времен старого короля Иакова, когда я был суетен и считал великой честью,
если меня приглашали на придворный маскарад. На рождество там появлялся
целый рой подобных маленьких существ, и мы называли их детьми деда Мороза.
Но как попала эта гостья в мой дом?
за птичка с алыми перышками? Знаете, я видел точно такие фигурки, когда
солнечные лучи проникали сквозь цветные оконные стекла и на пол ложились
золотые и пурпурные пятна. Но это было на старой родине. Скажи нам, малютка,
кто ты такая и почему твоей матери пришла фантазия так странно тебя
нарядить? Ты христианский ребенок? Учили тебя катехизису? Может быть, ты
злой эльф или фея, которых, нам казалось, мы оставили вместе с разными
папистскими пережитками в доброй старой Англии?
судить по твоему цвету! - (заметил старый священник, тщетно пытаясь
потрепать рукой щечку маленькой Перл. - А где же твоя мама? О, я вижу! -
добавил он и, повернувшись к губернатору Беллингхему, шепнул: - Это то самое
дитя греха, о котором мы с вами беседовали. А вон стоит несчастная Гестер
Прин, ее мать.
предвидеть, что мать такого ребенка должна быть блудницей, подлинной
вавилонской блудницей. Но пришла она вовремя, и мы сразу же займемся этим
делом.
губернатор, и его суровые глаза впились в носительницу алой буквы. - Нам
пришлось всесторонне обсудить вопрос о том, согласно ли с совестью поступили
мы, облеченные властью и влиянием люди, вручив бессмертную душу стоящего
здесь ребенка попечению женщины, которая оступилась и попала в западню
соблазнов мира сего. Ты мать этого ребенка, скажи же свое слово! Не думаешь
ли ты, что если девочку возьмут у тебя, и скромно оденут, и будут держать в
строгости, и научат истинам, божественным и человеческим, это послужит
благополучию твоей дочери на земле и спасению ее души на небе? Что для этого
можешь сделать ты?
ответила Гестер Прин, дотрагиваясь пальцем до красной буквы.
хотим передать ребенка в другие руки именно из-за нечистого пятна, на
которое указывает буква.
знак научил меня, учит каждый день, учит в эту самую минуту тому, что
поможет моему ребенку стать благоразумнее и лучше, чем была я, хотя мне уже
ничто не поможет.
обдумаем, как нам надлежит поступить. Достопочтенный отец Уилсон, задайте
вопросы Перл - поскольку таково ее имя - и выясните, получает ли она ту
христианскую пищу, какую должен получать каждый ребенок в этом возрасте.
девочка, не привыкшая к прикосновению чьих-либо рук, кроме материнских,
выбежала в открытую дверь и остановилась на верхней ступеньке, похожая на
неприрученную тропическую птичку с яркими перышками, готовую вот-вот
вспорхнуть и улететь. Мистер Уилсон, весьма удивленный тем, что Перл
вырвалась от него, ибо его добродушная старческая внешность обычно
располагала к нему детей, все же попытался задать ей вопрос.
должное время в твоем сердце засиял драгоценный перл. Можешь ты сказать,
дитя мое, кто тебя создал?
родителей, вскоре после разговора с дочерью о небесном отце начала внушать
ей истины, которые человеческий разум, не достигший еще полной зрелости,
впитывает в себя с неослабным вниманием. Успехи Перл за три первых года ее
жизни были таковы, что она могла бы с успехом ответить на все вопросы по
Ново-английскому букварю или по первому столбцу Вестминстерского катехизиса,
хотя и в глаза не видела этих прославленных учебников. Но именно в эту на
редкость неподходящую минуту девочкой овладело упрямство, так или иначе
свойственное всем детям, а ей в особенности, и она либо вообще молчала, либо
говорила невпопад. Сперва маленькая Перл, сунув палец в рот, сердито
отказалась отвечать на вопросы доброго мистера Уилсона, а под конец заявила,
что никто ее не создал, а просто мать нашла в розовом кусте у дверей тюрьмы.
губернатора, - Перл все еще стояла на ступеньке лестницы, - так и
воспоминанием о розовом кусте возле тюрьмы, мимо которого она в этот день
проходила.
священнику. Гестер взглянула на врача, и даже в эту минуту, когда решалась
ее судьба, не могла не поразиться перемене, происшедшей в нем с тех давних
пор, когда она близко его знала: он стал еще безобразнее - смуглые щеки еще
потемнели, искривленная фигура совсем сгорбилась. На мгновение глаза их
встретились, но Гестер сразу же пришлось сосредоточить все свое внимание на
том, что происходило в холле.
изумления, в которое поверг его ответ Перл. - Девочке уже три года, а она не
знает, кто ее создал! Ее душа погружена во тьму, она не понимает ни своей
теперешней порочности, ни того, что ей уготовано в будущем! Я думаю,
джентльмены, нам не о чем больше спрашивать.
пуританина. Одинокая, отвергнутая миром, владевшая только этим сокровищем,
отогревавшим ее сердце, она считала свои права неотъемлемыми и готова была
ценой собственной жизни отстаивать их против всего мира.
возместить все, что вы у меня отняли! В ней мое счастье и мое мучение! Перл
удерживает меня в жизни, и она же меня карает! Разве вы не видите, что она
тоже - алая буква, но эту алую букву я люблю, и поэтому нет для меня на
свете страшнее возмездия, чем она! Вы не отнимете ее у меня! Прежде отнимите
жизнь!
ребенком будут хорошо присматривать, гораздо лучше, чем ты сама.
Гестер. - Я ее не отдам! - И тут, движимая внезапным порывом, она обернулась
к молодому священнику, мистеру Димсдейлу, на которого до сих пор, казалось,
ни разу не взглянула. - Вступись же хоть ты за меня! - воскликнула она. - Ты
был моим пастырем и пекся о моей душе; ты знаешь меня лучше, чем эти люди! Я
не отдам ребенка! Вступись за меня! В тебе больше доброты, чем в них, и ты
знаешь, что скрыто в моем сердце, и каковы материнские права, и насколько
они велики, когда у матери нет ничего, кроме ее ребенка и алой буквы! Защити
же меня! Я не отдам ребенка! Защити меня!
доведена почти до безумия, мистер Димсдейл побледнел и, прижав руку к
сердцу, как делал всякий раз, когда что-нибудь задевало его необычайно
обостренную чувствительность, сразу же выступил вперед. Он казался еще более
измученным и исхудалым, чем во время описанной нами сцены у позорного
столба, и потому ли, что его здоровье пошатнулось, по другой ли причине, но
в беспокойной и печальной глубине больших черных глаз молодого священника
таился целый мир страданий.
столь сильным, что по холлу прокатилось эхо, на которое отозвались пустые
доспехи. - Есть правда и в словах Гестер и в чувствах, ее одушевляющих!
Господь дал ей ребенка, а вместе с ним и бессознательное понимание его нужд
и характера - совсем необычного, насколько можно судить; такого понимания
больше не может быть ни у единого смертного существа. А кроме того, разве не
таится нечто высокое и священное в отношениях этой матери и этого ребенка?
губернатор. - Объяснитесь, пожалуйста!
согласившись с этим, мы тем самым стали бы утверждать, что небесный отец -
создатель всего сущего - легко принимает греховный проступок и не делает
различия между нечестивой страстью и святой любовью. Это дитя отцовского
греха и материнского позора явилось на свет по воле вседержителя, чтобы
множеством способов воздействовать на сердце той, которая так горячо и с
такой горькой мукой молит о праве не расставаться с ним. Ребенок дан был
матери как благословение - единственное благословение ее жизни! Дан он был
также, - и это признала она сама, - как наказание, как пытка, как острая
боль, которая настигает в самые неожиданные минуты, как удар хлыста, как
вечное терзание среди отравленной радости. Разве не выразила она этого в
одеянии несчастной малютки, которое неуклонно напоминает нам о красном
знаке, испепеляющем грудь грешницы?
женщиной движет низменное желание превратить девочку в фиглярку.
подарив ей ребенка, господь сотворил великое чудо. Пусть же она чувствует -
а иначе, по моему мнению, и быть не может, - что это благодеяние было
свершено для того, чтобы сохранить живой душу матери и предостеречь от еще
более черных бездн греха, куда, в противном случае, ее мог бы ввергнуть
дьявол. Поэтому правильно, что бедной грешнице вверено дитя с бессмертной
душой, существо, могущее заслужить вечные муки или вечное блаженство,
ребенок, порученный ее попечению, дабы она воспитала его в добродетели и
ежесекундно помнила, глядя на него, о своем падении и вместе с тем понимала,
что если она вырастит этого ребенка - священный дар творца - достойным
небес, ребенок откроет врата небес и для своей матери. В этом грешная мать
счастливее грешного отца. Во имя Гестер Прин, а также во имя несчастного