Чтение 11–й страницы книги ~Вольные стрелки~

¬ Отлично! ¬ воскликнул я, соскакивая с кровати и поспешно натягивая свой
костюм.

Я выглянул наружу. Луна еще сияла в небе, и при ее свете я увидал роту,
выстроившуюся на плацу в две шеренги. Как раз против моей палатки худощавый
мальчик седлал низкорослую лошаденку. То был Маленький Джек, как прозвали
его солдаты, на своем мустанге Твидгете.

На Джеке была зеленая куртка в обтяжку, расшитая желтыми шнурами, и узкие
светло-зеленые штаны с лампасами. Форменная фуражка лихо сидела на светлых
кудрях; сбоку висела сабля в восемнадцать дюймов длиною, на ногах звенели
мексиканские шпоры. Кроме всего этого у Джека был самый маленький карабин,
какой только можно себе представить. В таком обмундировании и вооружении он
представлял собою настоящего вольного стрелка в миниатюре.

Твидгет отличался незаурядными качествами. То была коренастая и жилистая
лошадка, обладавшая способностью на протяжении долгого времени существовать
одними почками мескито да листьями агавы. Выносливость ее была не раз
проверена на опыте. В одном сражении случилось так, что Джек и Твидгет
каким-то образом потеряли друг друга, и мустанг четверо суток провел в сарае
разоренного монастыря, где не было никакой пищи, кроме камней и известки!

Когда я выглянул из палатки, Джек как раз кончал седлать коня. Увидев
меня, он побежал подавать завтрак. С едой я покончил в одну минуту, и наш
отряд в молчании двинулся по спящему лагерю. Вскоре к нам присоединился и
майор, сидевший на высоком поджаром коне, за ним следовал негр на спокойном,
жирном жеребце, с большой корзиной, в которой заключался майорский провиант.
Этого негра майор называл Lдокторомv или просто Lдокомv.

Скоро мы выбрались на дорогу, ведущую к Орисаве. Майор и Джек поскакали
во главе кавалькады. Контраст между этими двумя всадниками невольно вызывал
у меня улыбку; в сером утреннем свете огромный, толстый майор казался на
своем длинноногом жеребце гигантским кентавром, тогда как Джек и Твидгет
были похожи на выходцев из царства лилипутов.

Какой-то всадник выехал из леса на дорогу и двинулся нам навстречу. Майор
сразу придержал коня и пустил его шагом, так что вскоре оказался в тылу
отряда.

Маневр этот был выполнен очень осторожно, но я не мог не заметить, что
верховой мексиканец порядком встревожил моего начальника...

Всадник оказался пастухом-самбо, разыскивавшим скот, убежавший из
соседнего кораля. Я стал расспрашивать его, где можно найти мулов. Самбо
показал рукой на юг и сказал по-испански, что там сколько угодно мулов.

¬ Hay muchos, muchissimos! (Там много, много!) ¬ говорил он, показывая на
дорогу, уводившую влево, через лес.

Следуя его указаниям, мы свернули на новую дорогу, но она вскоре
сузилась. Солдаты пошли гуськом по-индейски. Тропинка терялась под
густолиственными деревьями, ветки которых сплетались у нас над головами.

Майору все время приходилось склоняться всем своим крупным телом к луке
седла. Раз или два он даже спешивался: колючие акации не давали возможности
ехать верхом.

Мы бесшумно продвигались вперед. Тишина нарушалась лишь невольно
вырывавшимися у майора ругательствами. Впрочем, здесь, в диком лесу,
трусоватый майор бранился лишь вполголоса. Наконец тропинка вывела нас на
прогалинку, у края которой возвышался холм, поросший чапарралем.

Оставив отряд под прикрытием деревьев, я поднялся на холм, чтобы оглядеть
местность. Было еще очень рано, и солнце медленно восходило над синими
водами залива.

Лучи его плясали и играли на блестящих волнах, и, только закрыв глаза
рукой, я мог различить вдали стройные мачты кораблей и сверкающие колокольни
города.

К югу и к западу простиралась обширная зеленая страна, цветущая всей
роскошью тропической растительности. Светло-зеленые луга и темно-зеленые
леса, прорезанные там и сям желтыми пятнами полей, редкие полосы оливковой
листвы, изредка серебряная полоса тихой речки или гладкого озера ¬ вот
картина, расстилавшаяся под моими ногами.

Широкая лесная полоса, блистающая яркой зеленью пальм, тянулась до самого
подножия холма. За нею открывалась прерия, на которой паслось многотысячное
стадо. Оно было слишком далеко от меня, чтобы я мог различить породы
животных, но, во всяком случае, некоторые из них казались довольно тонкими и
стройными. Вот где следует искать мулов.

Итак, мы отправляемся на это пастбище.

Предстояло пересечь лес, и я направился по тропинке, которая, как
казалось, вела именно в нужном направлении.

Чем гуще становился лес, тем больше расширялась тропа. Через некоторое
время она вывела нас к реке и оборвалась на ее берегу. На противоположной
стороне никаких признаков дороги или тропинки мы не нашли, Там берег был
покрыт густым кустарником. Перевитые лианами с широкими зелеными листьями и
тяжелыми кистями красных цветов кусты преграждали путь сплошной стеной.

Я отрядил несколько человек на ту сторону реки и приказал им искать
тропинку. Через десять минут до нас донесся зов Линкольна. Я перешел речку и
нашел охотника на самом берегу. Он отодвигал загородку из сучьев и лиан, за
которой открывалась узкая, но тонкая дорожка, уходившая от берега в лес.
Плетеная загородка вращалась на воткнутом в землю шесте, как дверь, и,
очевидно, была устроена для того, чтобы скрывать дорогу.

Отряд гуськом вступил на тропинку. Майор Блоссом не без труда протискался
через проход на своем коне.

Пройдя несколько миль, переправившись через ряд речек и ручьев,
пробившись сквозь густые заросли смоковниц и диких агав, мы вдруг заметили
впереди просвет. Когда мы вышли из чапарраля, перед нами открылась
прекраснейшая картина. Мы увидели широкий луг, который явно когда-то
обрабатывался, но теперь был заброшен. Всевозможные цветы ¬ целые заросли
цветущих розовых кустов и желтых подсолнечников, купы кокосовых пальм и
полудиких смоковниц ¬ представляли редкое и очаровательное зрелище.

По ту сторону луга, из-за деревьев была видна крыша дома. Мы двинулись к
нему.

Началась аллея, с обеих сторон обсаженная апельсинными деревьями, ветви
которых сплетались над нашими головами.

Густая листва защищала нас от солнца; благоухали цветы; воздух звенел
птичьим гомоном.

Приблизившись к дому, мы остановились. Я приказал людям соблюдать тишину
и один пошел вперед ¬ на разведку.

Глава Х

ПРИКЛЮЧЕНИЕ С КАЙМАНОМ

Аллея неожиданно вывела меня на лужайку. В центре лужайки высилась
круговая живая изгородь из жасминных кустов.

За изгородью стоял дом, но с того места, где находился я, из-за жасминов
виднелась только крыша.

Не находя в изгороди ни прохода, ни тропинки, я осторожно раздвинул кусты
руками и заглянул внутрь. Зрелище, открывшееся передо мной, было так
неожиданно, что я не сразу поверил глазам своим.

На невысоком холмике стоял дом причудливой и странной архитектуры. Стены
его были выложены из бамбуковых жердей, крепко связанных между собою
волокнами питы. Кровля из пальмовой листвы далеко выступала за стену и
кончалась наверху деревянным куполом с крестом. Окон не было, дом и так весь
просвечивал. Сквозь промежутки между жердями просвечивала внутренняя
обстановка.

Дверью служила зеленая барежевая занавеска на пруте с кольцами. Она как
раз была отдернута, и у входа я заметил диван и изящную арфу.

Вся постройка была похожа на огромную золотую клетку.

Вокруг дома расстилался сад. Здесь никакой запущенности уже не было, все
дышало порядком.

Сзади, как темный фон картины, росла густая роща сучковатых
широковетвенных олив; справа и слева ¬ купы апельсиновых и лимонных
деревьев. Золотистые плоды и яркие цветы резко выделялись на фоне
серовато-желтых листьев. На каждой ветке одновременно хозяйничала весна и
осень.

В больших вазах глазированного фаянса росли редкие экзотические растения,
своей роскошной расцветкой увеличивавшие общую красоту вида.

Кристальный фонтан бил почти на десять метров в высоту и, опадая дождем
радужных брызг, стекал ручейком по заросшему кувшинками и другими водяными
растениями ложу, затем терялся в рощице величественных смоковниц. Питаясь
обильно орошенной землей, эти смоковницы далеко и широко простирали свои
ветви...

Людей не было. Казалось, этот роскошный тропический уголок был населен
одними птицами. Павлин и пава торжественно выступали по траве, гордясь своим
великолепным радужным оперением. У фонтана торчал высокий фламинго, чей
красный цвет резко выделялся на фоне крупных зеленых листьев кувшинок.
Певчие птицы щебетали на всех деревьях и в кустах. Пересмешник, взобравшись
на самую высокую ветку, подражал монотонному крику попугая. Перцеяды
перелетали с дерева на дерево или купались под брызгами фонтана, а колибри
сидели на листьях ароматных цветов или, подобно играющим солнечным лучам,
носились над газоном.

Напрасно обшаривал я глазами весь сад ¬ людей не было... Но вдруг из рощи
смоковниц до меня донесся серебристый женский голос. Взрыв веселого и
звонкого хохота. Потом ¬ ответный смех, несколько коротких восклицаний,
плеск воды, разбрызгиваемой легкою рукой...

Сердце мое забилось. Первым моим движением было броситься вперед, и я, не
теряя ни минуты, перескочил жасминную изгородь. Но в следующий момент я
резко остановился, боясь наткнуться на то, чего не полагалось видеть...

Я собирался вернуться назад и уже занес было ногу, чтобы перешагнуть
изгородь, когда к серебристому смеху присоединился низкий, мужской голос:

¬ Anda! Anda! hace mucho caloo! Vamos a volver. (Скорей, скорей!
Становится жарко! Пора вернуться.)