производства нашей жизни. И кстати, учтите, что искусство ведь только в
европейской культуре, во-первых, выделено в особую сферу разделения труда,
и, во-вторых, в музеи - в определенные рамки. Этого феномена раньше не было
(и не случайно). Дело не в том, что искусство как предмет эстетики было
синкретичным, а в том, что оно было тем, о чем я только что рассказывал.
Только потом взаимоотношения людей с предметами искусства усложнились, и
люди превратили их в предметы эстетического наслаждения. Таковыми они в
действительности не являются. Современная рациональная эстетика, возникнув
в XVIII веке, развивалась отчасти уродливым образом. Но тем не менее суть
дела все равно оставалась, и через заблуждения или глупости и непонимание
она говорит на своем языке, внося поправки в наши ограниченные способности.
Известно, например, что человек может относиться к Богу как к идолу, как к
какому-то предмету. И тем самым относиться - не истинно,
идолопоклоннически. Но тем не менее, относясь неистинно, быть истинно
верующим. Он дурак, а вот истина тем не менее живет. Это понятно или не
понятно? И вот поэтому, хотя люди не всегда адекватно или правильно судят
об искусстве, оно остается тем, что оно есть; даже если человек может
относиться к искусству как к предмету эстетического наслаждения, оно тем
временен через него живет, и он впервые через него видит вещи в мире. Не
только наслаждается - а видит в мире вещи и может удерживать полноту бытия.
воспользовавшись хорошо известной вам фразой, но сказанное перед этим
позволяет мне пояснить смысл этой фразы, чтобы потом, употребляя ее, вы
относились к ней осмысленно.
вечными неразрешимыми проблемами, которые все время повторяются. Что в
науке, например, есть прогресс. Ньютон знал больше, чем Галилея, или
Галилей знал больше, чем Фалес или Анаксимандр. Что происходит какая-то
кумуляция знаний в решении проблей. Решена одна проблема - идут к другой;
решена вторая, идут к третьей, и ко второй не возвращаются и т.д. В отличие
от философии, где, во-первых, нет якобы такой объективной суммы знаний и,
во-вторых, известно, что все философские системы одна другой противоречат и
во всех системах всегда фигурируют одни и те же вопросы. И отсюда делается
вывод, что вообще неясно, что такое философия. Вот здесь я хочу сделать
оговорку. Да, философия занимается вечными проблемами, но проблемами не в
смысле этого слова -"проблема". Когда мы говорим, мы имеем в виду, что она
разрешима какими-то конечными средствами. И если сегодня не разрешима, то
завтра будет разрешима. Таких проблем в философ нет. Если бы они были, то
они были бы решены. В философии говорят о "вечных проблемах" в смысле
деятельности, полноты бытия, созидания. То есть о жизни через какие-то
произведения, о попытке жить иным образом. А это ведь не раз навсегда. Это
каждый раз нужно делать заново. Так ведь? Вот смысл того, о чем я говорил.
Ибо речь идет, повторяю, о бытии. Оно одно, если мы это делаем, и оно
другое, если не делаем. В содержании го, что случится после того, как я
попытаюсь собрать себя, и что выражало бы меня в целом, светилось бы через
него, нет ничего такого, что можно было б вывести из какой-нибудь готовой
системы правил, сделать каким-нибудь конечным звеном дедукции.
вечная проблема. В каком смысле? Разумеется, не в том, что мы ее не нашли,
а в том смысле, что найденное - каждый раз оживает, потому что оно
конкретно. Разве есть что-нибудь, что нравственно навсегда, в смысле нормы?
- Только образец жизни умершего человека или героя. Это вечно. Но вечно как
бесконечная длительность сознательной жизни вне нас. А вот так, чтобы мы
раз навсегда знали бы как правильно поступать, чтобы каждый раз наш
поступок был выводим из каких-то правил и был бы, так сказать, конечным
звеном дедукции из этих правил - не выйдет. Нет правил на все случаи жизни.
Каждый раз мы полагаемся на что? - На интуицию. А я скажу на развитость, на
бытие. Если я есть полностью, то пойму, как мне поступить. Почувствую, что
правильно, а что неправильно. Что нравственно, а что безнравственно. Это -
вечно. В том смысле, что это - все время решается и делается заново.
что я говорил о мудрости, на все решающие философские понятия, которые
приходится обсуждать каждый раз заново. Скажем, существует проблема
субъективного и объективного. И по ее поводу есть разные ответы, и все они
противоречат друг другу. Это бесплодный спор, но не в этом дело. Ибо то,
что субъективно, или то, что объективно, не дано заранее, раз и навсегда, а
нужно устанавливать заново, пользуясь философскими понятиями: что
субъективно, а что объективно. Что реально. а что ирреально. Это вечные
понятия, но не потому, что мы раз и навсегда можем решить, что объективен
внешний мир, физический, и субъективна моя психология. Вовсе нет. А если в
объективном мире, вне меня, есть, например, духи? А они же были в
мифологиях. Что это?' Например, если 6 этот магнитофон был наделен
собственной волей, разве бы я мог обращаться с ним, как с чем-то
объективным? Он в моих руках превратился бы в ежа, например.
какие-то посылки, допущения. В том смысле, что в материи (а это
предпосылка) не сидит собственная воля. В мире нет духов. И это установлено
путем весьма сложных философских рассуждений и усилий. Скажем, еще в XVIII
веке Канту приходилось бороться с гилозоизмом и он утверждал, что гилозоизм
есть смерть всякой философии природы. То есть, если в природе есть духи, то
мы вообще о природе не можем высказывать объективного суждения. И наоборот,
мы можем высказывать объективные суждения только в той мере, в какой в
природе не допускается существования своевольных, самовольных существ.
даже тогда, когда философы обсуждают проблемы физики. Какой вам привести
пример смещения объективного и субъективного? Ну, скажем, для Аристотеля
движение тел к естественным местам - тело только насильственно может быть
выведено, согласно физике Аристотеля, из состояния покоя, н поэтому оно
стремится вернуться в свое естественное место - было объективным описанием.
Сводкой объективных показаний. А для последующей физики это стало
субъективным. Субъективными стали и ощущения тяжести, а в другой физике они
считалось объективными и т.д. Я могу привести десятки примеров, г. все они
будут свидетельствовать о том, что философию в этой связи интересуют такие
вещи, которые приходится обсуждать всякий раз в новой ситуации. Поэтому и
кажется, что она занимается обсуждением одного и того же, и что ее проблемы
неразрешимы. Но это не так. Философия вообще не занимается проблемами. Она
занимается обсуждением бытия. А бытие - оно есть или его нет. Оно не
является разрешимой проблемой. Ведь мы не обсуждаем, например, и не считаем
проблемой - взволноваться нам при виде друга или остаться равнодушным. Это
разве проблема? Или это есть, или этого нет. И если мы отличаем
равнодушного человека от неравнодушного, то на чем покоится это различение?
Мы просто констатируем, что он родился равнодушным, ему это свойственно.
Этот равнодушный, а тот не равнодушный. Oочему? - Это делается бытием: один
поработал, другой не поработал. Поэтому при случае один не останется
равнодушным, а другой останется. Но это не значит, что бытие - неразрешимая
проблема. Неразрешимая проблема в том смысле, что вообще -не проблема. Как
и жизнь в целом, какие-то ее аспекты - да, но жизнь не может быть проблемой.
дисциплина, содержащая в себе вечные проблемы. Но в строгом смысле слова
то, что ее интересует, вообще не проблема. И вот на все это дело в истории
философии и стал наращиваться особый язык. Я говорил об этом, обходя этот
язык, говорил, чтобы ввести вас в философию. И делал непозволительные вещи
для строгого разговора: сравнения, использовал метафоры, обыденные примеры
и пр., потому что иначе я бы оказался в замкнутом кругу. Мне приходилось бы
объяснять какие-то вещи, употребляя уже специальный язык философии, а он
сам не объяснен, и поэтому был бы замкнутый логический круг. Необъяснимое я
пояснял бы необъяснимым. И ничего бы не получилось. Тогда я от вас просто
требовал бы, чтобы вы как обезьяны или попугаи повторяли за мной сказанное
или заучивали наизусть. Это не годится.
остается философией при любом языке. Но история ее состоит, собственно, в
том, чтобы вырабатывался язык, называемый теоретическим языком.
Теоретическим - потому что он позволяет говорить о том, на что иначе
приходилось бы указывать пальцем (а указание пальцем невозможно, потому что
все запутано и всего много, пальцев не хватит). То есть я хочу сказать, что
теория есть сокращение эмпирического обозрения. Философы выдумывают
теоретически что-то, скажем, какую-то связь понятий, и потом начинают
обсуждать не то, из-за чего придумали эту связь, а саму связь понятий. Она
удобней. Только с ее помощью можно что-то выявить, чего в эмпирии не могли
бы просто обозреть, не могли бы охватить, и к тому же при этом разные
эмпирические факты противоречили бы один другому, переплетались бы, суть
дела заменялась бы видимостью и пр. Например, обычная процедура (которая
совершается в науке), с которой начинается теория. Допустим, мы захотели
исследовать, по каким законам падают тела. Оказывается, чтобы установить
это, нужно создать то, чего в действительности нет, что и называется
теоретической конструкцией. То есть некое "тело", падающее в вакууме и
испытывающее сопротивление. И потом начать изучать средствами математики
это нечто несуществующее и получить какие-то выводы, которые затем
подтверждаются эмпирически. Как говорят философы, верифицируются опытным
наблюдением.
не ничто. Или можно сказать так: почему есть одно и многое? Ну ясно,
конечно, если введены понятия - одного, многого и т.д., - то только они и
могут обсуждаться. Обсуждается не материал, из-за которого введено понятие,
а само понятие, потому что материал и понятие могут содержать логическое
противоречие. Например, возникает проблема: делимо ли одно или неделимо?
Имеет ли оно границы и если имеет (а граница есть по определению нечто
примыкающее к другому), то, следовательно, есть и нечто, что граничит с
граничным. Иначе слово "граница" не имеет смысла. Значит, если бытие или
одно имеет границы, значит, оно не одно, есть еще что-то. И вот, в тексте
Сертаков Виталий
Трубников Александр
Земляной Андрей
Конан-Дойль Артур
Контровский Владимир
Шилова Юлия