голосом. - Как стоишь, бродяга? Смирно!
выпятив грудь как можно дальше вперед, прижав ладони к бедрам и оттопырив
локти... Вот так. Неплохо... Рядовой Драмба, вольно! По команде "вольно"
надлежит отставить ногу и заложить руки за спину. Так уши твои мне не
нравятся. Уши можешь опустить?
"вольно"?
Вольно! Смирно! Вольно!..
взвод. На лету схватывает. Он представил себе взвод таких вот Драмб на
позиции у той деревушки. Облизнул сухие губы. Да, такого дьявола,
наверное, ракетой не прошибешь. Я только вот чего все-таки не понимаю:
Думает этот долдон или нет?
сказал:
командир. Все мои приказания для тебя закон. Никаких рассуждений, никаких
вопросов, никакой болтовни! Ты обязан с восторгом думать о той минуте,
когда наступит счастливый миг сложить голову во славу его высочества...
в башку основы. Дурь из него вышибить. А понимает он там или не понимает -
дело десятое.
твоя мать. Только мои приказы должны выполняться, только мои слова будут
для тебя приказом. Все, о чем я говорю с тобой, все, что я тебе
приказываю, есть военная тайна. Что такое тайна - знаешь?
высочество, разумеется.
будет. Надо его сейчас погонять. Пусть с него семь потов сойдет, с
бродяги.
вокруг холма - бегом марш!
уставу и вообще не по-людски - не бежал даже, а летел огромными скачками,
надолго зависая в воздухе, и при этом по-прежнему держал ладони прижатыми
к бедрам. Гаг, приоткрыв рот, следил за ним. Ну и ну! Это было похоже на
сон. Совершенно бесшумный полубег-полуполет, ни топота, ни хриплого
дыхания, и не оступится ведь ни разу, а там же кочки, камни, норы... и
ведь поставь ему на голову котелок с водой - не расплескает ни капли!
Какой солдат! Нет, ребята, какой солдат!
под совершенно вертикальным туловищем видно было теперь только туманное
мерцание, как у пропеллера на больших оборотах. Земля не выдерживала, за
гигантом потянулась, темнея и углубляясь на глазах, взрытая борозда, и
появился звук - шелестящий свист рассекаемого воздуха и дробный шорох
оседающей земли. Гаг еле успевал поворачивать голову. И вдруг все
кончилось. Драмба снова стоял перед ним по стойке "смирно" - неподвижный,
огромный, дышащий прохладой. Будто и не бежал вовсе.
его привел или нет? Ладно, рискнем. Он посмотрел на обелиск. Гадко это,
вот что. Солдаты ведь лежат... Герои. За что они там дрались, с кем
дрались - этого я толком не понял, но _к_а_к_ они дрались - я видел. Дай
бог нам всем так драться в наш последний час. Ох, не зря Корней показал
мне эти фильмы. Ох, не зря... В душе у Гага шевельнулся суеверный ужас.
Неужели этот лукавый Корней еще тогда предвидел такую вот минуту? Да нет,
ерунда, ничего он не мог предвидеть, не господь же он бог все-таки...
Просто хотел тоненько мне намекнуть, с чьими потомками я имею дело... А
они здесь лежат. Сколько веков уже они здесь лежат, и никто их не
тревожил. Будь они живы - не допустили бы, шуганули бы меня отсюда... Ну,
ладно, а если бы это были крысоеды? Нет, пожалуй, все равно гадко... И
потом, что за ерунда - крысоеды - трусы, вонючки. А это же солдаты были, я
же своими глазами видел! Тьфу, пропасть, даже тошнит... А если бы здесь
Гепард стоял рядом? Доложил бы я ему свое решение - что бы он мне сказал?
Не знаю. Знаю только, что его бы тоже замутило. Тут бы всякого замутило,
если он, конечно, человек.
поводя глазами-ушами. А что мне остается-то? Мыслишка-то правильная!
Гаденькая - не спорю. Скользкая. Другому и в другое время я бы за такую
мыслишку сам по рылу бы дал. А мне деваться некуда. Мне такой случай,
может, никогда больше не представится. Сразу все проверю. И этого дурака
проверю, и насчет наблюдения... Тут в том-то все и дело, что гадко. Тут бы
никто не удержался, сразу бы за руку меня схватил, если бы мог. Ладно,
хватит слюни распускать. Я это не для собственного удовольствия затеваю. Я
не паразит какой-нибудь. Я - солдат и делаю свое солдатское дело, как
умею. Простите меня, братья-храбрецы. Если можете.
он прыгнул бы в окоп.
обелиском. Огромные руки-лопаты скользнули по граниту и погрузились в
пересохшую землю. Гигантские плечи зашевелились. Это длилось секунду.
Робот замер, и Гаг вдруг с ужасом увидел, что его могучие ноги как бы
оплывают, укорачиваются на глазах, превращаясь в короткие, толстые,
расплющенные внизу тумбы. А потом холм дрогнул. Послышался пронзительный
скрип, и обелиск едва заметно накренился. И тогда Гаг не выдержал.
по-алайски, никакой нужды не было в этом крике, и он уже понимал это и
все-таки кричал, а Драмба стоял перед ним по стойке "смирно", монотонно
повторяя: "Слушаю, господин капрал, слушаю, господин капрал..."
обошел обелиск кругом, трогая гранит дрожащими пальцами. Все было, как
прежде, только у основания, под непонятной надписью, зияли две глубокие
дыры, и он принялся судорожно забивать в них землю каблуками.
высовывался для прохлаждения. Нервы, видимо, разгулялись после всего.
Драмба торчал в углу и светился в темноте. В конце концов я его выгнал -
просто так, чтобы злость сорвать. В голову лезла всякая чушь, картинки
всякие, не относящиеся к делу. А тут еще эта койка подлая - я ее засек,
что она норовит все время превратиться в этакое мягкое ложе, на каких
здесь все, наверное, спят, да еще, подлюга, посягает меня укачивать. Как
младенца.
не спать, и ничего со мной не делается. А главное, что я думать не мог
по-человечески. Ничего не соображал. Добился я вчера своего или не
добился? Могу я Драмбе теперь доверять или нет? Не знаю. Следит за мной
Корней или нет? Опять же не знаю. Вчера после ужина заглянул я к нему в
кабинет. Сидит он перед своими экранами, на каждом экране - по рылу, а то
и по два, и он со всеми этими рылами разговаривает. Меня как ножом ткнули.
Представил я себе, как бешусь там на холме, истерику закатываю, а он сидит
себе здесь в прохладе, смотрит на все это через экран и хихикает. Да еще,
может быть, Драмбе радирует: валяй, мол, разрешаю... Нет, про себя я точно
знаю, что я бы так не мог. Чтобы на моих глазах оскверняли святыню моего
народа, а я бы при этом хихикал и на экранчик смотрел - нет, у меня бы так
не получилось. Я вам не крысоед.
знаю, не знаю. Давеча, когда я вернулся, он меня сначала встретил, как
всегда, потом присмотрелся, насторожился и принялся расспрашивать, что да
как. Отец родной, да и только. Я ему опять соврал, что башка болит. От
степных запахов. Но он, по-моему, мне не поверил. Виду не подал, конечно,
но не поверил. А я весь вечер за ним следил: будет он Драмбу допрашивать
или нет. Нет, не допрашивал. Даже не поглядел на него... Ох, ребята,
бедная моя голова! Хоть ложись на спинку, и пусть несет, куда несет.
комнате, опять ложился, в окно высовывался, башку в сад свешивал, и в
конце концов меня, видно, сморило - задремал я, положив ухо на подоконник.
Проснулся весь в поту и сразу услышал это самое хриплое мяуканье -
мррряу-мррряу-мррряу, - словно самого дьявола ангелы небесные душат голыми
руками в преисподней, и мне в лицо из сада фукнуло горячим, как бы
Корнев Павел
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Майер Стефани