Чтение 11–й страницы книги ~Тимур и его команда~

- Здесь Гейка!

- Веди всех на место.

- А если кто не пойдет?

- Хватайте за руки, за ноги и тащите с почетом, как икону богородицы.

- Пустите, черти! - раздался чей-то плачущий голос.

- Кто кричит? - гневно спросил Тимур. - Хулиганить мастера, а отвечать
боитесь! Гейка, давай команду, двигай!

Пленников подвели к пустой будке на краю базарной площади. Тут их одного
за другим протолкнули за дверь.

- Михаила Квакина ко мне, - попросил Тимур. Подвели Квакина.

- Готово? - спросил Тимур.

- Все готово.

Последнего пленника втолкнули в будку, задвинули засов и просунули в
пробой тяжелый замок.

- Ступай, - сказал тогда Тимур Квакину. - Ты смешон. Ты никому не страшен
и не нужен.

Ожидая, что его будут бить, ничего не понимая, Квакин стоял, опустив
голову.

- Ступай, - повторил Тимур. - Возьми вот этот ключ и отопри часовню, где
сидит твой друг Фигура. Квакин не уходил.

- Отопри ребят, - хмуро попросил он. - Или посади меня вместе с ними.

- Нет, - отказался Тимур, - теперь все кончено. Ни им с тобою, ни тебе с
ними больше делать нечего.

Под свист, шум и улюлюканье, спрятав голову в плечи, Квакин медленно
пошел прочь. Отойдя десяток шагов, он остановился и выпрямился.

- Бить буду! - злобно закричал он, оборачиваясь к Тимуру. - Бить буду
тебя одного. Один на один, до смерти! - И, отпрыгнув, он скрылся в темноте.

- Ладыгин и твоя пятерка, вы свободны, - сказал Тимур. - У тебя что?

- Дом номер двадцать два, перекатать бревна, по Большой Васильковской.

- Хорошо. Работайте!

Рядом на станции заревел гудок. Прибыл дачный поезд. С него сходили
пассажиры, и Тимур заторопился.

- Симаков и твоя пятерка, у тебя что?

- Дом номер тридцать восемь по Малой Петраковской. - Он рассмеялся и
добавил: - Наше дело, как всегда: ведра, кадка да вода... Гоп! Гоп! До
свиданья!

- Хорошо, работайте! Ну, а теперь... сюда идут люди. Остальные все по
домам... Разом!

Гром и стук раздался по площади. Шарахнулись и остановились идущие с
поезда прохожие. Стук и вой повторился. Загорелись огни в окнах соседних
дач. Кто-то включил свет над ларьком, и столпившиеся люди увидели над
палаткой такой плакат:

ПРОХОЖИЕ, НЕ ЖАЛЕЙ!

Здесь сидят люди, которые трусливо по ночам обирают сады мирных жителей.

Ключ от замка висит позади этого плаката, и тот, кто отопрет этих
арестантов, пусть сначала посмотрит, нет ли среди них его близких или
знакомых.

Поздняя ночь. И черно-красной звезды на воротах не видно. Но она тут.

Сад того дома, где живет маленькая девочка. С ветвистого дерева
спустились веревки. Вслед за ними по шершавому стволу соскользнул мальчик.
Он кладет доску, садится и пробует, прочны ли они, эти новые качели. Толстый
сук чуть поскрипывает, листва шуршит и вздрагивает. Вспорхнула и пискнула
потревоженная птица. Уже поздно. Спит давно Ольга, спит Женя. Спят и его
товарищи: веселый Симаков, молчаливый Ладыгин, смешной Коля. Ворочается,
конечно, и бормочет во сне храбрый Гейка.

Часы на каланче отбивают четверти: "Был день - было дело! Дин-дон... раз,
два!.."

Да, уже поздно.

Мальчуган встает, шарит по траве руками и поднимает тяжелый букет полевых
цветов. Эти цветы рвала Женя.

Осторожно, чтобы не разбудить и не испугать спящих, он всходит на
озаренное луною крыльцо и бережно кладет букет на верхнюю ступеньку. Это -
Тимур.

Было утро выходного дня. В честь годовщины победы красных под Хасаном
комсомольцы поселка устроили в парке большой карнавал - концерт и гулянье.

Девчонки убежали в рощу еще спозаранку. Ольга торопливо доканчивала
гладить блузку. Перебирая платья, она тряхнула Женин сарафан, из его кармана
выпала бумажка.

Ольга подняла и прочла:

"Девочка, никого дома не бойся. Все в порядке, и никто от меня ничего не
узнает. Тимур".

"Чего не узнает? Почему не бойся? Что за тайна у этой скрытной и лукавой
девчонки? Нет! Этому надо положить конец. Папа уезжал, и он велел... Надо
действовать решительно и быстро".

В окно постучал Георгий.

- Оля, - сказал он, - выручайте! Ко мне пришла делегация. Просят
что-нибудь спеть с эстрады. Сегодня такой день - отказать было нельзя.
Давайте аккомпанируйте мне на аккордеоне.

- Оля, я с пианисткой не хочу. Хочу с вами! У нас получится хорошо.
Можно, я к вам через окно прыгну? Оставьте утюг и выньте инструмент. Ну вот,
я его вам сам вынул. Вам только остается нажимать на лады пальцами, а я петь
буду.

- Послушайте, Георгий, - обиженно сказала Ольга, - в конце концов вы
могли не лезть в окно, когда есть двери...

В парке было шумно. Вереницей подъезжали машины с отдыхающими. Тащились
грузовики с бутербродами, с булками, бутылками, колбасой, конфетами,
пряниками.

Стройно подходили голубые отряды ручных и колесных мороженщиков.

На полянах разноголосо вопили патефоны, вокруг которых раскинулись
приезжие и местные дачники с питьем и снедью.

Играла музыка.

У ворот ограды эстрадного театра стоял дежурный старичок и бранил
монтера, который хотел пройти через калитку вместе со своими ключами,
ремнями и железными "кошками".

- С инструментами, дорогой, сюда не пропускаем. Сегодня праздник. Ты
сначала сходи домой, умойся и оденься.

- Так .ведь, папаша, здесь же без билета, бесплатно!

- Все равно нельзя. Здесь пение. Ты бы еще с собой телеграфный столб
приволок. И ты, гражданин, обойди тоже, - остановил он другого человека. -
Здесь люди поют... музыка. А у тебя бутылка торчит из кармана.

- Но, дорогой папаша, - заикаясь, пытался возразить человек, - мне
нужно... я сам тенор.

- Проходи, проходи, тенор, - показывая на монтера, отвечал старик. - Вон
бас не возражает. И ты, тенор, не возражай тоже.

Женя, которой мальчишки сказали, что Ольга с аккордеоном прошла на сцену,
нетерпеливо ерзала на скамье.

Наконец вышли Георгий и Ольга. Жене стало страшно: ей показалось, что над
Ольгой сейчас начнут смеяться.

Но никто не смеялся.

Георгий и Ольга стояли на подмостках, такие простые, молодые и веселые,
что Жене захотелось обнять их обоих.

Но вот Ольга накинула ремень на плечо.

Глубокая морщина перерезала лоб Георгия, он ссутулился, наклонил голову.
Теперь это был старик, и низким звучным голосом он запел:

Я третью ночь не сплю Мне чудится все то же

Движенье тайное в угрюмой тишине

Винтовка руку жжет. Тревога сердце гложет,

Как двадцать лет назад ночами на войне.

Но если и сейчас я встречуся с тобою,

Наемных армий вражеский солдат,

То я, седой старик, готовый встану к бою,

Спокоен и суров, как двадцать лет назад.

- Ах, как хорошо! И как этого хромого смелого старика жалко! Молодец,
молодец... - бормотала Женя. - Так, так. Играй, Оля! Жаль только, что не
слышит тебя наш папа.

После концерта, дружно взявшись за руки, Георгий и Ольга шли по аллее.

- Все так, - говорила Ольга. - Но я не знаю, куда пропала Женя.

- Она стояла на скамье, - ответил Георгий, - и кричала: "Браво, браво!"
Потом к ней подошел... - тут Георгий запнулся, - какой-то мальчик, и они
исчезли.

- Какой мальчик? - встревожилась Ольга. - Георгий, вы старше, скажите,
что мне с ней делать? Смотрите! Утром я у нее нашла вот эту бумажку!

Георгий прочел записку. Теперь он и сам задумался и нахмурился.

- Не бойся - это значит не слушайся. Ох, и попадись мне этот мальчишка
под руку, то-то бы я с ним поговорила!

Ольга спрятала записку. Некоторое время они молчали. Но музыка играла
очень весело, кругом смеялись, и, опять взявшись за руки, они пошли по
аллее.

Вдруг на перекрестке в упор они столкнулись с другой парой, которая, так