того, что скажут и как на них поглядят, и будет ли прилично вот то-то и
то-то? - одним словом, держат себя точно в корсете, особенно претендующие
на значение. Самое любое для них - какая-нибудь предвзятая, раз
установленная форма, которой они рабски следуют - в отелях, на гуляньях, в
собраниях, в дороге... Но генерал проговорился, что у него, сверх того,
были какие-то особые обстоятельства, что ему надо как-то "особенно
держаться". Оттого-то он так вдруг малодушно и струсил и переменил со мной
тон. Я это принял к сведению и заметил. И конечно, он мог сдуру обратиться
завтра к каким-нибудь властям, так что мне надо было в самом деле быть
осторожным.
захотелось теперь посердить Полину. Полина обошлась со мною так жестоко и
сама толкнула меня на такую глупую дорогу, что мне очень хотелось довести
ее до того, чтобы она сама попросила меня остановиться. Мое школьничество
могло, наконец, и ее компрометировать. Кроме того, во мне сформировались
кой-какие другие ощущения и желания; если я, например, исчезаю пред нею
самовольно в ничто, то это вовсе ведь не значит, что пред людьми я мокрая
курица и уж, конечно, не барону "бить меня палкой". Мне захотелось над
всеми ними насмеяться, а самому выйти молодцом. Пусть посмотрят. Небось!
она испугается скандала и кликнет меня опять. А и не кликнет, так все-таки
увидит, что я не мокрая курица...
встретил на лестнице, что Марья Филипповна отправилась сегодня,
одна-одинешенька, в Карлсбад, с вечерним поездом, к двоюродной сестре. Это
что за известие? Няня говорит, что она давно собиралась; но как же этого
никто не знал? Впрочем, может, я только не знал. Няня проговорилась мне,
что Марья Филипповна с генералом еще третьего дня крупно поговорила.
Понимаю-с. Это, наверное, - mademoiselle Blanche. Да, у нас наступает
что-то решительное.)
Номер мой был не так еще дорог, чтоб очень пугаться и совсем выехать из
отеля. У меня было шестнадцать фридрихсдоров, а там... там, может быть,
богатство! Странное дело, я еще не выиграл, но поступаю, чувствую и мыслю,
как богач, и не могу представлять себя иначе.
Астлею в отель d'Angleterre, очень недалеко от нас, как вдруг вошел ко мне
Де-Грие. Этого никогда еще не случалось, да, сверх того, с этим господином
во все последнее время мы были в самых чуждых и в самых натянутых
отношениях. Он явно не скрывал своего ко мне пренебрежения, даже старался
не скрывать; а я - я имел свои собственные причины его не жаловать. Одним
словом, я его ненавидел. Приход его меня очень удивил. Я тотчас же смекнул,
что тут что-нибудь особенное заварилось.
Видя, что я со шляпой в руках, он осведомился, неужели я так рано выходу
гулять. Когда же услышал, что я иду к мистеру Астлею по делу, подумал,
сообразил, и лицо его приняло чрезвычайно озабоченный вид.
надо и выгодно, и нестерпимо скучный, когда быть веселым и любезным
переставала необходимость. Француз редко натурально любезен; он любезен
всегда как бы по приказу, из расчета. Если, например, видит необходимость
быть фантастичным, оригинальным, по-необыденнее, то фантазия его, самая
глупая и неестественная, слагается из заранее принятых и давно уже
опошлившихся форм. Натуральный же француз состоит из самой мещанский,
мелкой, обыденной положительности, - одним словом, скучнейшее существо в
мире. По-моему, только новички и особенно русские барышни прельщаются
французами. Всякому же порядочному существу тотчас же заметна и нестерпима
эта казенщина раз установившихся форм салонной любезности, развязности и
веселости.
вежливо, - и не скрою, что к вам послом или, лучше сказать, посредником от
генерала. Очень плохо зная русский язык, я ничего почти вчера не понял; но
генерал мне подробно объяснил, и признаюсь...
деле взялись быть посредником. Я, конечно, "un outchitel" и никогда не
претендовал на честь быть близким другом этого дома или на какие-нибудь
особенно интимные отношения, а потому и не знаю всех обстоятельств; но
разъясните мне: неужели вы уж теперь совсем принадлежите к членам этого
семейства? Потому что вы, наконец, во всем берете такое участие,
непременно, сейчас же во всем посредником...
проговариваться он не хотел.
обстоятельства, - сказал он сухо. - Генерал прислал меня просить вас
оставить ваши вчерашние намерения. Все, что вы выдумали, конечно, очень
остроумно; но он именно просил меня представить вам, что вам совершенно не
удастся; мало того - вас барон не примет, и, наконец, во всяком случае он
ведь имеет все средства избавиться от дальнейших неприятностей с вашей
стороны. Согласитесь сами. К чему же, скажите, продолжать? Генерал же вам
обещает, наверное, принять вас опять в свой дом, при первых удобных
обстоятельствах, а до того времени зачесть ваше жалованье, vos
appointements. Ведь это довольно выгодно, не правда ли?
быть, меня от барона и не прогонят, а, напротив, выслушают, и попросил его
признаться, что, вероятно, он затем и пришел, чтоб выпытать: как именно я
примусь за все это дело?
будет узнать, что и как вы будете делать? Это так естественно!
ко мне набок голову, с явным, нескрываемым ироническим оттенком в лице.
Вообще он держал себя чрезвычайно свысока. Я старался всеми силами
притвориться, что смотрю на дело с самой серьезной точки зрения. Я
объяснил, что так как барон обратился к генералу с жалобою на меня, точно
на генеральскую слугу, то, во-первых, - лишил меня этим места, а во-вторых,
третировал меня как лицо, которое не в состоянии за себя ответить и с
которым не стоит и говорить. Конечно, я чувствую себя справедливо
обиженным; однако, понимая разницу лет, положения в обществе и прочее, и
прочее (я едва удерживался от смеха в этом месте), не хочу брать на себя
еще нового легкомыслия, то есть прямо потребовать от барона или даже только
предложить ему об удовлетворении. Тем не менее я считаю себя совершенно
вправе предложить ему, и особенно баронессе, мои извинения, тем более что
действительно в последнее время я чувствую себя нездоровым, расстроенным,
фантастическим и прочее, и прочее. Однако ж сам барон вчерашним обидным для
меня обращением к генералу и настоянием, чтобы генерал лишил меня места,
поставил меня в такое положение, что теперь я уже не могу представить ему и
баронессе мои извинения, потому что и он, и баронесса, и весь свет,
наверно, подумают, что я пришел с извинениями со страха, чтоб получить
назад свое место. Из всего этого следует, что я нахожусь теперь вынужденным
просить барона, чтобы он первоначально извинился предо мною сам, в самых
умеренных выражениях, - например, сказал бы, что он вовсе не желал меня
обидеть. И когда барон это выскажет, тогда я уже, с развязанными руками,
чистосердечно и искренно принесу ему и мои извинения. Одним словом,
заключил я, я прошу только, чтобы барон развязал мне руки.
Ну согласитесь, monsieur... monsieur.. что вы затеваете все это нарочно,
чтобы досадить генералу... а может быть, имеете какие-нибудь особые цели...
mon cher monsieur, pardon, j'ai oublie votre nom, monsieur Alexis? n'est ce
pas?16
какой-то ноге должен... и так тревожился... но я ничего не понял.
Де-Грие просящим тоном, в котором все более и более слышалась досада. - Вы
знаете mademoiselle de Cominges?
Семенова Мария
Корнев Павел
Махров Алексей
Никитин Юрий
Конан-Дойль Артур
Гуль Роман Борисович