чужого, постороннего человека...
своим изображая крайнюю растерянность. - Я в некотором роде журналист...
Но ради бога... Я, видимо, попал не вовремя... Понимаете, я собираю
материал для книги о Льве Абалкине...
о Льве Абалкине, а самого Льва Абалкина. Мне надо было приспосабливаться.
И побыстрее. И я, разумеется, приспособился.
некоторой даже тревогой.
Без всякого сомнения, он был не готов к такой встрече. Он попал в дурацкое
положение помимо своей воли и совершенно не представлял себе, как из этого
положения выпутаться. Больше всего на свете журналисту Каммереру хотелось
убежать. - Майя Тойвовна, ведь я... Ради бога, вы не подумайте только...
Считайте, что я ничего здесь не слышал... Я уже все забыл!.. Меня здесь
вообще не было!.. Но если я могу чем-то помочь вам...
уже не сидел. Он в предупредительной и крайне неудобной позе как бы
нависал над столом и все пытался ободряюще взять Майю Тойвовну за локоть.
Он был, вероятно, довольно противен на вид, но уж наверняка совершенно
безвреден и глуповат.
попытке как-то оправдаться. - Вероятно, спорная, не знаю, но раньше мне
всегда это удавалось... Я начинаю с периферии: друзья, сотрудники...
учителя, разумеется... наставники... А потом уже - так сказать, во
всеоружии - приступаю к главному объекту исследования... Я справлялся в
КОМКОНе, мне сказали, что Абалкин вот-вот должен вернуться на Землю... С
учителем я уже поговорил... С врачом... Потом решил - с вами... но не
вовремя... Простите и еще раз простите. Я же не слепой, я вижу, что
получилось какое-то крайне неприятное совпадение...
Каммерер. Она откинулась в кресле и прикрыла лицо ладонью. Подозрения
исчезли, проснулся стыд, и навалилась усталость.
цыпочках. Но не такой он был человек, этот журналист. Не мог он вот так,
попросту, оставить в одиночестве измученную, расстроенную женщину, без
всякого сомнения, нуждающуюся в помощи и поддержке.
забудем, и ничего не было... Потом, когда-нибудь, когда вам будет
удобно... угодно... я бы с величайшей благодарностью, разумеется...
Конечно, это не в первый раз случается в моей работе, что я сначала
беседую с главным объектом, а потом уже... Майя Тойвовна, может быть,
позвать кого-нибудь? Я мигом...
всякий случай...
к своему главному объекту...
знаете, объектом, а я бы не хотел оставлять вас одну... Времени у меня
сколько угодно... - Он посмотрел на часы с некоторой тревогой. - А объект
теперь никуда не денется! Теперь я его поймаю... Да его и дома-то сейчас,
скорее всего нет. Знаю я этих Прогрессоров в отпуске... Бродит, наверное
по городу и предается сентиментальным воспоминаниям...
Вам до него два часа лету...
Позвольте, но у меня определенно сложилось впечатление...
что нуль-Т не работает!
на сегодняшний день. Можно было даже заподозрить, что он вообще противник
воздушных путешествий.
другому это себе представил... Прошу извинить меня, Майя Тойвовна, но,
может быть, с ним можно как-то связаться отсюда?
голосом. - Я не знаю его номера... Послушайте, Каммерер, дайте мне
остаться одной. Все равно вам сейчас от меня никакого толку.
положения до конца. Он вскочил и бросился к двери. Спохватился, вернулся к
столу. Пробормотал нечленораздельные извинения. Снова бросился к двери,
опрокинув по дороге кресло. Продолжая бормотать извинения, поднял кресло и
поставил его на место с величайшей осторожностью, словно оно было из
хрусталя и фарфора. Попятился, кланяясь, выдавил задом дверь и вывалился в
коридор.
стороной ладони затекшие мускулы лица. От стыда и отвращения к самому себе
меня мутило.
крыш, утопающих в красно-зеленых зарослях рябины. Была там еще узкая
полоска пляжа и деревянный на вид причал, к которому приткнулось стадо
разноцветных лодок. На всем озаренном солнцем косогоре не видно было ни
души, и только на причале восседал, свесив босые ноги, некто в белом -
надо полагать, удил рыбу, очень уж был неподвижен.
была вода в озере Велье, чистая и сладкая, плыть было одно удовольствие.
одной ноге по горячим от солнца доскам, некто в белом отвлекся наконец от
поплавка и, оглядев меня через плечо, осведомился с интересом:
удочка, только не желтый с лица, а скорее коричневый или даже, я бы
сказал, почти черный. Возможно, по контрасту со своими незапятнанно-белыми
одеждами. Впрочем, глаза у него были молодые - маленькие, синенькие и
веселенькие. Ослепительно-белая каскетка с исполинским противосолнечным
козырьком прикрывала его, несомненно, лысую голову и делала его похожим не
то на отставного жокея, не то на марк-твеновского школьника, удравшего из
воскресной школы.
опускаясь рядом с ним на корточки.
сезона тому назад. Или, как выражается мой правнук Брячеслав, "тому
обратно". Теперь, видите ли, юноша, мы не мыслим себе отдыха без ледяной
воды, без гнуса, без сыроедения и диких дебрей... "Дикие скалы - вот мой
приют", видите ли... Таймыр и Баффинова Земля, знаете ли... Космонавт? -
спросил он вдруг. - Прогрессор? Этнолог?
нужен? Последние три сезона я редко кому здесь был нужен. Впрочем, опыт
показывает, что пациент склонен идти косяком. Например вчера я
понадобился. Спрашивается: почему бы и не сегодня? Вы уверены, что я вам
не нужен?
пойдемте пить чай.
павильоне. Изба была оборудована всем необходимым, как-то: крыльцом с
балясинами, резными наличниками, коньковым петухом, русской ультразвуковой
печью с автоматической настройкой, подовой ванной и двуспальной лежанкой,
а также двухэтажным погребом, подключенным, впрочем, к Линии Доставки. На
задах, в зарослях могучей крапивы, имела место кабина нуль-Т, искусно
выполненная в виде деревянного нужника.
и шипучего, с изюмом кваса. Собственно чая, чая как такового, не было: по
глубокому убеждению доктора Гоаннека потребление крепкого чая
способствовало камнеобразованию, а жидкий чай представлял собой кулинарный
нонсенс.
двенадцать сезонов назад. Он видывал "Осинушку" и заурядным курортом,
Свержин Владимир
Маккарти Кормак
Флинт Эрик
Афанасьев Роман
Куликов Роман
Орловский Гай Юлий