Чтение 11–й страницы книги ~Черный тюльпан~

го разорвалась бомба.

Побледнев, как полотно, он бросился к грядам.

Бокстель задрожал от радости. Пятнадцать или двадцать тюльпанов, ра-
зодранных и помятых, лежали на земле, одни согнутые, другие совсем поло-
манные и уже увядшие. Из их ран вытекал сок - драгоценная кровь, которую
ван Берле согласился бы сохранить ценой своей собственной крови.

О неожиданность, о радость ван Берле! О неизъяснимая боль Бокстеля!
Ни один из четырех знаменитых тюльпанов, на которые покушался завистник,
не был поврежден. Они гордо поднимали прекрасные головки над трупами
своих сотоварищей. Этого было достаточно, чтобы утешить ван Берле. Этого
было достаточно, чтобы повергнуть в отчаяние убийцу. Он рвал на себе во-
лосы при виде совершенного им преступления и совершенного при том нап-
расно.

Ван Берле, оплакивая постигшее его несчастье, которое, в конце кон-
цов, волею судеб оказалось менее значительным, чем оно могло бы быть, не
понимал причины случившегося. Он только навел справки и узнал, что ночью
слышалось ужасающее мяуканье. Впрочем, он и сам убедился в том, что тут
побывали кошки - по следам их когтей, по клочкам шерсти, оставленной ими
на поле битвы, шерсти, на которой, так же как и на листьях раздавленного
цветка, дрожали равнодушные капли росы. Желая избегнуть в будущем подоб-
ного несчастья, он распорядился, чтобы впредь в саду, в сторожке у гряд
ночевал садовник.

Бокстель слышал, как он делал это распоряжение. Он видел, как в тот
же день принялись строить сторожку, и довольный, что остался вне подоз-
рений, но возбужденный больше, чем когда-либо, против счастливого цвето-
вода, стал ждать более подходящего случая.

Это происходило приблизительно в то время, когда общество любителей
тюльпанов города Гаарлема назначило премию тому, кто вырастит, мы не ре-
шаемся сказать сфабрикует, большой черный тюльпан без одного пятнышка, -
задача еще не разрешенная и считавшаяся неразрешимой, так как в эту эпо-
ху в природе не существовало даже темнокоричневых тюльпанов.

И все с полным основанием говорили, что учредители конкурса могли бы
с тем же успехом назначить премию в два миллиона флоринов, вместо ста
тысяч, так как все равно добиться разрешения задачи невозможно.

Тем не менее весь мир тюльпановодов переживал величайшее волнение.

Некоторые любители увлеклись этой идеей, хотя и не верили в возмож-
ность ее осуществления; но такова уж сила воображения цветоводов: считая
заранее свою задачу неразрешимой, они все же только и думали об этом
большом черном тюльпане, который считался такой же химерой, как черный
лебедь Горация или белый дрозд французских легенд.

Ван Берле был в числе тех цветоводов, которые увлеклись этой идеей;
Бокстель был в числе тех, кто подумал, как ее использовать.

Как только эта мысль засела в проницательной и изобретательной голове
ван Берле, он сейчас же спокойно принялся за посевы и все необходимые
работы, для того чтобы превратить красный цвет тюльпанов, которые он уже
культивировал, в коричневый и коричневый в темчокоричневый.

На следующий же год ван Берле вывел тюльпаны темнокоричневой окраски,
и Бокстель видел их на его грядах, в то время как он сам добился лишь
светлокоричневого тона.

Быть может, было бы полезно изложить читателям замечательные теории,
которые доказывают, что тюльпаны приобретают окраску под влиянием сил
природы; быть может, нам были бы благодарны, если б мы установили, что
нет ничего невозможного для цветовода, который благодаря своему таланту
и терпению использует тепло солнечных лучей, мягкость воды, соки земли и
движение РОЭдуха. Но мы не собираемся писать трактата о тюльпанах вооб-
ще, мы решили написать историю одного определенного тюльпана, и этим мы
ограничимся, как бы ни соблазняла нас другая тема.

Бокстель, снова побежденный превосходством своего противника, по-
чувствовал полное отвращение к цветоводству и, дойдя почти до состояния
безумия, целиком предался наблюдению за работой ван Берле.

Дом его соперника стоял на открытом месте. Освещенный солнцем сад,
комнаты с большими окнами, сквозь которые снаружи видны были ящики, шка-
фы, коробки и этикетки, - подзорная труба улавливала все мельчайшие под-
робности. У Бокстеля в земле сгнивали луковицы, в ящиках высыхала расса-
да, на грядах увядали тюльпаны, но он отныне, не жалея ни себя, ни свое-
го зрения, интересовался лишь тем, что делалось у ван Берле. Казалось,
он дышал только через стебли его тюльпанов, утолял жажду водой, которой
их орошали, и утолял голод мягкой и хорошо измельченной землей, которой
сосед посыпал свои драгоценные луковицы Но, однако, наиболее интересная
работа производилась не в саду.

Когда часы били час, час ночи, ван Берле поднимался в свою лаборато-
рию, в остекленную комнату, в которую так легко проникала подзорная тру-
ба Бокстеля; и там, едва только огни ученого, сменившие дневной свет,
освещали окна и стены, Бокстель видел, как работает гениальная изобрета-
тельность его соперника.

Он видел, как тот просеивает семена, как поливает их жидкостями, что-
бы вызвать в них те или иные изменения. Бокстель видел, как он подогре-
вал некоторые ее мена, потом смачивал их, потом соединял с другими, пу-
тем своеобразной, чрезвычайно тщательной и искусной прививки. Он прятал
в темном помещении те семена, которые должны были дать черный цвет, выс-
тавлял на солнце или на свет лампы те, которые должны были дать красный,
ставил под отраженный от воды свет те, из которых должны были вырасти
белые тюльпаны.

Эта невинная магия, плод соединившихся друг с Другом детских грез и
мужественного гения, этот терпеливый, упорный труд, на который Бокстель
считал себя неспособным, вся эта жизнь, все эти мысли, все надежды - все
улавливалось подзорной трубой завистника.

Странное дело - такой интерес и такая любовь к искусству не погасили
все же в Исааке его дикую зависть и жажду мщения. Иногда, направляя на
ван Берле свой телескоп, он воображал, что целится в него из мушкета, не
дающего промаха, и он искал пальцем собачку, чтобы произвести выстрел и
убить ван Берле.

Но, однако, пора установить связь этих дней, когда один работал, а
другой подглядывал, с приездом Корнеля де Витта, главного инспектора
плотин, в свой родной город.

VII

Счастливый человек знакомится с несчастьем

Корнель, покончив с семейными делами, отправился в январе 1672 года к
своему крестнику Корнелиусу ван Берле.

Наступал вечер.

Хотя Корнель и не был большим знатоком садоводства, хотя он и не осо-
бенно увлекался искусством, все же он осмотрел весь дом, от мастерской
до оранжереи, от картин до тюльпанов. Он поблагодарил крестника за то,
что тот назвал его именем такой великолепный тюльпан. Он говорил с ним
приветливым, благодушным отеческим тоном, и в то время, как он рассмат-
ривал сокровища ван Берле, у двери счастливого человека с любопытством и
даже с почтением стояла толпа.

Весь этот шум возбудил внимание Бокстеля, который закусывал у своего
очага.

Он справился, в чем дело, и, выяснив, тотчас же за брался в свою об-
серваторию. И, несмотря на холод, он примостился там со своей подзорной
трубой.

С осени 1671 года эта подзорная труба не приносила ему больше пользы.
Зябкие, как истые дети востока, тюльпаны не выращиваются зимой в земле
под открытым небом. Им нужны комнаты, мягкие постели в ящиках и нежное
тепло печей. Поэтому зиму Корнелиус проводил в своей лаборатории среди
книг и картин Он очень редко входил в комнату, где хранились луковицы,
разве только для того, чтобы согреть ее случайными лучами изредка появ-
лявшегося в небе солнца, которые он заставлял волей-неволей проникать к
себе в комнату через стеклянный люк в потолке.

В тот вечер, о котором мы говорим, после осмотра в сопровождении слуг
всего дома, Корнель тихо сказал ван Берле:

- Сын мой, удалите слуг и постарайтесь, чтобы мы на некоторое время
остались одни.

Корнелиус поклонился в знак согласия.

Затем громко произнес:

- Не хотите ли, сударь, теперь осмотреть сушильню для тюльпанов?

Сушильня! Этот pandaemonium цветоводства, это дарохранилище, этот
sanctum sanctorum был недоступен непосвященным, как некогда Дельфы.

Никогда слуга не переступал его порога своей дерзкой ногой, как ска-
зал бы великий Расин, процветавший в ту эпоху. Корнелиус позволял про-
никнуть туда только безобидной метле старой служанки, своей кормилицы,
которая с тех пор, как Корнелиус посвятил себя выращиванию тюльпанов, не
решалась больше класть в рагу луковиц из боязни, как бы не очистить и не
поджарить божество своего питомца.

Итак, только при одном слове "сушильня" слуги, несшие светильники,
почтительно удалились. Корнелиус взял из рук ближайшего из них свечу и
повел своего крестного отца в комнату.

Добавим к уже сказанному нами, что сушильней являлась та самая зас-
текленная комната, на которую Бокстель беспрерывно наводил свою подзор-
ную трубу.

Завистник был, конечно, на своем посту. Сперва он увидел, как освети-
лись стены и стекла. Затем появились две тени. Одна из них, большая, ве-
личественная, строгая, села за стол, на который Корнелиус поставил све-
тильник. И в ней Бокстель узнал бледное лицо Корнеля де Витта, длинные,
на пробор расчесанные волосы, спадавшие ему на плечи.

Главный инспектор плотин, сказав Корнелиусу несколько слов, содержа-