нулась, толпа отпрянула. Послышалось щелканье бича, окрики Харниша, и
усталые собаки, собрав последние силы, радостно повизгивая, протащили
нарты по деревянному полу. Упряжка ворвалась в комнату с хода, и вместе
с ней ворвался клубящийся поток морозного воздуха, так плотно окутавший
белым паром головы и спины собак, что казалось, они плывут по реке. По-
зади собак, держась за шест, вбежал в комнату Харниш в облаке крутящего-
ся пара, закрывавшего его ноги до колен.
его черные глаза сверкали еще ярче обычного. Парка с капюшоном, падавшая
прямыми складками ниже колен, придавала ему сходство с монахом вся в
грязи, прокопченная и обгорелая у лагерного костра, она красноречиво
свидетельствовала о трудности проделанного пути. За два месяца у него
выросла густая борода, и сейчас ее покрывала ледяная корка, образовавша-
яся от его дыхания за время последнего семидесятимильного перегона.
это. Вот это жизнь! Такой он любил ее, такой она должна быть. Он
чувствовал свое превосходство над товарищами, знал, что для них он под-
линный герой Арктики. Он гордился этим, и ликующая радость охватывала
его при мысли, что вот он, проделав две тысячи миль, прямо со снежной
тропы въехал в салун с лайками, нартами, почтой, индейцем, поклажей и
прочим. Он совершил еще один подвиг. Он - Время-не-ждет, король всех
путников и погонщиков собак, и имя его еще раз прогремит на весь Юкон.
дывался к привычной картине, какую являл в этот вечер Тиволи: длинная
стойка с рядами бутылок, игорные столы, пузатая печка, весовщик и весы
для золотого песка, музыканты, посетители и среди них три женщины - Ма-
донна, Селия и Нелли; вот Макдональд, Беттлз, Билли Роулинс, Олаф Ген-
дерсон, доктор Уотсон и остальные. Все было в точности так, как в тот
вечер, когда он покинул их, словно он и не уезжал никуда. Шестьдесят
дней непрерывного пути по белой пустыне вдруг выпали из его сознания,
они сжались в одно-единственное краткое мгновение. Отсюда он ринулся в
путь, пробив стену безмолвия, - и сквозь стену безмолвия, уже в следую-
щий миг, опять ворвался в шумный, многолюдный салун.
что только во сне прошел две тысячи миль по льду в шестьдесят дней. Как
в чаду, пожимал он протянутые к нему со всех сторон руки. Он был на вер-
ху блаженства. Жизнь прекрасна. Она всем хороша. Горячая любовь к людям
переполняла его. Все здесь добрые друзья, братья по духу. Как это чудес-
но! Горло сжималось у него от волнения, сердце таяло в груди, и он
страстно желал всем сразу пожать руку, заключить всех в одно могучее
объятие.
хие, заказывайте зелье! Получайте свою почту из Дайи, прямехонько с Со-
леной Воды, без обмана! Беритесь за ремни, развязывайте!
озера Ле-Барж, тоже нагнувшийся над нартами, вдруг выпрямился. Лицо его
выражало крайнее удивление. Он растерянно озирался, недоумевая, что же с
ним приключилось. Никогда еще не испытывал он ничего подобного и не по-
дозревал, что такое может произойти с ним. Он весь дрожал, как в лихо-
радке, колени подгибались; он стал медленно опускаться, потом сразу рух-
нул и остался лежать поперек нарт, впервые в жизни узнав, что значит по-
терять сознание.
мите его и уложите в постель. Он молодец, этот индеец.
ное истощение сил.
затянул песню про "целебный напиток", и все столпились у стойки, чтобы
выпить, поболтать и рассчитаться за пари.
Он сменил дорожную парку с капюшоном на меховую шапку и суконную куртку,
сбросил мерзлые мокасины и отплясывал в одних носках. На исходе дня он
промочил ноги до колен и так и не переобулся, и его длинные шерстяные
носки покрылись ледяной коркой. Теперь, в теплой комнате, лед, понемногу
оттаивая, начал осыпаться. Осколки льда гремели вокруг его быстро
мелькающих ног, со стуком падали на пол, о них спотыкались другие танцу-
ющие. Но Харнишу все прощалось. Он принадлежал к числу тех немногих, кто
устанавливал законы в этой девственной стране и вводил правила морали;
его поведение служило здесь мерилом добра и зла; сам же он был выше вся-
ких законов. Есть среди смертных такие общепризнанные избранники судьбы,
которые не могут ошибаться. Что бы он ни делал - все хорошо, независимо
от того, разрешается ли так поступать другим. Конечно, эти избранники
потому и завоевывают общее признание, что они - за редким исключением -
поступают правильно, и притом лучше, благороднее, чем другие. Так, Хар-
ниш, один из старейших героев этой молодой страны и в то же время чуть
ли не самый молодой из них, слыл существом особенным, единственным в
своем роде, лучшим из лучших. И неудивительно, что Мадонна, тур за туром
самозабвенно кружась в его объятиях, терзалась мыслью, что он явно не
видит в ней ничего, кроме верного друга и превосходной партнерши для
танцев. Не утешало ее и то, что он никогда не любил ни одной женщины.
Она истомилась от любви к нему, а он танцевал с ней так же, как танцевал
бы с любой другой женщиной или даже с мужчиной, лишь бы тот умел танце-
вать и обвязал руку повыше локтя носовым платком, чтобы все знали, что
он изображает собой даму.
ний часто устраивалось своеобразное состязание на выдержку: кто кого пе-
репляшет; и когда Бен Дэвис, банкомет игры в "фараон", повязав руку
пестрым платком, обхватил Харниша и закружился с ним под звуки заборис-
той кадрили, все поняли, что состязание началось. Площадка мгновенно
опустела, все танцующие столпились вокруг, с напряженным вниманием следя
глазами за Харнишем и Дэвисом, которые в обнимку неустанно кружились,
еще и еще, все в том же направлении. Из соседней комнаты, побросав карты
и оставив недопитые стаканы на стойке, повалила толпа посетителей и тес-
но обступила площадку. Музыканты нажаривали без устали, и без устали
кружились танцоры. Дэвис был опытный противник, все знали, что на Юконе
ему случалось побеждать в таком поединке и признанных силачей. Однако
уже через несколько минут стало ясно, что именно он, а не Харниш потер-
пит поражение.
пустил своего партнера и попятился, шатаясь, беспомощно размахивая рука-
ми, словно ища опоры в воздухе. Дэвис, с застывшей, растерянной улыбкой,
покачнулся, сделал полуоборот, тщетно пытаясь сохранить равновесие, и
растянулся на полу. А Харниш, все еще шатаясь и хватая воздух руками,
уцепился за стоявшую поблизости девушку и закружился с ней в вальсе.
Опять он совершил подвиг: не отдохнув после двухмесячного путешествия по
льду, покрыв в этот день семьдесят миль, он переплясал ничем не утомлен-
ного противника, и не кого-нибудь, а Бена Дэвиса.
мест было немного, он, где только возможно, добивался наипервейшего.
Большой мир никогда не слыхал его имени, но здесь, на безмолвном необоз-
римом Севере, среди белых индейцев и эскимосов, оно гремело от Берингова
моря до перевала Чилкут, от верховьев самых отдаленных рек до мыса Бар-
роу на краю тундры. Страсть к господству постоянно владела им, с кем бы
он ни вступал в единоборство - со стихиями ли, с людьми, или со счастьем
в азартной игре. Все казалось ему игрой, сама жизнь, все проявления ее.
А он был игрок до мозга костей. Без азарта и риска он не мог бы жить.
Правда, он не полностью уповал на слепое счастье, он помогал ему, пуская
в ход и свой ум, и ловкость, и силу; но превыше всего он все-таки чтил
всемогущее Счастье - своенравное божество, что так часто обращается про-
тив своих самых горячих поклонников, поражает мудрых и благодетельствует
глупцам, - Счастье, которого от века ищут люди, мечтая подчинить его
своей воле. Мечтал и он. В глубине его сознания неумолчно звучал искуша-
ющий голое самой жизни, настойчиво твердившей ему о своем могуществе, о
том, что он может достигнуть большего, нежели другие, что ему суждено
победить там, где они терпят поражение, преуспеть там, где их ждет ги-
бель. То была самовлюбленная жизнь, гордая избытком здоровья и сил, от-
рицающая бренность и тление, опьяненная святой верой в себя, зачарован-
ная своей дерзновенной мечтой.
трубы, этот голос внушал ему, что где-то, когда-то, как-то он настигнет
Счастье, овладеет им, подчинит своей воле, наложит на него свою печать.
Когда он играл в покер, голос сулил ему наивысшую карту; когда шел на
разведку - золото под поверхностью или золото в недрах, но золото непре-
менно. В самых страшных злоключениях - на льду, на воде, под угрозой го-
лодной смерти - он чувствовал, что погибнуть могут только другие, а он
восторжествует надо всем. Это была все та же извечная ложь, которой
Жизнь обольщает самое себя, ибо верит в свое бессмертие и неуязвимость,
в свое превосходство над другими жизнями, в свое неоспоримое право на
победу.
рестала кружиться голова, повел зрителей к стойке. Но этому все едино-
душно воспротивились. Никто больше не желал признавать его правило -
"платит победитель!" Это наперекор и обычаям и здравому смыслу, и хотя
свидетельствует о дружеских чувствах, но как раз во имя дружбы пора
прекратить такое расточительство. По всей справедливости выпивку должен
ставить Бен Дэвис, так вот пусть и поставит. Мало того, - все, что зака-
зывает Харниш, должно бы оплачивать заведение, потому что, когда он ку-
тит, салун торгует на славу. Все эти доводы весьма образно и, не стесня-
Каменистый Артем
Орловский Гай Юлий
Никитин Юрий
Русанов Владислав
Прозоров Александр
Шилова Юлия