слышать: дурацки бодрый крик петуха! Ободренный Томас наконец собрал все
свое мужество, вдруг услышал, как среди борющихся промелькнуло слово
"павук", их клубок сразу же распался, оба вскочили на ноги, один торопливо
начал стряхивать что-то с плеча, а второй ухватил ведьму за руку, гикнул,
свистнул, по церкви пронесся смерч, выдул дым...
всадник на красном коне, а на седле рассмотрели горбатую фигурку. Вслед со
зловещим свистом и шумом унеслись вихри, вихрики, внутри можно было
рассмотреть вертящиеся с огромной скоростью злобные лица, крючковатые
руки, когти.
мгновение ока. В мертвой тишине калика поднялся, скривился, ухватившись за
поясницу:
Томас дрожал от разочарования и ярости, смотрел то на пустой гроб, то в
зияющий пролом:
всякий случай вклинился между королем и его странноватым другом:
получиться стать не выйдет. В ином смысле много ума хуже, чем если бы его
вовсе не было. Ну опять пролопоушили, ясно же... Впервой ли? Все устали,
надо отдохнуть. Здесь работа для святых отцов... Освятят, почистят, мусор
уберут, а завтра за дело возьмутся уже люди. Каменщики, плотники. Нам же
пора в замок.
разгромленную церковь. На залитом воском полу в слабом рассвете блестят
осколки алтаря. На иконах свисают зеленые потеки плесени, похожие на
плевки, а если где проглядывал лик святого, то страшно было встречаться с
его сатанински горящими глазами.
похожего в своей звериной шкуре и с всклокоченными красными волосами на
дьявола, старался чтобы между ним и собой всегда оказывался кто-то из
рыцарей. Олег заметил, скривился, потом неожиданно поинтересовался
участливо:
благовония?
ожидающе. Он пролепетал сдавленным от негодования голосом:
священных коров!
словно там коптились и подгорали мясные туши. Остроконечная крыша лопнула,
оттуда вырвался острый, как клинок, язык пламени. Торжествующе загудело, а
черное воронье снялось с окрестных деревьев, носилось вокруг, оглушительно
каркая и роняя перья.
грозно сшиблись на переносице. Макдональд кивнул:
оружейников. В замке я уже проверил: мечи старые, смешно думать, что на
что-то годятся, хотя все же годятся. А храм можно построить потом, за
оградой. Все равно церковь никто не тронет, так что нечего ей место
занимать за крепостными стенами!
глубокомысленно,-- он либо пьян, либо придурок.
не снял, пачкал белое белье с нежнейшими кружевами. Одну могучую длань в
великой задумчивости закинул за голову, другой с треском драл крепкими
когтями волосатую грудь:
средь шумного быдла случайно... гм... А в самом деле явился не простой
чертик, не простой...
простой черт кости переломал!
напоминание. Здесь же был кто-то из таких, кто мог бы уйти без драки, ан
нет -- не утерпел! Если бы петух не помог... подумать только!.. то не
знаю, не знаю...
орали похабную песню о старушке, что уехала вместе с чертом. От грохота
вздрагивали даже стены.
раздавлен. У меня были все надежды, что либо как-то увяжемся с этой парой,
либо проклятая ведьма из благодарности -- как будто ведьмы знают
благодарность! -- укажет нам туда дорогу. Но что делать сейчас?
бок. Похоже, калика в самом деле схлестнулся с непростым чертом.
больно... Гавкнул врасплох, я вздрогнул, а он тут и саданул меня так, что
я... Словом, ему удалось, а нам нет. Ладно, что с воза упало, того не
вырубишь топором. Пойдем, хорошо бы пошарить в ее колдовской комнате.
слышались песни. Мужественные рыцари праздновали победу над Сатаной и его
войском.
высокой башне. Чтоб, значит, до звезд дотянуться.
одобрительно, и они, громыхая железом, довольно твердо пошли за своим
сюзереном.
одному, простой воин сумеет оборонять башню от тысячного войска, пока не
свалится сам от усталости, каменные ступени, стертые посредине, будто по
ним ходили не только легкие женские ноги, пусть и старушечьи. Олег
чувствовал чье-то присутствие, словно за ним присматривал кто-то огромный
и невидимый, а Томас непроизвольно ежился, поглядывал на стены.
намалеваны колдовские символы, хвостатые звезды, странные знаки. Томас
зябко передернул плечами:
повыше рукояти, а потом в низ двери, и та распахнулась.
вызывали.
выпрямился и вошел с достоинством подлинного христианина. На всякий случай
он прошептал "Ave Maria" и сложил пальцы крестом.
столе пустыми глазницами зияли три черепа, высушенные кисти рук, крылья
летучих мышей, блестящие камешки, на стенах висели пучки трав, листьев,
ветки омелы и проклятого христианами бедного дерева осины.
халдуев, это от хохлов, а это и вовсе от хеттов... Станьте у стен.
По-благородному станьте, на меня не обращайте внимания.
и ни о чем меня не спрашивай! Делай свое богомерзкое дело.
и трус, но дурное рвение может подвигнуть...
присматривался, начертил на полу пятиконечную звезду, оглядел с
удовлетворением, поправил линию, наконец отступил и еще раз сказал уже
совсем строго: