Хоть бы разобрал письма. Зачем любовные записки поволок?
по брусчатой мостовой, карета выехала на Красную площадь. Храм Василия
Блаженного, весь в лесах после недавнего пожара, заслонил собой небо, и
Котов истово начал креститься. На Фроловской башне часы пробили одиннадцать
раз.
стороне была... Или заново отстроились? Куда вы меня везете? Я не могу! У
меня служба. Я к воспитанию гардемаринов приставлен... В навигацкой школе,
что у Пушкарского двора...
по мягкому и запахло травой, лесной прелью и сквозь стволы деревьев Котов
угадал не иначе как стены Страстного монастыря, он совсем потерял голову.
Это же окраина Москвы. Карета остановилась. Гайдук отворил дверцу и шепотом
что-то долго говорил князю, показывая нагайкой назад. Мимо проехал тяжело
груженный возок, потом другой, полный каких-то людей.
Черкасский. "А ну как выведет меня на Козье болото и порешит, - с ужасом
подумал Котов. - За живодерней тоже отличное место для убийства".
Черкасского.
- Мы едем в парадиз - северную столицу. Молись, Котов, молись...
чем угодно, только не о пережитых ужасах. То вспоминала бал у Салтыковых, то
рассматривала присланный из Парижа веер, на белом шелку которого были
изображены веселые дамы и кавалеры, то пыталась вспомнить лицо красавца
майора, что всю неделю гарцевал перед ее окнами на кауром жеребце. Сейчас
исчез майор, не гарцует. И с визитами никто не идет. Все обходят дом, как
чумной!
придется, и просыпалась внезапно, как от толчка. И опять думала о приятном:
об игре в волан у Новосильцевых, о заезжих итальянских музыкантах.
Крикнула Лизу, та все пряталась с испугу, и дуреха камеристка сделала
книксен: "Одеваться?" - "Куда одеваться? - хотела заголосить Анастасия и
отхлестать нахалку по щекам, но сдержалась. Одеваться? А почему бы и нет?"
парадное, затканное цветами, платье-робу на обширных фижмах. Потом отослала
камеристку и стала рыться в большом материном ларце, к которому ранее не
имела доступа. Чего только не было в этом старинном, украшенном усольскими
эмалями ларчике! Драгоценные камни всех цветов и размеров, оправленные в
кованое и филигранное золото: серьги, браслеты, пуговицы, табакерки,
мушечницы. Крест в алмазах пожаловал Головкиным сам царь Федор. Мать
рассказывала, что в Смутное время семейная реликвия попала в руки Марины
Мнишек и только счастливый случай помог вернуть крест назад. В старинном
смарагдовом ожерелье мать венчалась с отцом ее.
томность на допросе не поможет. А темно-зеленые смарагды так значительны!
Она примерила одни серьги, другие и неожиданно успокоилась. И так каждый
вечер стала Анастасия одеваться, как для бала. Потом шла в угольную
гостиную, там садилась у окна и, глядя на свечу, проводила ночь в ожидании
повторного ареста.
строгими судьями встанет ее красота, силу которой хорошо знала девица
неполных восемнадцати лет.
человечек в цивильном платье, шпион, которого, как собачонку бросил офицер
охранять ее от нежелательных встреч. Человечка жалеет прислуга, кормит щами
в людской, а он все рвется к парадному крыльцу и что-то записывает маленьким
угольком в книжечку.
неотрывно смотрит в окно, следит за каждым ее движением. Пусть смотрят,
пусть докладывают своему начальству - она не плачет, не прячется в покоях,
она ко всему готова и ждет.
украшений, туго стянутый корсет стесняет дыхание. В доме тихо, только
маятник часов стучит неустанно да поскрипывает от ветра оконная рама.
Анастасия не зовет Лизу, сама меняет свечу и опять глядит, как выгорает ямка
около фитиля.
говорил он со слугами, как вошел, а когда открыла глаза, шевалье уже стоял
на коленях, крепко держал ее руку в своей и шептал:
donne par Dieu...*
светское, походка и жест изысканны. В гавоте он как-то показал себя отличным
партнером. Впрочем, вся свита французского посла маркиза де Шетарди знала
толк в приличном танцевании. Но мрачен был Брильи совсем не по-французски и
уж больно носат. Все словно принюхивался к русской жизни, морщился
брезгливо. И только когда взгляд его обращался к ней, на спесивом лице
появлялось удивленное и восторженное выражение.
обожаю вас... я ваш раб", - машинально переводила Анастасия. Французский
язык только начал входить в моду, и она еще не научилась свободно
изъясняться на нем.
похотливых, смелых - всяких. Анастасии нравилось, когда ей поклонялись. Но
сейчас ей было не до любви. Она даже не смогла, как того требовал этикет,
принять кокетливый вид и улыбнуться отвлеченно, и распаленный де Брильи
увидел в смятенном выражении ее лица отблеск истинного чувства.
Анастасия легонько оттолкнула молодого человека и встала.
любовь неземную, карету и себя в попутчики?
удивилась Анастасия. - Вы говорите по-русски?
вы на нем говорите. Вы богаты? У вас много людей?
человека собственностью - это вандализм, варварство. Русские дики.
Французская нация самая свободная в мире!
деле!"
Фронзак по материнской линии, по отцовской линии. О, сударыня, простите мою
нескромность... Это счастье даровано мне самим Богом... (фр.). маркиз де
Графи-Дефонте и также бывший интендант полиции маркиз де Аржасон...
родстве.
преданность... в этих грустных обстоятельствах. Я льщу себя надеждой... В
Париже мы обвенчаемся.
раскачивать пальцем сережку в ухе. Де Брильи терпеливо ждал, но потом, не
совладав с томлением, опять принялся за уговоры:
и тогда... Холмогоры, Березов или в лучшем случае монастырь. А я предлагаю
вам...- Лицо его приняло недоуменное, даже глуповатое выражение. -
Францию!..
буду, плакать. У вас в Париже, поди, и икон-то нет? Пусть просвятит
Богородица...
окно, всматриваясь в темноту. Стоит... Опять на том же самом месте под
деревом. Даже отсюда видно, что молод и недурен собой. А может, он не шпион?
Может, он из воздыхателей?
поплачу", а не идет молитва, нет слез, нет смирения. Суровы и осуждающи лики
святых. Так и крикнут: "Говори!
России? Все ты, мамаша. Шесть лет назад умер отец, но только год относила
Лондон Джек
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Суворов Виктор
Шилова Юлия