишь ведь, дед? Скули-ишь!
превратился в темно-оранжевого, глаза налились мутью и кровью, к нижней
губе прилип потухший окурок и висел там уже минут пять, не меньше. Вид
этого типа, а также двух его дружков, был настолько омерзителен, что
Игоря затошнило, и ему немалых трудов стоило сдержать подступившие
вдруг позывы к рвоте. В довершение ко всему воздух в доме был пропитан
табачным дымом, водочным перегаром, мужским потом, грязной, запревшей
одеждой и той специфической вонью, которая так характерна для бурных,
не знающих меры, попоек.
папиросой. -- А, чтоб тебя!.. -- выругался он и с досадой сплюнул.
видать, налакался...
словно только и ожидавший этого момента, вскочил на ноги и взял ружье
на изготовку. Но рыжий, хоть и был в стельку пьян, опередил его.
своего автомата, -- иначе я выпущу мозги из твоего гаденыша. Ну!
Быстро!
который раз за день пожалел о присутствии внука.
прозвучал неожиданно крепко и властно. -- А ты, щенок, -- перевел он
взгляд на Игоря, -- будешь сидеть здесь. Всю ночь. Усвоил?
сбросил с себя обмякшее тело сообщника, с трудом поднялся на ноги и
снова сел за стол. Правой рукой прижимая приклад автомата к животу,
левой вновь наполнил стакан и тут же его опорожнил. Когда спиртное
прижилось, он снова поднял глаза на деда Мартына.
скопились все действующие лица этой истории. Окон в кухне не было
вообще. Таким образом, спровадив туда лесника, рыжий мог быть спокоен,
что тот оттуда не улизнет. Нужно только забаррикадировать дверь -- и
дело в шляпе.
кухне. -- Стол к двери! Живо!
кухонной двери (дверь, кстати, открывалась в комнату), мальчик, следуя
жесту пьяного бандита, вернулся на свое место у окна. Избавившись от
главного и наиболее опасного противника, рыжий позволил себе несколько
расслабиться -- и хмель тут же ударила ему в голову. Взгляд его
окончательно помутнел, руки бессильно повисли вдоль тела. Но вот он
снова собрался с силами, поднялся, шатаясь, добрел до стола, смахнул с
него все, что там было, взгромоздился на него сам и растянулся во весь
рост. Прежде чем отключиться, бандит, едва ворочая языком, пробормотал:
предупреждения. У меня сон чуткий, -- и тут же захрапел.
долго ждал! Стоит лишь сделать один шаг -- и бандитов можно брать
голыми руками. Наверняка, все они продрыхнут до утра, словно медведи в
зимней берлоге. Вот бы только один автомат заполучить, только один...
Игорь встал и шагнул вперед. Пол чуть слышно скрипнул.
поднимая автомат, -- и пиф-паф! Ха-ха-ха!.. Я дважды не повторяю.
Мартына из-за кухонной двери. -- Не связывайся ты с этими подонкам,
прошу тебя! От них всего можно ожидать. Завтра они будут наказаны,
клянусь! Сделай, как я сказал, Игорь.
завтра?" И как бы в ответ на его думы тайга отчаянно застонала.
Открыл глаза. В доме было темно, и лишь слабый отблеск таежной ночи
пробивался сквозь пыльное окно. Кто-то дышал ему прямо в затылок. У
мальчика волосы на голове зашевелились от страха. Превозмогая ужас, он
медленно обернулся. Никого. Странно, он мог бы поклясться, что слышал
чье-то дыхание. Тихо похрапывали пьяные бандиты, изредка разражаясь во
сне нецензурщиной. От них несло, словно от лопнувшей канализационной
трубы. Игорь инстинктивно зажал нос пальцами.
не упущу. Будь что будет, а автоматом, хотя бы одним, завладею. Он
встал, бесшумно приблизился к столу, на котором спал рыжий, и
всмотрелся в его лицо. Лица не было видно, оно тонуло в густой тени. Но
вот случилось неожиданное: тень стала рассасываться, таять, бледнеть,
черты лица начали проясняться, проступать сквозь тьму,
материализоваться, словно кто-то невидимый включил подсветку, медленно
набиравшую яркость. Теперь лицо было видно все, целиком... Мальчик
захлебнулся воздухом и застыл, оцепеневший.
широко открыты, но в них -- ни мысли, ни жизни, ничего, кроме пустоты.
Обрюзгшие щеки, покрытые многодневной щетиной, лоснятся, словно
свежесмазанные сапоги. Рот растянут в резиновую улыбку, а сквозь щель
оскаленных зубов, из смрадной зияющей черноты, мерцают, не мигая,
чьи-то круглые фосфоресцирующие глаза. Рыжие волосы на голове слабо
светятся и чуть заметно шевелятся.
назад, споткнулся о безжизненное тело одного из бандитов, упал на спину
и потерял сознание.
будто не они, а я -- преступник. Темень, хоть глаз коли. И как я не
догадался сделать на кухне окно? Какая жалость, что Игорь связывает
меня по рукам и ногам. Бедный мальчик! Эти подонки превратили его в
заложника... Что же все-таки происходит с озером? Да разве с одним
озером! Вся тайга стонет, словно живая. Да она и есть живая, обреченная
моя тайга. А стонет она потому, что гибнет наша матушка-Земля, гибнет,
родимая, и с нею вместе гибнет все живое... Как же выбраться на волю?
Хоть бы помог кто... Да нет, помощи ждать нечего, откуда она в эдакой
глухомани? Рассчитывать можно лишь на собственные силы. И на тайгу --
она наверняка помнит добро старого бобыля. И еще озеро... способно ли
оно услышать мое отчаяние?..
Что это? Дед Мартын чиркнул спичкой. Трепетное пламя вырвало из тьмы
часть пространства и кусок бревенчатой стены. На стене четко
обозначился чей-то силуэт. Скорее подсознанием, чем умом старый лесник
понял, что он сам отбрасывать тень на стену никак не может. Не может. И
снова чуть ощутимое дуновение...
взмахнул рукой -- и вновь погрузился во мрак. "Иди!" -- родился в мозгу
чей-то неведомый зов. "Куда?"- вслух спросил лесник и тут же решил, что
сходит с ума. "Вперед", -- беззвучно ответил некто. Дед Мартын шагнул
вперед и протянул руку. Но рука, вопреки ожиданиям, не наткнулась на
грубый бревенчатый сруб, а окунулась в черную пустоту. Он зажмурился и
шагнул еще раз -- и снова нет преграды. И тогда он услышал вновь: "Иди
за тенью своей!"
Брезжил серый рассвет. Небо было затянуто свинцовой мутью -- и полная
неподвижность в воздухе. Мороз заметно ослабел; многолетний опыт