послушайте.
почти ничего не пришлось менять.
неудачей. Два корабля будут уничтожены нами самими, судьба третьего со
всеми экипажами еще неясна. Вы должны считаться с тем, что нам, возможно,
не удастся вырваться на свободу. Рассматривайте это обращение как
последний мой приказ по флоту.
проникать не тараном, а исподволь - разрушать, а не пробивать
неевклидовость. Попытки захвата одиноких звезд и планет на периферии
скопления, в зоне меняющейся метрики, успехом пока не завершились и вряд
ли завершатся. Советую овладеть одинокими космическими телами вдали от
скопления, где искривляющие механизмы не действуют, и постепенно их
подтягивать, не выпуская из сферы влияния звездолетов.
неевклидова барьера, переходите к следующему этапу вторжения -
аннигиляции. При такой подготовке, время которой, возможно, исчисляется
многими земными десятилетиями, можно рассчитывать, что откроются
космические ворота, не подконтрольные противнику.
звездных бездн Персея в мировой космос. Мы не сомневались, что враги
перехватят нашу передачу, но не считали нужным таиться, даже если бы могли
сохранить секрет.
должно было раскрыть врагу природу нового плана - он держался не на
скрытности, и на могуществе.
"Приказ адмирала получен. Всей душой с вами. С волнением ожидаем
результатов прорыва".
плодом вольного желания. Только одну уступку мы сделали чувству - не было
никаких внешних эффектов: ни шаров испепеляющего пламени, ни снопов
убийственной радиации, ни разлетающихся газовых туманностей, ни потоков
космических частиц...
пространством, сперва один, потом другой, - и а этом темном
новосотворенном "ничто" мощно несся "Волопас", снова превращая его во
"что-то" - шлейф горячей, быстро остывающей пыли тянулся за ним, как за
кометой.
аннигилировать "Возничего", в нервах Петри я был уверен больше.
забит эвакуированными с гибнущих звездолетов. В салоне среди других сидели
Ромеро, Петри и Камагин. Здесь обзор был хуже чем в обоих залах, но я
пришел сюда, чтоб в эту трудную минуту не расставаться с капитанами Петри
кивнул мне головой, Камагин отвернулся. Я сел рядом с Камагиным и тронул
его за локоть. Он повернул ко мне насупленное лицо.
физически.
на Земле, ни на планетах, ни под нашими родными звездами, ни даже здесь,
среди враждебных светил Персея.
нарождающегося аморфного пространства - мы неистово сейчас несемся в нем -
мгновенно приобретают структуру, губительную для нас метрику, а мы все
снова и снова оттесняем эту организованную пустоту своей,
неорганизованной, хаотичной, первобытно аморфной... Корабли врага исчезли,
даже сверхсветовые локаторы не улавливают их - так жестко скручено
пространство, в котором они движутся...
Пожалуй, это было единственным, в чем он не мог сравниваться с людьми
нашей эпохи, - чувства, одолевавшие его, слишком бурно проявлялись.
наши времена приучали к дисциплине, вам попросту непонятной...
меня к вам нет.
уничтожен, очень хорошо, но "Гончий Пес" еще существует, он еще может
сражаться. Неужели вы не видите сами, что жертва напрасна? Нам не уйти из
скопления, но мы ослабляем себя, мы сами ослабляем себя, поймите же, Эли!
А здесь хоть и неверный, но шанс. Нам не простят, если мы его не
используем. Неужели вы не хотите испробовать все отпущенные нам
возможности?
существовало терминов "купить" и "продать".
дышит Камагин. Но вскоре забыл о нем.
всматривался в тающий звездолет. Последний шанс, думал я, последний шанс!
У меня путались мысли.
не больше четверти пути наружу. Ваше решение - продолжаем аннигиляцию?
сохранять спокойствие ума и духа.
вопроса, Осима.
ее расчету?
месте взорванного звездолета, и мы устремились в центр взрыва.
Персея, часто показывали картины аннигилирующегося темного шатуна,
постепенный распад "Возничего", быстрое уничтожение "Гончего Пса". Каждый
мог увидеть все то, что видели тогда наши глаза, пожалуй, даже с большими
подробностями, мы ведь не способны были взглянуть на это зрелище повторно.
чувство, с каким мы смотрели на тающее плазменное облачко, - это был не
просто гибнущий крейсер, а последняя гибнущая надежда, единственный
оставшийся нам шанс на свободу.
неевклидовости не удалось.
нечем и незачем.
пространство. Сперва блеснула Оранжевая, затем появились другие звезды,
потом засверкали зеленые огоньки неприятельского флота.
адмирал?
побыть одному. Я боялся лишь встретиться с Ромеро и Петри; с ними надо
было обсуждать положение, я не был сейчас способен на это. Не мог я
оставаться и с Осимой и Камагиным, я весь сжимался при взгляде на
страдальческое лицо и враждебные глаза маленького космонавта.