избрали русского, Илариона. Русь есть часть православной Церкви. Законы на
Руси русские, русскими будут. А ты проповедуй, учи доброму в духе.
Препятствуют тебе? Нет.
примером, кладезем мудрости всем государям. Как в лучшем, чему надлежит
подражать, так и в плохом - во избежание, - отозвался митрополит. - Ты,
кесарь-царь, по себе установи единодержавие, на благо. Держа при себе
советников, государь должен один управлять.
Вспомнилась драгоценная Псалтырь, богато расцвеченная живописцами, подарок
базилевса Константина Мономаха. Базилевс Василий, прозванный
Болгаробойцем, на рисунке стоял в доспехах, с острым копьем, опираясь на
меч. Над кровожадным правителем изобразили Христа, по бокам - херувимов, а
внизу - подданных: фигурки крохотные, ползут на четвереньках, как щенки.
Кругом головы базилевса сияние, как на иконах. С благим намереньем творили
живописцы, молитвенно трудились, а что изобразили? Кощунство над Христом,
над святыми, над верой! Не видят греки, собой ослеплены. Еще в Ветхом
завете было сказано, что бог не дал Давиду построить храм, ибо Давид много
крови пролил... Не захотелось напомнить. Молодые больше уверены в себе,
чем старики, ибо молодость, не имея опыта, решает от разума. "Но что разум
без опыта?" - в мыслях сам с собой обсуждал Ярослав, и, сидя рядом со
смертью, был еще жив, еще в памяти, и продолжал свою речь. То была
исповедь, чего не понял жесткий митрополит, но князь не нуждался в
сочувствии.
лазает по куполу, будто муха? - спросил Ярослав. - Что до золотильщика и
храму, и куполу! Ничего он для них, они и без золота простоят. Не так ли и
мы, князья? Лазаем поверху, видно нас, и кажется, что в нас все заключено.
А купол дрогнет и золотильщика сбросит. Земля нас терпит по вековому
обычаю, ибо привыкла иметь в князьях нужду. Не во мне суть, не в Ярославе.
Но что я могу защитить и от кого, от чего. Меня ли Новгород не прощал,
меня ли не защищал! Пришел Мстислав требовать доли в отцовском наследье.
Собирался я против него - Новгород и не глядел на меня. Иди, пусть вам с
братом будет божий суд. Я шел под Листвен с наемными варягами. Сколько-то
было со мной русских, новгородских, из бобылей, охочих подраться. Но из
домовитых ни один не бросил семью, чтобы мне помогать. У Мстислава была
дружина из нерусских, да русские такие же, как у меня, кто на драку бежит,
едва позовут. Им и досталось, пока Мстислав не сбил своей дружиной моих
варягов. Прибежал в Новгород, новгородцы меня утешили: не робей, поможем.
Зимой я пересылался со Мстиславом, а летом новгородцы спустились со мной в
Киев большим войском. Зачем? Чтобы мне стыдно не было. Они тоже
пересылались со Мстиславом, а мне сказали: будем вас добром мирить. Добрый
он был князь, и брат добрый. В ссоре я был повинен, не он.
- Написал бы ты через писцов наставление сыновьям, как мне рассказывал о
себе. Они бы вынесли себе поучение, как править.
черное от белого, от красного... - и не докончил. Губы шевельнулись,
желанья не стало. Не нужно. Митрополит упрям. Не понимает, что другие
упрямы не менее. Каждый держится за привычное. Пока время не переменит
людей, положение их, достатки и все, от чего у человека мысли, желанья...
спорами из книг, такое их дело. Плотник рубит топором, книжник языком
пилит душу. Читал Ярослав духовные и светские книги. Чтение дает знания,
но ума никому не прибавит, коль его мало. Вот ученый человек митрополит, а
пустяка не поймет: за то Ярослав брата Мстислава при жизни его не любил,
что был перед ним виноват. В сторону говорит духовный отец, на ветер...
между ними, ибо мысли его чудесно воплощались в видения дела. Он уже встал
на порог. Ноги как ледяные. Или кажется? Не хочется пошевелиться, чтоб
посмотреть рукой, язык не хочет сказать. Взять легко, любить трудно -
терпения много нужно для любви. Не стало у старого князя больше любви ни к
чему, остыл он совсем, остались бесполезные знания себя и людей. Хорошо и
легко, и пора, пора...
не так делали, будто бы можно сделать жизнь из заранее сказанных слов?
указывали, не было единой, благодеятельной, самодержавной Империи. Не
бывало и людей, кто поступал бы по-писаному, даже когда сам творил писания
к общему примеру. Из действительно сущего - из Империи, из людей - с
помощью слов творили истинных ангелов: голова, крылья, руки, грудь, а
прочего нет, прочее отсекается, как ненужное.
старым обычаем. Думала, что живет, и жила свободно, платя цену, называемую
усобицами, беспорядком. В свободе трудно держаться порядка.
И двуногое без перьев, и общественное животное, и разумнейшее во всем мире
существо среди других... Кем бы ни назвать человека, есть у него одно
поистине дивное чувство: уметь видеть то, чего нет, и не видеть того, что
есть.
живописец Алимпий, известный мастер, разговаривал с Никифором, начинающим
мастером, недавним своим учеником.
собака, лошадь, кошка, как ни умны, но не видят ни нарисованного, ни
изваянного. Глаз же у них куда зорче, острей людского. А человек видит. У
человека глаз добавляет свое к нарисованному. Вот тебе и вся тайна. Мы ко
всему прибавляем свое и говорим: знаем истину. Однако же каждый знает
истину, но - свою.
отрицания веры.
богоматери, святых пишут на иконах по-разному. Ты против этого не можешь
спорить. Найди, вырази по-своему образ - вот и открыл тайну. Поверят тебе,
в нарисованное тобой, люди - ты мастер.
должен всегда знать, где добро, где зло, иначе не будет в руке силы, -
посвящал в тайну Алимпий младшего товарища.
когда казну набил, а для людей добро, когда у них деньги, и нет им печали,
что княжья казна пуста.
деньги мои.
тут добро, а где зло?
письма, молись, прося бога о помощи. И проникай в образ. Христос, бог наш,
описан плотию, а божественностью не описан. И я, человек во плоти, молясь
на иконы, не краскам молюсь, но сквозь целостность образа возношу свой дух
ввысь. Здесь тайна. Посему не утруждай ум словами, но душу свою зажигай.
Истинно тебе говорю: мысли, работая, что телесность есть лишь предлог...
бы раздал своим сыновьям. Не было раздачи. Все осталось на своем месте, ни
одно вече не собралось, дабы обсудить разделенье открывшегося наследства,
- не было наследства. Не шевельнулись беспокойные новгородцы. Еще более
беспокойные, но менее дружные киевляне не увидели повода для шума и жалоб.
На княжом дворе старший сын заменил отца. Обычай был за него, как привыкли
от времени, когда род - большая семья - был и владельцем угодий, и
собственным своим судьей.
хотел. Митрополит - грек, с греческой мечтой о возможности на Руси
единовластья, будто бы такое единовластье существовало в империи, - не
обратился с речью о своей мечте ни к кому, разве что к какому-либо
соотечественнику.
духовные отцы в храмовых проповедях не вмешивались в светские дела.
Ярославова дружина поделилась своей волей между сыновьями, по старине
дружинник сам себе голова.
сидел в Смоленской земле. По общему совету между четырьмя князьями
Ярославичами, младший из них, Игорь, перешел в Смоленск, а освобожденный
им Владимир-на-Волыни был дан Ростиславу Владимиричу, сыну Владимира
Ярославича.
понятно, старшего киевского стола, и его дети, по этой причине, выпадали
из обычной очереди наследования. К таким применяли названье - изгой.
Сертаков Виталий
Земляной Андрей
Маккэфри Энн
Каменистый Артем
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия