сыном. Ну а пока с этим Фрэнчем пускай объяснится дедушка.
- и вдруг оборвал себя на полуслове, и глаза вновь потухли. - Не
сработает. Мы же ни капельки не похожи. Калошу не проведешь.
прошествовал (не совсем твердо) к кладовке, откуда достал непочатую
бутылку старого виски. Открутив колпачок, он широким движением плеснул в
кружку. - Я думал, ты смышленый мальчик, а ты, оказывается, настоящий
Dummkopf[6]. Давно ли внуки стали похожи на своих дедов? У меня волосы
какие? Седые. А у тебя какие?..
в кресло-качалку. - Ты мне расскажешь свою семейную хронику. Тетушки,
дядюшки. С кем работает твой отец. Чем увлекается мать. Я запомню. Всю
информацию. Через два дня я благополучно все забуду... память стала совсем
дырявая... но на два дня меня хватит. - Он мрачно усмехнулся. - Людей
Визенталя столько лет водил за нос, самому Гиммлеру очки втирал... уж
как-нибудь одного наставника в начальных классах сумею обмануть. А не
сумею - значит, зажился я на этом свете.
понял, что он уже с ним внутренне согласен. Глаза Дюссандера радостно
заблестели.
раскачиваясь в кресле. Тодд несколько оторопел и даже испугался в первую
секунду, а затем тоже прыснул. Так они на пару и хохотали - Дюссандер в
своем кресле-качалке возле открытого окна, через которое в кухню врывался
теплый калифорнийский ветер, и Тодд, поднявший стул на дыбы, так что
спинка уперлась в эмалированную дверцу духовки, всю в угольно-черных
штрихах, ни дать ни взять абстракция вдохновенного курильщика.
собой дверь из зернистого стекла. Калоша Эд предупредительно поднялся,
однако не вышел из-за стола. Он помнил про свои кеды. Старички, они
частенько не понимают, что это, может быть, психологический прием,
рассчитанный на трудных подростков... старички встречают тебя по одежке, а
до остального им и дела нет.
назад. Костюм-тройка как из магазина. Сизоватого цвета галстук завязан
безукоризненно. Черный зонт в левой руке (с воскресенья зарядил мелкий
дождик) смотрится эдаким офицерским стеком. Пару лет назад Калоша Эд с
женой, большие поклонники Дороти Сэйерс, решили перечитать все, что вышло
из-под ее пера. И вот сейчас он подумал: перед ним стоит живой лорд Питер
Уимсей, словно сошедший со страниц высокочтимой писательницы. Да,
семидесятипятилетний лорд Уимсей. Не забыть рассказать жене.
дело с отцами своих учеников. По тому, с какой опаской старик протянул
руку, было очевидно, что у него артрит.
поддернуть на коленях идеально выглаженные брюки. Поставив зонт между
колен, он оперся на него подбородком и сразу стал похож на очень старую и
исключительно деликатную хищную птицу, пролетом приземлившуюся в кабинете
школьного наставника. У него легкий акцент, подумал Фрэнч, но без
характерной для английской аристократии и, в частности, для лорда Уимсея
энергичной артикуляции, скорее континентальный, более плавный. Как,
однако, Тодд похож на деда. Тот же нос. И глаза.
подобных случаях я рассчитываю, что мать или отец.
Эдвард Фрэнч хорошо усвоил: если в школу приходит дедушка или кто-то из
дальних родственников, значит, не все благополучно дома, и здесь почти
наверняка кроется корень зла. В каком-то смысле Калоша Эд бьи даже рад
подобному обороту. Неприятности в семье - само собой, не подарок, но,
скажем, НАРКОТИКИ для мальчика с такими отличными мозгами, как у Тодда, -
это было бы в сто раз хуже.
скорбь и возмущение. - Мой сын и его жена... словом, я согласился пойти на
этот разговор. Грустный разговор, мистер Фрэнч. Поверьте мне, Тодд -
хороший мальчик. А оценки... это временное явление.
не одобряется, но мы сделаем так, что никто не узнает.
сунул в рот одну из двух оставшихся сигарет, оторвал от картонки спичку,
чиркнул ею о каблук, закурил. После первой затяжки он глухо,
по-стариковски, прокашлялся, загасил в воздухе спичку и положил обгоревший
черенок в пепельницу, любезно ему подставленную. Эдвард Фрэнч наблюдал за
этим ритуалом, столь же безукоризненным, как блестящие туфли гостя, точно
завороженный.
озабоченность за легким облачком дыма.
пришли вы, а не родители Тодда, наводит меня, знаете, на кое-какие мысли.
указательным пальцами. Прямая спина, чуть приподнятый подбородок. В том,
как он собрался одним волевым усилием, подумал Фрэнч, есть что-то от
прусской решительности. Это напомнило ему трофейные фильмы, которые он
видел в детстве.
каждое слово. - Я бы сказал, серьезные трения. - Глаза старика, ничуть не
выцветшие, проследили за тем, как Калоша Эда раскрыл лежавшую перед ним
папку. Внутри - листки. Не так уж много листков.
довольно значительной паузы он произнес:
сам говорил, как он два раза застал ее на кухне, лежащей лицом на столе.
Зная, как отец к этому отнесется, он сам разогрел в духовке обед и
заставил ее выпить не одну чашку крепкого кофе, чтобы до возвращения
Ричарда она хоть немного пришла в себя.
истории и погрустнее: про матерей, пристрастившихся к героину... про
отцов, избивающих своих детей смертным боем. - А что, миссис Боуден не
подумывала обратиться к врачу?
немного времени на разбег... - Он обозначил в воздухе необходимый
временной отрезок, прочертив его курящейся сигаретой. - Вы, надеюсь, меня
понимаете.
росчерком дыма. - А ваш сын... отец Тодда...
без него, даже вечером вдруг может куда-то сорваться... На все это
посмотреть, так он женат не на Монике, а на своей работе. Я же вырос в
твердом убеждении, что на первом месте для мужчины должна быть семья. А
вы, мистер Фрэнч, что думаете?
Эд. Своего отца, ночного сторожа в лосанджелесском универмаге, он видел в
детстве лишь по праздникам и воскресеньям.
Тодда.
Боуден и не соврал. - Он получил место в медицинской школе при
университете. Не так-то просто вдруг все бросить. Да и, признаться, было
бы несправедливо просить вернуться. - На лице старика появилось выражение
праведной убежденности. - У Хэрри замечательная семья.
ее. - Мистер Боуден, спасибо вам за откровенность. Я тоже буду с вами
откровенен.
наставников, и на каждого приходится по сто и более учеников. У моего
нового коллеги Хэпберна - сто пятнадцать. А ведь они сейчас в том
возрасте, когда так важно протянуть вовремя руку помощи.
в семье. По крайней мере, Тодд не балуется "травкой" или мескалином.
бессильны. Ужасно, но факт. Как правило, из работы тяжелых жерновов,
которые мы крутим, выгоду для себя извлекают как раз худшие из худших -
Корнев Павел
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Никитин Юрий