фонтана Медуз, в одном из старых аристократических домов, выстроенных
архитектором Пюже, тоже праздновали обручение.
ты, они принадлежали к высшему марсельскому обществу. Это были старые
сановники, вышедшие в отставку при узурпаторе; военные, бежавшие из
французской армии в армию Конде; молодые люди, которых родители, - все
еще не уверенные в их безопасности, хотя уже поставили за них по четыре
или по пять рекрутов, - воспитали в ненависти к тому, кого пять лет изг-
нания должны были превратить в мученика, а пятнадцать лет Реставрации -
в бога.
страстями особенно неистовыми и ожесточенными, потому что на юге Франции
уже пятьсот лет политическая вражда усугубляется враждой религиозной.
тителем целого материка, и правящий населением в пять-шесть тысяч душ,
после того как сто двадцать миллионов подданных на десяти языках кричали
ему: "Да здравствует Наполеон!" - казался всем участникам пира челове-
ком, навсегда потерянным для Франции и престола. Сановники вспоминали
его политические ошибки, военные рассуждали о Москве и Лейпциге, женщины
- о разводе с Жозефиной. Этому роялистскому сборищу, которое радовалось,
- не падению человека, а уничтожению принципа, - казалось, что для него
начинается новая жизнь, что оно очнулось от мучительного кошмара.
своим гостям выпить за короля Людовика XVIII. То был маркиз де Сен-Ме-
ран.
Франции, был встречен громкими кликами; по английскому обычаю, все под-
няли бокалы; женщины откололи свои букеты и усеяли ими скатерть. В этом
едином порыве была почти поэзия.
взглядом, тонкими губами, аристократическими манерами, еще изящная, нес-
мотря на свои пятьдесят лет, - они признали бы, будь они здесь, все эти
революционеры, которые нас выгнали и которым мы даем спокойно злоумыш-
лять против нас в наших старинных замках, купленных ими за кусок хлеба
во времена Террора, - они признали бы, что истинное самоотвержение было
на нашей стороне, потому что мы остались верны рушившейся монархии, а
они, напротив, приветствовали восходившее солнце и наживали состояния, в
то время как мы разорялись. Они признали бы, что наш король поистине был
Людовик Возлюбленный, а их узурпатор всегда оставался Наполеоном Прокля-
тым; правда, де Вильфор?
годня их помолвка, и им, конечно, не до политики.
бархатными глазами, подернутыми влагой, - это я завладела господином де
Вильфор. Госпожа де Вильфор, мама хочет говорить с вами.
которого я не расслышал, - сказал г-н де Вильфор.
странно было видеть на этом холодном лице; но сердце женщины так уж соз-
дано, что, как бы ни было оно иссушено предрассудками и требованиями
этикета, в нем всегда остается плодоносный и живой уголок, - тот, в ко-
торый бог заключил материнскую любовь. - Я говорила, Вильфор, что у бо-
напартистов нет ни нашей веры, ни нашей преданности, ни нашего самоот-
вержения.
натизм. Наполеон - Магомет Запада; для всех этих людей низкого происхож-
дения, но необыкновенно честолюбивых, он не только законодатель и влады-
ка, но еще символ - символ равенства.
что же тогда господин де Робеспьер? Мне кажется, вы похищаете его место
и отдаете корсиканцу; казалось бы, довольно и одной узурпации.
пьедестале: Робеспьера - на площади Людовика Пятнадцатого, на эшафоте;
Наполеона - на Вандомской площади, на его колонне. Но только один вводил
равенство, которое принижает, а другой - равенство, которое возвышает;
один низвел королей до уровня гильотины, другой, возвысил народ до уров-
ня трона. Это не мешает тому, - прибавил Вильфор, смеясь, - что оба они
- гнусные революционеры и что девятое термидора и четвертое апреля тыся-
ча восемьсот четырнадцатого года - два счастливых дня для Франции, кото-
рые одинаково должны праздновать друзья порядка и монархия; но этим
объясняется также, почему Наполеон, даже поверженный - и, надеюсь, нав-
сегда, - сохранил ревностных сторонников. Что вы хотите, маркиза? Кром-
вель был только половиной Наполеона, а и то имел их!
щаю, - ведь нельзя же быть сыном жирондиста и не сохранить революционный
душок.
смерть короля; он подвергался гонениям в день Террорау как и вы и чуть
не сложил голову на том самом эшафоте, на котором скатилась голова ваше-
го отца.
кровавое воспоминание, - только они взошли бы на эшафот ради диамет-
рально противоположных принципов, и вот вам доказательство: все наше се-
мейство сохранило верность изгнанным Бурбонам, а ваш отец тотчас же
примкнул к новому правительству; гражданин Нуартье был жирондистом, а
граф Нуартье стал сенатором.
щаться к этим мрачным воспоминаниям.
Сен-Меран и вместе с нею покорнейше прошу вас забыть о прошлом. К чему
осуждать то, перед чем даже божья: воля бессильна? Бог властен преобра-
зить будущее; в прошлом он ничего не может изменить. Мы можем если не
отречься от прошлого, то хотя бы набросить на него покров. Я, например,
отказался не только от убеждений моего отца, но даже от его имени. Отец
мой был и, может статься, и теперь еще бонапартист и зовется Нуартье; я
- роялист и зовусь де Вильфор. Пусть высыхают в старом дубе революцион-
ные соки; вы смотрите только на ветвь, которая отделилась от него и не
может, да, пожалуй, и не хочет оторваться от него совсем.
всегда убеждал маркизу забыть о прошлом, но без успеха; вы будете счаст-
ливее, надеюсь.
во зато Вильфор должен быть непреклонен в будущем. Не забудьте, Вильфор,
что мы поручились за вас перед его величеством, что его величество сог-
ласился забыть, по нашему ручательству (она протянула ему руку), как и я
забываю, по вашей просьбе. Но если вам попадет в руки какой-нибудь заго-
ворщик, помните: за вами тем строже следят, что вы принадлежите к семье,
Которая, быть может, сама находится в сношениях с заговорщиками.
в которое мы живем, обязывают меня быть строгим. И я буду строг. Мне уже
несколько раз случалось поддерживать обвинение по политическим делам, и
в этом отношении я хорошо себя зарекомендовал. К сожалению, это еще не
конец.
сутствие Наполеона почти в виду наших берегов поддерживает надежду в его
сторонниках. Марсель кишит военными, состоящими на половинном жалованье;
они беспрестанно ищут повода для ссоры с роялистами. Отсюда - дуэли меж-
ду светскими людьми, а среди простонародья - поножовщина.
камергер графа д'Артуа. - Но вы разве не знаете, что Священный Союз хо-
чет переселить его?
- Но куда же его пошлют?
чал граф.
Корсикой, где он родился, Неаполем, где еще царствует его зять, и Итали-
ей, из которой он хотел сделать королевство для своего сына.
четырнадцатого года, и нельзя тронуть Наполеона, не нарушив этих догово-
ров.
петилен, когда приказал расстрелять несчастного герцога Энгиевского.
от Наполеона, а Вильфор избавит Марсель от его сторонников. Либо король
царствует, либо нет; если он царствует, его правительство должно быть
сильно и его исполнители - непоколебимы; только таким образом можно пре-
дотвратить зло.
левского прокурора всегда видит зло, когда оно уже совершилось.
него, и только.