Чтение 11–й страницы книги ~Нада~

Умслопогас все еще не терял надежды. Оставив Наду, он полез на гору, на
склоне ее мальчик нашел много ягод и очень питательный корень, которым
утолил свой голод. Наконец мальчик добрался до самой вершины. И что же, там,
далеко, на востоке, он увидел белую полоску, похожую на стелющийся дым. Он
сейчас же сообразил, что видит водопад за царским жилищем.

Бегом спустился он с горы с целым запасом кореньев и ягод в руках,
прыгая и крича от радости. Но когда он добежал до того места, где оставил
Наду, то нашел ее в бесчувственном состоянии. Бедняжка лежала на земле, а
над нею стоял шакал, обратившийся в бегство при приближении Умслопогаса.

Казалось, было только два выхода из такого положения -- или самому
спасаться, или же лечь рядом с Надой и ждать смерти. Но мальчик нашел еще
третий. Он снял свою кожаную сумку, разорвал ее, сделал из нее веревки и
привязал ими Наду к своей спине. С этой ношей мальчик направился к царскому
краалю.

Ему бы никогда не удалось добраться -- путь бил слишком дальний, -- но,
к счастью, под вечер несколько царских посланных, проходя этим лесом,
наткнулись на голого мальчика с привязанной к его спине девушкой. Мальчик с
палкой в руках, шатаясь, медленно продвигался вперед с блуждающими глазами и
пеной у рта. От усталости он не мог больше говорить. Веревки глубоко
врезались в тело на его плечах.

Узнав в нем Умслопогаса, сына Мопо, люди эти помогли ему добраться
домой. Они хотели было оставить Наду, думая, что она уже мертвая, но
Умслопогас знаками указал на ее сердце, и, убедившись в том, что оно еще
билось, захватили и ее с собой. В конце концов, оба быстро оправились и
более, чем когда-либо, полюбили друг друга.

После этого я просил Умслопогаса сидеть дома, не выходить за ворота
крааля и не водить сестру по диким, незнакомым местам.

Но мальчик любил бродить, как дикий зверь, а куда он шел, туда шла и
Нада. В один прекрасный день они опять ускользнули через открытые ворота и
забрались в глубокую долину. Эта долина имела дурную славу из-за являющихся
в ней привидений. Говорили, будто эти привидения убивают всех, кто туда
попадет. Не знаю, правда ли это, но знаю, что в этой долине жила дикая
женщина. Жилищем ей служила пещера, а питалась она тем, что ей удавалось
убить, украсть или вырыть из земли.

Женщина эта была помешанная. Случилось это вследствие того, что мужа ее
заподозрили в колдовстве против царя и убили. Чека, согласно обычаю, послал
разрушить его крааль. Воины пришли и убили всех его обитателей. Напоследок
умертвили детей, трех молодых девушек и закололи бы и мать, если бы в эту
минуту, на глазах у всех, в нее не вошел дух, и она сошла с ума. Тогда они
отпустили ее из-за духа, поселившегося в ней, и с тех пор никто не решался
ее тронуть.

Несчастная женщина убежала и поселилась в этой долине. Сумасшествие ее
выражалось тем, что где бы она ни видела детей, особенно девочек, ею
овладевало безумное желание убить их, как убили когда-то ее собственных
детей. Такие случаи бывали не раз. Во время полнолуния, когда ее безумие
достигало высшей степени, женщина уходила очень далеко в поисках детей и,
как гиена, выкрадывала их из краалей.

И вот Умслопогас и Нада пришли в эту долину, где жила детоубийца. Они
присели около впадины с водой, находившейся вблизи входа в ее пещеру, и, не
подозревая об опасности, занялись плетением венков.

Вскоре Умслопогас отошел от Нады, ему вздумалось поискать тех лилий,
что растут на скалах: Нада любила их. Уходя, он что-то крикнул ей. Его голос
разбудил женщину, спавшую в своей пещере. Обыкновенно она выходила только
ночью, подобно диким шакалам.

Услышав голос мальчика, женщина вышла из пещеры, полная кровожадных
инстинктов, в руках она держала копье.

Увидев Наду, спокойно сидевшую на траве, занятую цветами, женщина
крадучись стала приближаться к ней с намерением убить ее. Когда она уже была
в нескольких шагах, -- я рассказываю со слов самой девочки, -- Нада
почувствовала около себя как бы ледяное дыхание.

Невольный страх овладел девочкой, хотя она еще не замечала женщины,
собиравшейся нанести ей смертельный удар. Нада отложила цветы, нагнулась над
водою и там-то и увидела она отражение кровожадного лица детоубийцы.

Сумасшедшая подползла к ней сверху. Всклокоченные волосы закрывали ее
лицо до бровей, глаза сверкали, как у тигрицы. Пронзительно вскрикнув, Нада
вскочила и бросилась по тропинке, по которой ушел Умслопогас. Безумная
женщина дикими прыжками пустилась вслед за нею.

Умслопогас услышал крик Нады, обернулся и бросился назад под гору и
вдруг, о ужас! Перед ним очутилась безумная.

Она уже схватила Наду за волосы и занесла копье, чтобы пронзить ее.
Умслопогас не был вооружен, у него ничего не было, кроме короткой палки. С
этой палкой он бросился на безумную и так сильно ударил ее по руке, что она
выпустила из рук девочку и с диким воплем бросилась на Умслопогаса с
поднятым копьем.

Мальчик отскочил в сторону. Опять она замахнулась на него, но он высоко
подпрыгнул вверх, и копье пролетело под его ногами. В третий раз женщина
ударила его, и хотя он бросился на землю, стараясь избежать удара, но копье
все же вонзилось ему в плечо. К счастью, тяжесть его тела при падении выбила
оружие из ее руки, и раньше, чем она могла снова схватить его, Умслопогас
был уже на ногах на некотором расстоянии от нее, причем копье осталось
воткнутым в его плече.

Женщина обернулась с безумным яростным криком и бросилась на Наду с
намерением задушить ее руками. Умслопогас, стиснув зубы, вырвал копье из
раны и ударил им безумную. Женщина подняла большой камень и с силой швырнула
его в мальчика.

Удар был так силен, что камень, ударившись о другой, разлетелся
вдребезги. Он снова ударил женщину, и на этот раз так ловко, что копье
пронзило ее насквозь, и она мертвая упала на землю. Нада перевязала глубокую
рану на плече Умслопогаса, после чего с большим трудом дети добрались до
крааля, где рассказали мне эту историю.

Однако, дело тем не кончилось. Некоторые из наших единоплеменников
стали роптать и требовать смерти мальчика за то, что он убил женщину,
одержимую духом. Но я сказал, что никто не тронет его. Он убил безумную,
защищая свою жизнь и жизнь сестры, а всякий имеет право защищаться. Нельзя
убить только того, кто исполняет приказание царя. "Во всяком случае, --
говорил я, если женщина и была одержима духом, то дух этот был злой дух,
потому что добрый дух не станет требовать жизни детей, а лишь животных, тем
более, что у нас не в обычае приносить Аматонге человеческие жертвы, даже во
время войны -- это делают только собаки племени Базуто."

Однако, ропот все увеличивался. Колдуны в особенности настаивали на
смерти мальчика, они предсказывали всевозможные несчастия и наказание за
смерть безумной, одержимой духом, если убийца ее останется в живых, и,
наконец, дело дошло до самого царя.

Чека призвал меня и Умслопогаса, а также колдунов. Сначала колдуны
изложили свою жалобу, испрашивая смерти мальчика. Чека спросил, что
случится, если мальчик не будет убит. Они ответили, что дух убитой женщины
внушит ему чинить зло царскому дому.

Чека спросил, внушит ли дух причинить зло лично ему -- царю. Колдуны, в
свою очередь, спросили духов и ответили, что опасность грозит не ему лично,
а одному из членов царской семьи после него. На это Чека сказал, что ему нет
дела до тех, кто будет после него, и до их счастья или несчастья. После
этого он обратился к Умслопогасу, отважно смотревшему ему прямо в глаза, как
равный смотрит на равного.

-- Мальчик, что ты имеешь сказать на то, чтобы не быть убитым, как того
требуют эти люди?

-- А то, великий царь, -- ответил он, -- что я убил безумную, защищая
свою собственную жизнь!

-- Это еще не важно, -- сказал Чека, -- если бы я, царь, пожелал убить
тебя, осмелился бы ты убить меня или моего посланного? Итонго, поселившийся
в этой женщине, был, несомненно, царственный дух, который приказал убить
тебя, и ты должен был подчиниться его воле. Что ты можешь еще сказать в свою
защиту?

-- А вот что. Слон, -- ответил Умслопогас, -- если бы я не убил
женщину, то она убила бы мою сестру, которую я люблю больше своей жизни!

-- Это еще ничего не значит, -- сказал Чека, -- если бы я приказал
убить тебя за что-нибудь, то разве не приказал бы убить и всех твоих? Не мог
ли поступить так же и царственный дух? Если ты не имеешь ничего более
сказать, то ты должен умереть!

Признаюсь, мне становилось страшно. Я боялся, что Чека, в угоду
колдунам, убьет того, кого называли моим сыном.

Но мальчик Умслопогас поднял голову и храбро ответил, не как человек,
просящий о сохранении своей жизни, а как человек, защищающий свое право.

-- А вот что, победитель врагов, если и этого не достаточно, то не
будем больше говорить -- вели меня умертвить. Ты, царь, не раз приказывал
убить эту женщину. Те, кому ты поручал исполнить твое приказание, щадили ее,
считая женщину одержимой духом. Я же в точности исполнил приказание царя, я
убил ее -- будь она одержима или нет, так как царь повелел умертвить ее, а
потому я заслужил не смерти, а награды!

-- Хорошо сказано, Умслопогас! -- ответил Чека. -- Пусть дадут десять
голов скота этому мальчику с сердцем взрослого человека, его отец будет
стеречь их за него. Ты теперь доволен, Умслопогас?

-- Я беру должное и благодарю царя, потому что он платить не обязан, а
дает по своей доброй воле! -- ответил мальчик.

Чека на мгновение замолчал, он начинал сердиться, но вдруг громко
расхохотался.

-- Да, да, этот теленок похож на того, что был занесен много лет тому
назад в крааль Сенцангаконы! Каким я был, таков и этот малый. Продолжай,
мальчик, идти по этой дороге и, может быть, в конце ее найдешь тех, кто
будет тебя встречать царским приветствием "Баете!" Но смотри! Не попадайся
на моем пути -- нам вместе тесно будет! А теперь ступай!