его.
Нанин. Прощай.
тиной, пряностями, смолой, дымом, лежалой солониной, из таверн несло
чадом, жареной рыбой, прокисшей брагой. В душном воздухе висела густая
разноязыкая ругань. На пирсах, в тесных проходах между складами, вокруг
таверн толпились тысячи людей диковинного вида: расхлюстанные матросы,
надутые купцы, угрюмые рыбаки, торговцы рабами, торговцы женщинами,
раскрашенные девки, пьяные солдаты, какие-то неясные личности, увешанные
оружием, фантастические оборванцы с золотыми браслетами на грязных лапах.
Все были возбуждены и обозлены. По приказу дона Рэбы вот уже третий день
ни один корабль, ни один челнок не мог покинуть порта. У причалов
поигрывали ржавыми мясницкими топорами серые штурмовики - поплевывали,
нагло и злорадно поглядывая на толпу. На арестованных кораблях группами по
пять-шесть человек сидели на корточках ширококостные, меднокожие люди в
шкурах шерстью наружу и медных колпаках - наемники-варвары, никудышные в
рукопашном бою, но страшные вот так, на расстоянии, своими длиннющими
духовыми трубками, стреляющими отравленной колючкой. А за лесом мачт, на
открытом рейде чернели в мертвом штиле длинные боевые галеры королевского
флота. Время от времени они испускали красные огненно-дымные струи,
воспламеняющие море, - жгли нефть для устрашения.
сгрудились угрюмые морские волки, тщетно ожидающие разрешения на выход,
протолкался через крикливую толпу, торгующую чем попало (от рабынь и
черного жемчуга до наркотиков и дрессированных пауков), вышел к пирсам,
покосился на выложенные в ряд для всеобщего обозрения на самом солнцепеке
раздутые трупы в матросских куртках и, описав дугу по захламленному
пустырю, проник в вонючие улочки портовой окраины. Здесь было тише. В
дверях убогих притончиков дремали полуголые девки, на перекрестке валялся
разбитой мордой вниз упившийся солдат с вывернутыми карманами, вдоль стен
крались подозрительные фигуры с бледными ночными физиономиями.
внимания: встречные заплывшими глазами глядели либо мимо, либо как бы
сквозь него, хотя и сторонились, давая дорогу. Но, сворачивая за угол, он
случайно обернулся и успел заметить, как десятка полтора разнокалиберных
голов, мужских и женских, лохматых и лысых, мгновенно втянулись в двери, в
окна, в подворотни. Тогда он ощутил странную атмосферу этого гнусного
места, атмосферу не то чтобы вражды или опасности, а какого-то нехорошего,
корыстного интереса.
зальце дремал за стойкой длинноносый старичок с лицом мумии. За столами
было пусто. Румата неслышно подошел к стойке и примерился уже щелкнуть
старика в длинный нос, как вдруг заметил, что спящий старик вовсе не спит,
а сквозь голые прижмуренные веки внимательно его разглядывает. Румата
бросил на стойку серебряную монетку, и глаза старичка сейчас же широко
раскрылись.
Травку? Понюшку? Девочку?
старик. - Я и то смотрю, что-то знакомое...
стойку и пролез сквозь узкую дверь в соседнюю комнатушку. Здесь было
тесно, темно и воняло душной кислятиной. Посредине за высокой конторкой
стоял, согнувшись над бумагами, сморщенный пожилой человек в плоской
черной шапочке. На конторке мигала коптилка, и в сумраке виднелись только
лица людей, неподвижно сидевших у стен. Румата, придерживая мечи, тоже
нашарил табурет у стены и сел. Здесь были свои законы и свой этикет.
Внимания на вошедшего никто не обратил: раз пришел человек, значит, так
надо, а если не надо, то мигнут - и не станет человека. Ищи его хоть по
всему свету... Сморщенный старик прилежно скрипел пером, люди у стен были
неподвижны. Время от времени то один из них, то другой протяжно вздыхал.
По стенам, легонько топоча, бегали невидимые ящерицы-мухоловки.
знал в лицо. Сами по себе эти тупые животные стоили немного. Их психология
была не сложнее психологии среднего лавочника. Они были невежественны,
беспощадны и хорошо владели ножами и короткими дубинками. А вот человек у
конторки...
главою всех преступных сил Запроливья - от Питанских болот на западе
Ирукана до морских границ торговой республики Соан. Он был проклят всеми
тремя официальными церквами Империи за неумеренную гордыню, ибо называл
себя младшим братом царствующих особ. Он располагал ночной армией общей
численностью до десяти тысяч человек, богатством в несколько сотен тысяч
золотых, а агентура его проникала в святая святых государственного
аппарата. За последние двадцать лет его четырежды казнили, каждый раз при
большом стечении народа; по официальной версии, он в настоящий момент
томился сразу в трех самых мрачных застенках Империи, а дон Рэба
неоднократно издавал указы "касательно возмутительного распространения
государственными преступниками и иными злоумышленниками легенд о так
называемом Ваге Колесе, на самом деле не существующем и, следовательно,
легендарном". Тот же дон Рэба вызывал к себе, по слухам, некоторых
баронов, располагающих сильными дружинами, и предлагал им вознаграждение:
пятьсот золотых за Вагу мертвого и семь тысяч золотых за живого. Самому
Румате пришлось в свое время потратить немало сил и золота, чтобы войти в
контакт с этим человеком. Вага вызывал в нем сильнейшее отвращение, но
иногда был чрезвычайно полезен, буквально незаменим. Кроме того, Вага
сильно занимал Румату как ученого. Это был любопытнейший экспонат в его
коллекции средневековых монстров, личность, не имеющая, по-видимому,
совершенно никакого прошлого...
расходов всего одна тысяча девятьсот девяносто шесть. Пятьсот четыре
маленьких кругленьких золотых за три дня. Неплохо, дети мои, неплохо...
потер сухие ладони.
хорошие, изобильные... Но придется потрудиться. Ох, как придется! Мой
старший брат, король Арканарский, решил извести всех ученых людей в нашем
с ним королевстве. Ну что ж, ему виднее. Да и кто мы такие, чтобы
обсуждать его высокие решения? Однако выгоду из этого его решения извлечь
можно и должно. И поскольку мы его верные подданные, мы ему услужим. Но
поскольку мы его ночные подданные, мы и свою малую толику не упустим. Он
этого не заметит и не будет гневаться на нас. Что?
затаив дыхание. Все вы разъедетесь отсюда и возьметесь за тяжкий труд, и
некому будет тогда посоветовать вам. Мой старший брат, его величество,
устами министра своего дона Рэбы обещал за головы некоторых бежавших и
скрывающихся ученых людей немалые деньги. Мы должны доставить ему эти
головы и порадовать его, старика. А с другой стороны, некоторые ученые
люди хотят скрыться от гнева моего старшего брата и не пожалеют для этого
своих средств. Во имя милосердия и чтобы облегчить душу моего старшего
брата от бремени лишних злодейств, мы поможем этим людям. Впрочем,
впоследствии, если его величеству понадобятся и эти головы, он их получит.
Дешево, совсем дешево...
медленные слезы.
дрожат, ноги подгибаются подо мною, и память начинает мне изменять. Забыл
ведь, совсем забыл, что среди нас, в этой душной, тесной клетушке томится
благородный дон, которому совершенно нет дела до наших грошовых расчетов.
Уйду я. Уйду на покой. А пока, дети мои, давайте извинимся перед
благородным доном...
поклонились, но с явной нерешительностью и даже с испугом. Румата
буквально слышал, как трещат их тупые, примитивные мозги в тщетном
стремлении угнаться за смыслом слов и поступков этого согбенного старичка.
довести до сведения дона Рэбы, что ночная армия в происходящем погроме
намерена действовать вместе с серыми. Теперь же, когда настало время
давать конкретные указания, называть имена и сроки операций, присутствие
благородного дона становилось, мягко выражаясь, обременительным, и ему,
благородному дону, предлагалось быстренько изложить свое дело и выметаться
вон. Темненький старичок. Страшненький. И почему он в городе? Вага терпеть
не может города.
извиниться должен я, потому что беспокою тебя по совершенно пустяковому
делу. - Он продолжал сидеть, и все слушали его стоя. - Случилось так, что
мне нужна твоя консультация... Ты можешь сесть.
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Жюль Верн
Андреев Николай
Шилова Юлия