рассуждать о мировой политике. Больше я ему ни о чем не дам рассуждать.
Пусть он останавливается возле каждой закусочной, пусть берет каких угодно
попутчиков, пусть даже сделает крюк, чтобы перевезти кому-нибудь молотилку
из ремонта. Но рассуждать я ему дам только о мировой политике. Или буду
расспрашивать про разные автомобили. Про нормы расхода горючего, про
аварии, про убийства взяточников-инспекторов. Он хороший рассказчик, и
никогда не поймешь, врет он или говорит правду...
стал рассказывать дальше, ерзая, выразительно жестикулируя и заливаясь
жизнерадостным смехом. Скрупулезно придерживаясь хронологии, он
рассказывал историю своей половой жизни, как она протекала из года в год,
из месяца в месяц. Повариха из концентрационного лагеря, где он сидел за
кражу бумаги в голодное время (повариха приговаривала: "Ну, не подкачай,
Тузик, ну, смотри!.."). Дочка политического заключенного из того же лагеря
(ей было все равно - кто, она была уверена, что ее все равно сожгут). Жена
одного моряка из портового города, пытавшаяся таким образом отомстить
своему кобелю-мужу за непрерывные измены. Одна богатая вдова, от которой
Тузику потом пришлось убегать ночью в одних кальсонах, потому что она
хотела бедного Тузика взять за себя и заставить торговать наркотиками и
стыдными медицинскими препаратами. Женщины, которых он возил, когда
работал шофером такси: они платили ему по монете с гостя, а в конце ночи -
натурой ("...Я ей говорю: что же это ты, а обо мне кто подумает - ты вот
уже с четырьмя, а я еще ни с одной..."). Потом жена, пятнадцатилетняя
девочка, которую он взял за себя по специальному разрешению властей - она
родила ему двойню и, в конце концов, ушла от него, когда он попытался
расплачиваться ею с приятелями за приятелевых любовниц. Женщины...
девки... стервы... бабочки... падлы... сучки...
темпераментный мужчина, а не какой-нибудь слабосильный импотент...
паркетом и насвистывая, странно сутулясь, похожий неожиданно не то на
паука, не то на первобытного человека. Перец беспомощно смотрел ему вслед,
когда Алевтина сказала:
тихонько взвизгнув, спрыгнула вниз. Он поймал ее под мышки и опустил на
пол, и некоторое время они стояли близко друг к другу, лицом к лицу. Она
держала руки у него на плечах, а он держал ее под мышками.
особой уверенности. Глядя на нее, можно было представить себе много
добрых, теплых и сладких картин, и Перец жадно проглядел все эти картины
одну за другой, и попытался представить самого себя рядом с нею, но вдруг
почувствовал, что это не получается: вместо себя он видел Тузика,
красивого, наглого, точного в движениях и пахнущего ногами.
так.
газетный лист.
До утра поспите, а утром найдем вам комнату. Нельзя же каждую ночь сидеть
в библиотеке...
все время хотели попасть в лес, я сама слышала.
почему. А в Управлении мне делать нечего. Вот я и договорился... Тузик
меня завтра отвезет. Сейчас уже три часа. Пойду в гараж, заберусь в
Тузиков грузовик и подожду там до утра. Так что вы не беспокойтесь...
станет.
этом рассказывают. Зачем? Стыдно как-то... И за него стыдно, и за вас
стыдно, и за себя. За всех. Слишком бессмысленно все это. Как от большой
скуки.
за меня вы не стыдитесь, я к этому равнодушна. Мне это совершенно
безразлично. Ну вот, вам сюда. Поцелуйте меня на прощанье.
сторону. Перец зачем-то помахал ей вслед рукой.
через храпевшего на вытащенном автомобильном сиденьи охранника, нашел
Тузиков грузовик и забрался в кабину. Здесь пахло резиной, бензином,
пылью. На ветровом стекле, растопырившись, покачивался Микки-Маус. Хорошо,
подумал Перец, уютно. Надо было сразу сюда идти. Вокруг стояли молчаливые
машины, темные и пустые. Громко храпел охранник. Машины спали, охранник
спал, и спало все Управление. И Алевтина раздевалась перед зеркалом в
своей комнате рядом с расстеленной кроватью, большой, двуспальной, мягкой,
жаркой... Нет, об это не надо. Потому что днем мешает болтовня, стук
"мерседеса", весь деловой бессмысленный хаос, а сейчас нет ни искоренения,
ни охраны, ни прочих зловещих глупостей, а есть сонный мир над обрывом,
призрачный, как все сонные миры, невидимый и неслышимый, и нисколько не
более реальный, чем лес. Лес сейчас даже более реален: лес ведь никогда не
спит. А может быть, он спит и всех нас видит во сне. Мы - сон леса.
Атавистический сон. Грубые призраки его охладевшей сексуальности...
Микки-Маус тихонько покачивался на ниточке. При виде этой игрушки девушки
всегда вскрикивали: "Ах, какой хорошенький!", А шофер Тузик им отвечал:
"Что на витрине, то и в магазине". Рычаг передач упирался Перецу в бок, и
Перец не знал, как его убрать. И можно ли его убрать. Может быть, если его
убрать, машина поедет. Сначала медленно, потом все быстрее, прямо на
спящего охранника, а Перец будет метаться в кабине и нажимать на все, что
попадется под руки и под ноги, а охранник все ближе, уже виден его
раскрытый храпящий рот. Потом машина подпрыгивает, круто сворачивает,
врезается в стену гаража, и в проломе показывается синее небо...
курили механики, и была видна площадь перед гаражом, желтая от солнца.
Было семь часов. Перец сел, потер лицо и посмотрелся в зеркальце заднего
вида. Побриться бы надо подумал он, но не вылез из машины. Тузика еще не
было, и надо было ждать его здесь, на месте, потому что все шоферы
забывчивы и всегда уезжают без него. Есть два правила общения с шоферами:
во-первых, никогда не вылезай из машины, если можешь терпеть и ждать; и
во-вторых, никогда не спорь с шофером, который тебя везет. В крайнем
случае притворись спящим...
ботинок и вошли в гараж. Одного Перец не знал, а второй был, оказывается
вовсе не механик, а менеджер. Они прошли рядом, причем менеджер задержался
возле кабины и, положив руку на крыло, почему-то заглянул под грузовик.
Потом Перец услыхал, как он распоряжается: "Ну, пошевеливайся, давай
домкрат." "А он где? - "-спросил незнакомый механик. - "...! - спокойно
сказал менеджер. - Под сиденьем посмотри." "Откуда же мне знать, -
раздраженно сказал механик. - Я же вас предупреждал, что я официант..."
Некоторое время было тихо, потом водительская дверца кабины открылась и
появилось хмурое расстроенное лицо механика-официанта. Он посмотрел на
Переца, оглядел кабину, зачем-то подергал руль, а потом запустил обе руки
под сиденье и начал там греметь.
положил на подножку и снова запустил руки под сиденье.
арифмометр. Домкраты не такие.
подвижная ручка...
арифмометр на подножку и снова полез под сиденье.
спица. Толстая.
отнесу ему это для начала" и ушел, оставив дверцу открытой. Перец закурил.
Где-то сзади звякало железо и бранились. Потом грузовик начал покрякивать
и подрагивать.
они покатят по главной улице Управления, и никто не будет на них смотреть.
Потом они свернут на проселок, потащат за собой кучу желтой пыли, а солнце