подозрительность и ревность, которые она давно почуяла в нем, и она
забавлялась этим открытием с затаенным, злорадным и дерзким кокетством.
она угадала под его отеческой заботой скрытую враждебность, в причине
которой он не хотел признаться даже самому себе.
поездку на гору Сен-Мишель с дядей, тетей, с вами, моим отцом, и со
знакомым. К тому же об этом никто не узнает. А если и узнают, тут нечего
осуждать. Когда мы вернемся в Париж, этот знакомый займет свое обычное
место среди остальных.
сказал.
сказал:
села на скамью, врытую в землю у подножия дуба. Ночь была теплая,
напоенная ароматами полей, дыханием моря и светлой мглой; полная луна
лила свет на залив, окутанный туманом. Он полз, как клубы белого дыма,
заволакивая дюны, которые в этот час должен был затопить прилив.
проникнуть в свою душу сквозь непроницаемую дымку, подобную той, что
застилала пески.
квартире, она спрашивала себя: что я люблю? чего желаю? на что надеюсь?
чего хочу? что я такое?
доставляли ей действительно много наслаждения, она никогда не испытывала
никаких чувств, если не считать быстро потухавшего любопытства. Она,
впрочем, сознавала это, потому что так привыкла разглядывать и изучать
свое лицо, что не могла не наблюдать также и за душой. До сих пор она
мирилась с этим отсутствием интереса ко всему тому, что других людей
волнует, а ее может, в лучшем случае, немного развлечь, но отнюдь не
захватить.
более острый интерес к кому-то, всякий раз, когда соперница, отвоевывая
у нее поклонника, которым она дорожила, тем самым разжигала ее женские
инстинкты и возбуждала в ее крови горячку влечения, она испытывала при
этом мнимом зарождении любви гораздо более жгучее ощущение, нежели
простую радость успеха. Но всегда это длилось недолго. Отчего? Она
уставала, пресыщалась, возможно, была излишне проницательной. Все, что
сначала нравилось ей в мужчине, все, что ее увлекало, трогало,
волновало, очаровывало в нем, вскоре начинало казаться ей уже знакомым,
пошлым, обыденным. Все они слишком походили друг на друга, хоть и не
были одинаковыми; и еще ни в одном из них она не находила тех свойств и
качеств, которые нужны были, чтобы долго ее волновать и увлекать ее
сердце навстречу любви.
она ожидала, или ей недоставало того, что повелевает любить? Потому ли
любишь, что встретил наконец человека, который представляется тебе
созданным для тебя, или просто потому, что ты рожден со способностью
любить? Временами ей казалось, что у всех сердце наделено, как тело,
руками - ласковыми и манящими, которые привлекают, льнут и обнимают, а
ее сердце - безрукое. У него одни только глаза.
влюбляются в женщин, недостойных, лишенных ума, обаяния, порой даже
красоты. Почему? Как? Что это за тайна? Значит, этот человеческий недуг
вызывается не только роковым предопределением, но и каким-то зерном,
которое мы носим в себе и которое внезапно прорастает? Она выслушивала
признания, она разгадывала секреты, она даже собственными глазами
наблюдала внезапное преображение, вызванное в душе этим дурманом, и
старалась понять его.
глупостей, которыми забавляются, которыми заполняют досуг богачи, она
иногда с завистливым, ревнивым и почти что недоверчивым удивлением
обнаруживала людей - и женщин и мужчин, - с которыми явно происходило
что-то необычайное. Это проявлялось не ярко, не бросалось в глаза, но
она улавливала и угадывала это своим врожденным чутьем. На их лицах, в
их улыбках, особенно в глазах, появлялось нечто невыразимое,
восторженное, блаженное - радость, разлившаяся по всему телу, озарившая
и плоть и взгляд.
всегда раздражали ее, и она принимала за презрение ту глухую и глубокую
неприязнь, которую вызывали в ней люди, пылающие страстью. Ей казалось,
что она распознает их благодаря своей необычайно острой и безошибочной
проницательности. И действительно, нередко ей удавалось почуять и
разгадать любовную связь прежде, чем о ней начинали подозревать в свете.
чье-то существование, чей-то образ, звук голоса, мысль, те неуловимые
черты в близком человеке, которые волнуют наше сердце, она сознавала,
что неспособна на это. А между тем сколько раз, устав от всего и мечтая
о неизъяснимых усладах, истерзанная неотступной жаждой перемен и чего-то
неведомого, которая была, возможно, лишь смутным волнением, неосознанным
стремлением любить, она с тайным стыдом, порожденным гордыней, желала
встретить человека, который ввергнул бы ее - пусть ненадолго, на
несколько месяцев - в эту волшебную восторженность, охватывающую все
помыслы, все тело, ибо в эти дни волнений жизнь, вероятно, приобретает
причудливую прелесть экстаза и опьянения.
ее, совсем чуть-чуть, проявив немного своей ленивой энергии, которую
ничто не занимало надолго.
ее на несколько дней, кончались тем, что кратковременная вспышка
неизменно угасала в непоправимом разочаровании. Она слишком многого
ждала от этих людей, от их характера, их природы, их чуткости, их
дарований. При общении с каждым из них ей всегда приходилось убеждаться,
что недостатки выдающихся людей часто ощущаются резче, чем их
достоинства, что талант - некий дар, вроде острого зрения или здорового
желудка, дар особый, самодовлеющий, не зависящий от прочих приятных
качеств, придающих отношениям задушевность и привлекательность.
любила ли она его? Любила ли настоящей любовью? Не будучи ни знаменитым,
ни известным, он покорил ее своим чувством, нежностью, умом - всеми
своими подлинными и простыми достоинствами. Он покорил ее, ибо она
думала о нем беспрестанно; беспрестанно желала, чтобы он был возле нее;
ни одно существо в мире не было ей так приятно, так мило, так
необходимо. Это и есть любовь?
она впервые испытывала искреннее желание быть для этого человека чем-то
большим, нежели обворожительной подругой. Любила ли она его? Нужно ли
для любви, чтобы человек был привлекателен, выделялся среди окружающих и
стоял выше всех, в ореоле, которым сердце обычно окружает своих
избранников, или же достаточно, чтобы человек очень нравился, нравился
настолько, что без него почти уже нельзя обойтись?
Вдумавшись, она в конце концов ответила себе: "Да, я люблю его, но мне
недостает сердечного порыва: такою уж я создана".
что он идет ей навстречу на террасе парка в Авранше. Впервые в ней
проснулось то Невыразимое, что толкает, влечет, бросает нас к
кому-нибудь; ей доставляло большое удовольствие идти рядом с ним,
чувствовать, как он возле нее сгорает от любви, и смотреть, как солнце
садится за тенью Сен-Мишеля, напоминающей сказочное видение. Разве сама
любовь - не сказка для душ, в которую одни инстинктивно верят, о которой
другие мечтают так долго, что иной раз тоже начинают верить в нее? Не
поверит ли в конце концов и она? Она почувствовала странное, упоительное
желание склонить голову на плечо этого человека, стать ему более
близкой, искать той "полной близости", которой никогда не достигаешь,
подарить ему то, что тщетно предлагать, потому что все равно всегда
сохраняешь это при себе: свою сокровенную сущность.
сейчас. Быть может, стоило только поддаться этому порыву, чтобы он
превратился в страсть? Она всегда сопротивлялась, рассуждала, боролась с
обаянием людей. Разве это не блаженство - в такой вечер гулять с ним под
ивами на берегу реки и в награду за его любовь время от времени дарить
ему для поцелуя губы?
несомненно, искавший ее. Она крикнула:
шторы, чтобы еще раз взглянуть на туман над бухтой, становившийся все
белее от лунного света, и ей показалось, что и туман в ее сердце
светлеет от восходящей любви.
они собирались выехать рано, чтобы завтракать на горе.