рабовладельческими полисными вариантами в период становления греческой
культуры и цивилизации могло выступать только в тех или иных отдельных и
часто пестрых элементах. А собрать все основные черты мифологического
времени в одно целое и в свете этого целого изобразить и весь исторический
процесс понадобилось только тогда, когда сам классический полис уже погибал
и когда возникала надежда сохранить его только путем реставрации отдаленного
прошлого, связанного с мифологией времени.
классики, выраженный системами Платона и Аристотеля, мог быть явлением
только вполне реставрационным, поскольку период мифологического времени ушел
в безвозвратное прошлое. Но если рассматривать эти реставрационные теории
Платона и Аристотеля не политически, а в их непосредственном содержании, то
по указанной причине в них-то и было сформулировано древнее мифологическое
время и мифологически понимаемый историзм, рассыпанный в течение всего
греческого развития на отдельные и плохо слаженные между собой элементы и
теперь синтезируемый в единое целое, которое поневоле оказывалось идеализмом
и утопией, далекой от традиционного стихийного материализма древнегреческой
мысли.
всей вечностью очень мало располагала людей периода классики рассуждать о
времени в непосредственном и буквальном смысле этого слова, постольку
целесообразно перед приведением философских текстов (они по указанной
причине весьма немногочисленны) посмотреть, как изображается и переживается
время, а следовательно, и весь исторический процесс в художественной
литературе, где недостаток философского определения заменяется живой
картиной и конкретной художественной терминологией. В этой области
классической филологией сделано немало, хотя философские уточнения даются с
большим трудом, и к тому же они редко являются предметом прямого
исследования.
для всего архаического восприятия времени, начиная от Гомера и кончая
Эсхилом. Этот исследователь совершенно правильно утверждает, что нечего
надеяться получить однозначную формулировку понимания времени в античности
или хотя бы просто полную формулировку его. При этом Г.Френкель считает
целесообразным избегать всего, что дошло до нас только в виде фрагментов,
сознательно идя на неизбежные в таком случае разного рода упрощения.
Несомненными останутся, по Френкелю, два вывода относительно раннеантичной
концепции времени: 1) огромное разнообразие греческих представлений в этой
области; 2) поразительный контраст в восприятии времени между началом и
концом архаической эпохи.
ко времени, но к началу V в. до н.э. время оказывается уже "отцом всех
вещей" (мы к этому еще вернемся). Разумеется, однако, что мы не можем
целиком переносить на античное время наши современные представления о
времени. "То, что мы во многих обстоятельствах называем "временем", во всю
эту эпоху еще не выступило в сознании как особый и единый предмет: отдельные
элементы времени включены в комплексы с иным центральным значением, другие
вообще как элементы времени не воспринимались" [43, с. 1].
или момент. У поэта нет выражений типа "в это время" и т.д. Chronos
неизменно является некоторой протяженностью. Chronios (временный) означает у
Гомера "поздний". О малом времени он говорит буквально "не много времени".
Chronos никогда не выступает в языке Гомера подлежащим предложения и не
употребляется самостоятельно. Состояния, в отношении которых применяется
выражение chronos, обычно отрицательной значимости: пустое, бесполезное,
растраченное впустую время, перерыв, задержка, отсутствие, блуждание,
безвестность, страдание, жалоба, буря, безуспешность, бесполезная жалоба,
ожидание, страдание и т.д. Подобным же образом употребляется у Гомера слово
d?n (долго, давно). Итак, заключает автор, греки "открыли время в ожидании,
в остальном они видят не его, а только происходящие вещи" [там же, c. 2].
только в речах персонажей, а не в повествовании автора. Это не просто вопрос
поэтического стиля. Здесь мы должны находить мировоззрение если не самого
Гомера, то во всяком случае изображенных у него героев. Вне речи одного из
персонажей chronos встречается только дважды в "Илиаде" и 5 раз в "Одиссее".
Френкель объясняет это обстоятельство тем, что "слово "большая длительность"
имеет в своем значении нечто неопределенное и аффектированное, а потому мало
соответствует собственно эпическому изложению". Вместо chronos в
повествовании время обозначается числами, в основном типическими (например,
12 дней, 9 лет), негодными для отсчета времени. Эти числа символизируют
просто большую длительность.
хронологии, ни к абсолютной, ни к относительной. Нет и временных рамок
повествования. Связь повествования опирается только на сами события.
"Гомеровское "в то время как", "когда" или "после" означает не столько
временное соотношение, сколько... вещную сцепленность, - говорит Френкель. -
Вещи не требуют временной среды, чтобы выстроиться в ряд и упорядочиться.
Они непосредственно воздействуют друг на друга и без атмосферы времени
поразительно ярко и чисто проходят перед зрителем, как нечто такое, что в
себе самом таково и подчиняется только своей логике и механике" [там же, с.
3].
наползать одно на другое. Но, замечает Френкель, у Гомера нечего и
спрашивать о времени. Лишь бы шло само действие, а время для него всегда
найдется. В принципе в эпосе на все хватает времени; действие описывается со
всеми сопровождающими его и подробнейше представленными событиями, например
обед - начиная с закалывания животного.
Гомера, то читатель, несомненно, и сам заметил, что очень многое из
наблюдений Френкеля вполне совпадает с тем, что мы говорили о мифологическом
и эпическом времени. Самое главное то, что от исследователя не укрылось
полное тождество времени с вещами и с их чисто вещной же сцепленностью. Не
укрылось и то, что в смысле чистой хронологии события у Гомера часто
наплывают друг на друга и что дело здесь вовсе не в хронологии. Можно
заметить только, что Френкель мало отличает чисто мифологическое время от
времени эпического. Вместе с тем, однако, уже из одних эмпирических
наблюдений автора явствует именно героическая направленность эпоса в отличие
от чистой мифологии и то, что время уже противопоставлено герою, что для
героя оно уже обладает самой разнообразной и большей частью отрицательной
характеристикой, поскольку именно для героических подвигов время (а мы бы
сказали, конечно, и пространство) всегда ставит те или другие и большей
частью весьма значительные препятствия.
предыдущего исследования весьма существенным подтверждением.
разделения и противопоставления, отсутствовавшие в догероической мифологии.
Об этом мы находим у Френкеля также ценное суждение. Обычное слово для
обозначения времени у Гомера - день. "День" конкретнее и определеннее
"времени". День имеет начало и конец; однако длина дня у Гомера, как
правильно наблюдает Френкель, по-видимому, вполне произвольна. Приход ночи
вмешивается в действия и кладет им передел, но до прихода ночи может
произойти сколько угодно действий. "День" - временное понятие, нейтральное к
обстоятельствам и к действию: его можно заполнить у Гомера чем угодно.
при всем том "день" - не линейное время, а некий природный индивид. День -
шаг, поступь событий. День есть возможность всякого действия и тем самым как
бы сама жизнь. Отсюда у Гомера выражение "отнять день" означает просто
"убить".
представления о дне, мы должны сказать, что здесь как бы только еще
зарождается самая тенденция понимать время именно как время, т.е. понимать
его вместе с той хронологией и с тем счетом событий, которые совершаются во
времени. Но ясно, что даже и это понятие дня у Гомера еще очень далеко от
чистой и равномерной текучести и что оно выступает все еще в разнообразно
индивидуализированном виде, или, как говорит Френкель, в виде "природно
данного индивидуума" [там же, с. 8].
продвигается ослабленным или все более ускоренным маршем дневными
переходами. Поля времени окружают его однообразно, равнодушно и бесплотно,
как если бы колонна брела через широкую, открытую, бездорожную степь. Вместе
с событиями и через них незаметно продвигается вперед и время, как
теряющаяся тропинка, которую человек сам протаптывает в траве. Где-то вдали
проходят иные следы в другом направлении, но они остаются без необходимой
связи с нашими; для нас имеется лишь один всегда продолжающийся путь. Такое
понимание времени Френкель считает естественным, так как эпос служил для
развлечения, т.е. он мог начинаться и кончаться любым событием, не требуя
связной исторической последовательности.
эпосу, указаны у Френкеля достаточно верно. Мы бы только сказали, что
возможность начинать рассказ с любого события и кончать его тоже где угодно
не столько чисто эпическая, т.е. чисто художественная, черта, сколько
перешедшее в эпос представление о мифологическом времени.
откуда оно начинается и на какой точке кончается, существенно выражено в
эпосе тем, что его слушатели уже заранее знают весь данный миф целиком. И
поэтому Гомер вполне мог начать "Илиаду" с какого-то незначительного события
из десятого года Троянской войны. Везде в таких случаях мыслится как рапсод,
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Маккэфри Энн
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк