где поставила я светильник.
тигли небольшой площадки, где, казалось, была часовня; по крайней мере,
к стене был приставлен узенький столик в виде алтарного престола, и над
ним виден был почти совершенно изгладившийся, полинявший образ католи-
ческой мадонны. Небольшая серебряная лампадка, перед ним висевшая,
чуть-чуть озаряла его. Татарка наклонилась и подняла с земли оставленный
медный светильник на тонкой высокой ножке, с висевшими вокруг ее на це-
почках щипцами, шпилькой для поправления огня и гасильником. Взявши его,
она зажгла его огнем от лампады. Свет усилился, и они, идя вместе, то
освещаясь сильно огнем, то набрасываясь темною, как уголь, тенью, напо-
минали собою картины Жерардо della notte. Свежее, кипящее здоровьем и
юностью, прекрасное лицо рыцаря представляло сильную противоположность с
изнуренным и бледным лицом его спутницы. Проход стал несколько шире, так
что Андрию можно было пораспрямиться. Он с любопытством рассматривал сии
земляные стены, напомнившие ему киевские пещеры. Так же как и в пещерах
киевских, тут видны были углубления в стенах и стояли кое-где гробы;
местами даже попадались просто человеческие кости, от сырости сделавшие-
ся мягкими и рассыпавшиеся в муку. Видно, и здесь также были святые люди
и укрывались также от мирских бурь, горя и обольщений. Сырость местами
была очень сильна: под ногами их иногда была совершенная вода. Андрий
должен был часто останавливаться, чтобы дать отдохнуть своей спутнице,
которой усталость возобновлялась беспрестанно. Небольшой кусок хлеба,
проглоченный ею, произвел только боль в желудке, отвыкшем от пищи, и она
оставалась часто без движения по нескольку минут на одном месте.
богу, мы пришли", - сказала слабым голосом татарка, приподняла руку,
чтобы постучать, - и не имела сил. Андрий ударил вместо нее сильно в
дверь; раздался гул, показавший, что за дверью был большой простор. Гул
этот изменялся, встретив, как казалось, высокие своды. Через минуты две
загремели ключи, и кто-то, казалось, сходил по лестнице. Наконец дверь
отперлась; их встретил монах, стоявший на узенькой лестнице, с ключами и
свечой в руках. Андрий невольно остановился при виде католического мона-
ха, возбуждавшего такое ненавистное презрение в козаках, поступавших с
ними бесчеловечней, чем с жидами. Монах тоже несколько отступил назад,
увидев запорожского казака, но слово, невнятно произнесенное татаркою,
его успокоило. Он посветил им, запер за ними дверь, ввел их по лестнице
вверх, и они очутились под высокими темными сводами монастырской церкви.
У одного из алтарей, уставленного высокими подсвечниками и свечами, сто-
ял на коленях священник и тихо молился. Около него с обеих сторон стояли
также на коленях два молодые клирошанина в лиловых мантиях с белыми кру-
жевными шемизетками сверх их и с кадилами в руках. Он молился о ниспос-
лании чуда: о спасении города, о подкреплении падающего духа, о ниспос-
лании терпения, об удалении искусителя, нашептывающего ропот и малодуш-
ный, робкий плач на земные несчастия. Несколько женщин, похожих на при-
видения, стояли на коленях, опершись и совершенно положив изнеможенные
головы на спинки стоявших перед ними стульев и темных деревянных лавок;
несколько мужчин, прислонясь у колонн и пилястр, на которых возлегали
боковые своды, печально стояли тоже на коленях. Окно с цветными стекла-
ми, бывшее над алтарем, озарилося розовым румянцем утра, и упали от него
на пол голубые, желтые и других цветов кружки света, осветившие внезапно
темную церковь. Весь алтарь в своем далеком углублении показался вдруг в
сиянии; кадильный дым остановился в воздухе радужно освещенным облаком.
Андрий не без изумления глядел из своего темного угла на чудо, произве-
денное светом. В это время величественный рев органа наполнил вдруг всю
церковь. Он становился гуще и гуще, разрастался, перешел в тяжелые роко-
ты грома и потом вдруг, обратившись в небесную музыку, донесся высоко
под сводами своими поющими звуками, напоминавшими тонкие девичьи голоса,
и потом опять обратился он в густой рев и гром и затих. И долго еще гро-
мовые рокоты носились, дрожа, под сводами, и дивился Андрий с полуоткры-
тым ртом величественной музыке.
ра!" - сказала татарка. Они перешли через церковь, не замеченные никем,
и вышли потом на площадь, бывшую перед нею. Заря уже давно румянилась на
небе: все возвещало восхождение солнца. Площадь, имевшая квадратную фи-
гуру, была совершенно пуста; посредине ее оставались еще деревянные сто-
лики, показывавшие, что здесь был еще неделю, может быть, только назад
рынок съестных припасов. Улица, которых тогда не мостили, была просто
засохшая груда грязи. Площадь обступали кругом небольшие каменные и гли-
няные, в один этаж, домы с видными в стенах деревянными сваями и столба-
ми во всю их высоту, косвенно перекрещенные деревянными же брусьями, как
вообще строили домы тогдашние обыватели, что можно видеть и поныне еще в
некоторых местах Литвы и Польши. Все они были покрыты непомерно высокими
крышами со множеством слуховых окон и отдушин. На одной стороне, почти
близ церкви, выше других возносилось совершенно отличное от прочих зда-
ние, вероятно, городовой магистрат или какое-нибудь правительственное
место. Оно было в два этажа, и над ним вверху надстроен был в две арки
бельведер, где стоял часовой; большой часовой циферблат вделан был в
крышу. Площадь казалась мертвою, но Андрию почудилось какое-то слабое
стенание. Рассматривая, он заметил на другой стороне ее группу из
двух-трех человек, лежавших почти без всякого движения на земле. Он впе-
рил глаза внимательней, чтобы рассмотреть, заснувшие ли это были или
умершие, и в это время наткнулся на что-то лежавшее у ног его. Это было
мертвое тело женщины, по-видимому, жидовки. Казалось, она была еще моло-
да, хотя в искаженных, изможденных чертах ее нельзя было того видеть. На
голове ее был красный шелковый платок; жемчуги или бусы в два ряда укра-
шали ее наушники; две-три длинные, все в завитках, кудри выпадали из-под
них на ее высохшую шею с натянувшимися жилами. Возле нее лежал ребенок,
судорожно схвативший рукою за тощую грудь ее и скрутивший ее своими
пальцами от невольной злости, не нашед в ней молока; он уже не плакал и
не кричал, и только по тихо опускавшемуся и подымавшемуся животу его
можно было думать, что он еще не умер или, по крайней мере, еще только
готовился испустить последнее дыханье. Они поворотили в улицы и были ос-
тановлены вдруг каким-то беснующимся, который, увидев у Андрия драгоцен-
ную ношу, кинулся на него, как тигр, вцепился в него, крича: "Хлеба!" Но
сил не было у него, равных бешенству; Андрий оттолкул его: он полетел на
землю. Движимый состраданием, он швырнул ему один хлеб, на который тот
бросился, подобно бешеной собаке, изгрыз, искусал его и тут же, на ули-
це, в страшных судорогах испустил дух от долгой отвычки принимать пищу.
Почти на каждом шагу поражали их страшные жертвы голода. Казалось, как
будто, не вынося мучений в домах, многие нарочно выбежали на улицу: не
ниспошлется ли в воздухе чего-нибудь, питающего силы. У ворот одного до-
ма сидела старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла или просто
позабылась: по крайней мере, она уже не слыхала и не видела ничего и,
опустив голову на грудь, сидела недвижимо на одном и том же месте. С
крыши другого дома висело вниз на веревочной петле вытянувшееся, иссох-
шее тело. Бедняк не мог вынести до конца страданий голода и захотел луч-
ше произвольным самоубийством ускорить конец свой.
спросить татарку:
человеку приходит последняя крайность, тогда, делать нечего, он должен
питаться тем, чем дотоле брезговал; он может питаться теми тварями, ко-
торые запрещены законом, все может тогда пойти в снедь.
ни даже мыши не найдешь во всем городе. У нас в городе никогда не води-
лось никаких запасов, все привозилось из деревень.
город?
рый в Буджаках, пустил в город ястреба с запиской, чтобы не отдавали го-
рода; что он идет на выручку с полком, да ожидает только другого полков-
ника, чтоб идти обоим вместе. И теперь всякую минуту ждут их... Но вот
мы пришли к дому.
строенный каким-нибудь архитектором итальянским. Он был сложен из краси-
вых тонких кирпичей в два этажа. Окна нижнего этажа были заключены в вы-
соко выдавшиеся гранитные карнизы; верхний этаж состоял весь из не-
больших арок, образовавших галерею; между ними видны были решетки с гер-
бами. На углах дома тоже были гербы. Наружная широкая лестница из краше-
ных кирпичей выходила на самую площадь. Внизу лестницы сидело по одному
часовому, которые картинно и симметрически держались одной рукой за сто-
явшие около них алебарды, а другою подпирали наклоненные свои головы, и,
казалось, таким образом, более походили на изваяния, чем на живые су-
щества. Они не спали и не дремали, но, казалось, были нечувствительны ко
всему: они не обратили даже внимания на то, кто всходил по лестнице. На
верху лестницы они нашли богато убранного, всего с ног до головы воору-
женного воина, державшего в руке молитвенник. Он было возвел на них ис-
томленные очи, но татарка сказала ему одно слово, и он опустил их вновь
в открытые страницы своего молитвенника. Они вступили в первую комнату,
довольно просторную, служившую приемною или просто переднею. Она была
наполнена вся сидевшими в разных положениях у стен солдатами, слугами,
псарями, виночерпиями и прочей дворней, необходимою для показания сана
польского вельможи как военного, так и владельца собственных поместьев.
Слышен был чад погаснувшей свечи. Две другие еще горели в двух огромных,
почти в рост человека, подсвечниках, стоявших посередине, несмотря на то
что уже давно в решетчатое широкое окно глядело утро. Андрий уже было
хотел идти прямо в широкую дубовую дверь, украшенную гербом и множеством
резных украшений, но татарка дернула его за рукав и указала маленькую
дверь в боковой стене. Этою вышли они в коридор и потом в комнату, кото-
Акунин Борис
Березин Федор
Конан-Дойль Артур
Круз Андрей
Роллинс Джеймс
Андреев Николай