позе - застыв.
что пойду. Я спросил.
текли по стенам домов и высыхали, не успевая достичь асфальта. Тихо и
медленно разворачивались в горячем воздухе тучи горького пуха. Словно
бесшумный буран. Белая корь обметала карнизы, казалось, весь город болен,
давно и безнадежно. Двое мальчишек, испачканные до ушей, возились у кромки
тротуара, оглядывались. Вдруг бросили что-то и отскочили. С сухим треском
на одно ужасное мгновение поднялась вдоль всей улицы синеватая стена огня
- сразу опала, лопнув, серый пепел взлетел до крыш. Раздались испуганные
возгласы.
приземистые двухэтажные склады. Они были построены лет двести назад и с
тех пор ни разу не ремонтировались. Царило летнее запустение. Искрошились
фестоны над окнами, сошла штукатурка, открыв спекшиеся кирпичи. В
просветах лежали унылые груды шлака, пахло гарью, ковыляли пыльные
воробьи.
мне надоел. Он человек конченый. Так и будет - забавляться. Не люблю
конченых людей. Обычно они сами виноваты. Никогда не думал, что литература
- такая страшная сила. Сильнее всего. Я не знал, зачем иду. Ртутный блеск
жары ослеплял меня. Чугунный всадник растопырился на площади, залитой
солнцем и туманом. Абсолютный текст, ожившие персонажи, миросоздание и
вечный шорох страниц. Власть языка. Я почти верил и поэтому злился еще
больше. Солнце шумело в глазах. Я уже запутался. Произошло некое смещение
реальности: Так бывает, если случайно заснешь днем: сон и явь странным
образом переплетаются - наклоняются черные манекены, трогают лицо, потолок
ложится на грудь, и нет сил разомкнуть теплое тесто век. Перед зданием с
безвольным флагом, как рептилии, выползшие из мезозоя, грелись длинные
"Чайки". Мерцала травяная вода в канале. Ольгу я тоже не хотел видеть.
Нашла способ - освободиться. Я же для нее никто. И буду никем. Она уже
забыла. У нее голубая кровь - зима в горах. Все мы герои романов.
Написанных и ненаписанных. Кажется, что страдаем, а на самом деле
невидимый Автор, морщась, вычеркивает целые главы жизни. Я брел по дну
океана. Солнца было слишком много. Ольга, наверное, так и сидит - в
простыне. Интересно, что у нее за роман? Хорошо бы найти и ткнуть пальцем.
Хотя это невозможно. Нечего и думать. Это невозможно. Этого не может быть.
нем красные и синие тени. Я вспомнил, что надо позвонить на работу, все
равно опоздаю. Было еще рано. Институт провалился в небытие. Кажется, я
готовил статью к печати. Или не статью? Или не готовил? Не помню. Золотой
луч перегораживал площадку. Я прошел сквозь. Дверь была заперта. Я
подергал ее, брякнула ручка. Ольга дала мне ключи. Я не попадал в замок. У
меня деревенели пальцы. Я очень нервничал.
Костяк кита. Тошно было смотреть на этот склеп.
будто его держали на костре. Я, чертыхаясь, тер ушибленную голень.
из глубины его, из желтых ископаемых ребер, тянул душный сквозняк. Я
отодвинул ведро, перепачкав руки. Оно было до краев набито сажей.
листки уминали, а сверху клали следующую порцию. Жгли прямо в квартире: на
слепых обоях крыльями ночной бабочки чернели большие бархатные пятна.
чернильным потолком.
обрезало.
сюда. В конце концов! Я с досады пнул ведро и тут же запрыгал на одной
ноге, шипя от боли. Танец был короткий, но энергичный. Отрезвило в момент.
Я решительно пошел по коридору, прихрамывая и употребляя вслух различные
выражения. Свет из открытых проемов волнами обдавал меня: вспышка -
темнота, вспышка - темнота.
надменно задрав подбородок.
полках, дикая машинопись исчезла. Видимо, ее и сожгли. Это как-то
настораживало. Только на полированной поверхности стола лежали три
аккуратные страницы.
Я вдруг подумал, что ему все известно. Я ненавидел его в эту минуту.
прогудели вверху. Я дернулся.
словно у больной птицы. На кармане мятой рубашки багровело пятно - красные
чернила. Я, не знаю почему, протянул руку. И отдернул, обжегшись. Лоб у
него был, как кусок льда, глаза - пластмассовые. Я отступил. Клейкая жара
переливалась через подоконник, и над паркетом парили невесомые пуховые
шары. Горчило солнце. Дышали паутинные занавески. Антиох улыбался. Губы
его застыли.
это. И Минздрав предупреждает. Но тут нащупал пачку на нижней полке,
негнущимися пальцами вытащил и затянулся, разрывая легкие - до отказа.
отвык. Трудно выпускать дым кольцами. Надо вниз и внутрь опустить челюсть,
округлить напряженные губы - коротко и резко выталкивать, помогая спинкой
языка.
внимания.
дворе.
Правильно Минздрав предупреждает. Я зачем-то обошел всю квартиру. Везде
было пусто и светло, сверкали чистые полы, цвела незрячая тишина, было
слышно, как по капле уходит жизнь.
окна. Тополя на другой стороне канала, согнув мягкие стволы, полоскали
листья по черному дну. В желтом небе, как кусочки ваты, плыли редкие
облака.