Сен-Реми, который действительно на этот раз отличился.
пригласила его пройтись вдоль рядов собравшихся гостей.
так и Парижа, - что у Людовика XIV взгляд быстрый и смелый, обещавший
красавицам отличного ценителя. Мужчины, со своей стороны, отметили, что
юный король горд и надменен и любит заставлять опускать глаза тех, кто
смотрит на него слишком долго или пристально, а это предвещало будущего
владыку.
которое произнес кардинал, разговаривавший с герцогом.
и, пренебрегши людьми, которые ждали его взгляда, поспешил окончить об-
ход собрания и дойти до конца залы.
племянниц. Лет шесть тому назад к кардиналу приехали из Италии три пле-
мянницы: Гортензия, Олимпия и Мария Манчини.
дядюшкой. Они, вероятно, выросли, похорошели, стали еще грациознее с тех
пор, как герцог их видел в последний раз.
цог говорил спокойным, естественным голосом; кардинал, напротив, отвечал
ему, против обыкновения, громко, сильно возвысив голос.
на большом расстоянии.
разование. У них есть свои обязанности. Они должны привыкнуть к своему
положению. Жизнь при блестящем и молодом дворе отвлекала бы их.
молод, это правда, но скупость кардинала мешала ему быть блестящим.
тырь или сделать из них простых горожанок?
бархатному итальянскому произношению больше остроты и звучности. - Сов-
сем нет! Я непременно хочу выдать их замуж, и как можно лучше.
пец, поздравляющий своего собрата.
умом и красотой.
ни Орлеанской, продолжал обходить собравшихся.
честву толстую блондинку двадцати двух лет, которую на сельском праздни-
ке можно было бы принять за разряженную крестьянку. - Мадемуазель Арну -
дочь моей учительницы музыки.
не сфальшивив.
нительная фрейлина.
раз услышала она такой отзыв из уст герцогини, не любившей ее баловать.
Поэтому Монтале, наша старинная знакомая, поклонилась его величеству
чрезвычайно низко не только из уважения, но и по необходимости - чтобы
скрыть улыбку, которую король мог неправильно истолковать.
нуть.
тому что, услышав его, король вздрогнул и отвел герцогиню на середину
залы, точно желая сказать ей несколько слов по секрету; в действи-
тельности, он только хотел подойти поближе к Мазарини.
географии не говорил мне, что между Блуа и Парижем такое огромное расс-
тояние.
этих девиц. Некоторые, право, недурны.
ума от радости.
- Вторая часть моей фразы исправит первую. Одни кажутся старыми, а дру-
гие некрасивыми, потому что они одеты, как одевались десять лет назад.
Мазарини под тем предлогом, что так ему удобнее смотреть, - взгляните на
это простое белое платье рядом с устаревшими нарядами и громоздкими при-
ческами. Это, вероятно, одна из приближенных матушки, хотя я ее и не
знаю. Посмотрите, какая простота в обращении, какая грация в движениях!
Вот это женщина, а все остальные просто манекены.
зать вам, что на этот раз вы не угадали. Та, которую вы так расхваливае-
те, не парижанка, а здешняя...
нев, не поднимая головы, чувствуя, что на нее смотрит король.
монно сказала королю герцогиня.
что, глядя на нее, король пропустил несколько слов из разговора герцога
с кардиналом.
его дворецкого, того самого, который руководил приготовлением жаркого с
трюфелями, заслужившего одобрение вашего величества.
аттестации. Король улыбнулся. Были ли слова герцогини шуткой или наив-
ностью, во всяком случае, они безжалостно убили все, что король Людовик
находил прекрасным и поэтичным в скромной девушке.
ловека, который умел превосходно приготовлять индеек с трюфелями.
Венера, наверное, очень смеялись над красивой Алкменой и бедной Ио, ког-
да за столом Юпитера между нектаром и амброзией начинали для развлечения
говорить о смертных красавицах.
цогини и не видела улыбки короля. В самом деле, если бы эта девушка,
имевшая столько вкуса, чтобы одеться в белое, услышала жестокие слова
герцогини и увидела в ту минуту холодную усмешку короля, она умерла бы
на месте.
му что насмешка убивает все, даже красоту.
было темно в глазах, ничего не видела и не слышала. Король, внимательно
следивший за разговором герцога с кардиналом, поспешил к ним.
ехать по той стороне Луары, а не по этой, где ехали мы. По моим расче-
там, завтра они будут как раз против Блуа.
с тем чувством меры, благодаря которым синьор Джулио Мазарини считался
первым актером в мире.
шаги, и мог убедиться в их действии на своего воспитанника по легкой
краске, выступившей на его лице. Могла ли такая тайна укрыться от чело-
века, смеявшегося в продолжение двадцати лет над всеми уловками евро-
пейских дипломатов?
не мог стоять на месте и окидывал собравшихся мутным, равнодушным взгля-
дом. Раз двадцать бросал он вопросительные взоры на вдовствующую короле-
ву, увлекшуюся разговором с герцогиней, но она, повинуясь взгляду Маза-
рини, не хотела понять мольбы сына.
роля несносным и нелепым. Он сто раз закусывал губы и потягивался, как
благовоспитанный ребенок, который, не смея зевать, старается показать,
что ему скучно; наконец, после напрасных взглядов на мать и министра, он
с отчаянием обратил глаза на двери, где его ждала свобода.
твердым, сверкающим взглядом, с длинными седеющими волосами и черными
усами; это был настоящий тип воинственной красоты. В блестящей, как зер-
кало, кирасе офицера отражались все огни. На голове у него была серая
шляпа с красным пером - доказательство, что он находился тут по службе,
а не ради удовольствия. Если б он явился ради удовольствия, как придвор-
ный, а не как солдат, то держал бы шляпу в руках: ведь за всякое удо-
вольствие надо как-нибудь расплачиваться.
служило и то, что он, скрестив руки, с полнейшим равнодушием смотрел на