пребывает на крыше, а я хотел бы...
Хинкус! - И оно указало вилкой с нанизанным пикулем на Олафа.
добродушно осклабился и прогудел:
сущие пустяки. Господин Хинкус, пользуясь той свободой, которую
гарантирует каждому администрация нашего отеля, пребывает на крыше, и
Кайса сейчас приведет его сюда.
торчит на морозе.
именно сейчас весьма желательно, чтобы все мы были в сборе. Я имею
сообщить моим уважаемым гостям весьма приятную новость... Кайса, быстро!
Пусть-ка полиция, наконец, займется своим делом", после чего залился
кладбищенским хохотом, сопровождавшим меня до самой чердачной лестницы.
круглом, сплошь застекленном павильончике с узкими скамейками для отдыха
вдоль стен. Здесь было холодно, странно пахло снегом и пылью, горой
громоздились сложенные шезлонги. Фанерная дверь, ведущая наружу, была
приоткрыта.
снег был утоптан, а дальше, к покосившейся антенне вела тропинка, и в
конце этой тропинки неподвижно сидел в шезлонге закутанный в шубу Хинкус.
Левой рукой он придерживал на колене бутылку, а правую прятал за пазухой,
должно быть, отогревал. Лица его почти не было видно, оно было скрыто
воротником шубы и козырьком меховой шапки, только настороженные глаза
поблескивали оттуда - словно тарантул глядел из норки.
казался лиловатым, в темнеющее небо поднималась бледная луна.
беспокоить?
все собрались.
сообщил он вдруг. - Врачи говорят, мне все время надо на свежем воздухе...
И мясо черномясой курицы, - добавил он, помолчав.
все-таки тоже нужно...
вернусь. - Он поставил бутылку в снег. - Как вы думаете, врут доктора или
нет? Насчет свежего воздуха...
спускался днем по лестнице, и спросил: - Послушайте, зачем вы так глушите
водку? Ведь вам это должно быть вредно.
- Он замолчал. Мы спускались по лестнице. - Без водки мне нельзя, - сказал
он решительно. - Страшно. Я без водки с ума сойти могу.
девятнадцатый век.
столовой звенела посуда, гудели голоса. - Вы идите, я шубу сброшу, -
сказал он, останавливаясь у своей двери.
пошел за супом. Дю Барнстокр что-то рассказывал о магии чисел. Госпожа
Мозес ахала. Симонэ отрывисто похохатывал. "Бросьте, Бардл... Дюбр... -
гудел Мозес. - Все это - средневековый вздор". Я наливал себе суп, когда в
столовой появился Хинкус. Губы у него дрожали, и опять он был какой-то
зеленоватый. Его встретил взрыв приветствий, а он, торопливо обведя стол
глазами, как-то неуверенно направился к своему месту - между мною и
Олафом.
Боевое крещение!
общим шумом.
скорбей! Так сказать, панацея. Прошу!
поднос и сел за стол.
Господа, вот истинный мужчина!
пошел, он только положил себе немного жаркого. Теперь он выглядел не так
дурно и, казалось, о чем-то сосредоточенно размышлял. Я стал слушать
разглагольствования дю Барнстокра, и в это время хозяин постучал ножом о
край тарелки.
внимания! Теперь, когда мы все собрались здесь, я позволю себе сообщить
вам приятную новость. Идя навстречу многочисленным пожеланиям гостей,
администрация отеля приняла решение устроить сегодня праздничный бал
Встречи Весны. Конца обеду не будет! Танцы, господа, вино, карты, веселая
беседа!
зааплодировала. Все оживились, и даже неуступчивый господин Мозес, сделав
основательный глоток из кружки, просипел: "Ну, карты - это еще куда ни
шло..." А дитя стучало вилкой об стол и показывало мне язык. Розовый такой
язычок, вполне приятного вида. И в самый разгар этого шума и оживления
Хинкус вдруг придвинулся ко мне и зашептал в ухо:
Полез я сейчас в баул... за лекарством. Мне велено пить перед обедом
микстуру какую-то... А у меня там... ну, одежда кое-какая теплая, жилет
меховой, носки там... Так ничего этого у меня не осталось. Тряпки какие-то
- не мои, белье рваное... и книжки...
были круглые, правое веко подергивалось, и в глазах был страх. Крупный
гангстер. Маньяк и садист.
кража, так ведь вы - полицейский... А может быть, конечно, и шутка, как вы
полагаете?
Тут, знаете ли, все шутят. Считайте, что это шутка, Хинкус.
быстро и неосновательно, и никто не покинул столовой, кроме Хинкуса,
который, пробормотав какие-то извинения, поплелся обратно на крышу
промывать легкие горным кислородом. Я проводил его взглядом, испытывая
что-то вроде угрызений совести. У меня даже возникла идея снова забраться
к нему в номер и извлечь все-таки из баула эти проклятые часы. Шутки
шутками, а из-за этих часов у него могут случиться серьезные неприятности.
Хватит с него неприятностей, подумал я. Хватит с меня этих неприятностей,
хватит с меня этих шуток и моей собственной глупости... Напьюсь, решил я,
и мне сразу стало легче. Я пошарил глазами по столу и переменил рюмку на
стакан. Какое мне до всего этого дело? Я в отпуске. И я вообще не
полицейский. Мало ли как я там зарегистрировался... На самом деле, если
хотите знать, я торговый агент. Торгую подержанными умывальниками. И
унитазами... Мельком я подумал, что для ходатая по делам, даже по делам
несовершеннолетних, у Хинкуса слишком уж убогий лексикон. Я отогнал эту
мысль и старательно загоготал вместе с Симонэ над какой-то его очередной
суконной остротой, которую не расслышал. Я залпом проглотил полстакана
бренди и налил еще. В голове у меня зашумело.
посуду, а господин Мозес и дю Барнстокр, делая друг другу приглашающие
жесты, проследовали к карточному столику с зеленым сукном, появившемуся