последний мамонт..."
твердо знала, что экспонаты покоятся на стендах, а не приходят на экскурсию
посмотреть на себя.
Он вдруг отчетливо ощутил, что потерял контакт с актерами, играет в неживом
театре один. Вокруг по сцене ходят тени. Яфаров искорежил пьесу новыми
вводами, сделал вырезки, и изуродованный текст не узнать. Он, Коромыслов,
один играл в ней всерьез, но силы иссякли. Да Яфарова за сто верст нельзя к
сцене подпускать. Он насильник Мельпомены, могильщик искусства. Коромыслову
с ним не по пути, и зря он нынче согласился. Потрафил мелкому своему
честолюбию, стал ширмой, прикрыл позор своей широкой спиной.
поверхность сознания Федора Петровича: он один -- театр. Только поэтому
противился он уходу -- они не понимали этого -- сопротивлялся не для себя.
Злобы к Яфарову Федор Петрович не имел. У того ведь трое детей, больная
жена, две пожизненных любовницы, одна почка и квартира, только что
полученная от министерства, которую надо оправдать, а затем получить
казенную дачу. Театр заботил Коромыслова, вызывал тревогу, почти отчаяние.
Театр умирал -- Коромыслов спасал театр. Последнее усилие, чтобы поддержать
умирающего. А может, следом за пьесой уже и театр умер? Я еще кое-как брожу
по сцене, а я-то живой ли?
жизни Коромыслов отделился от роли, играл ее автоматически, а мыслями, и
заботами, и горестью своей был вне и не мог возвратиться. Сдавливало виски,
он то и дело подносил руки к шее, пытаясь оттянуть воротник, вздохнуть
поглубже, но вздохнуть не мог: каждый раз слева чувствовал укол. Он плохо
видел вбежавшего Шаховского и никак не мог ухватить рукой протянутую ему
челобитную. Еще немного, и кончится, кончится, все-таки кончится эта
картина. В следующей меня нет, а после антракт. Там ужо отдышусь.
он, произносит ли те слова, что надо, или ему только кажется. Яфаров и
остальные, они победили, выбили его из колеи. Он потерял уверенность в
единственной правильности интонации и жеста, которая была ему свойственна
всю жизнь. Он поплыл. Они -- мертвецы, но ведь и меня умертвили, и я плохо
играю. Зритель кашляет все время. Это не от того, что эпидемия гриппа. Это я
вял, скучен, работаю без огня. Сам пришел в театр в сентиментальном
состоянии поплакать, но понял, что не заплачет, и ушел домой, чтобы
напиться. Почему мне так плохо? Это от усталости, от бесполезности борьбы
я... я... я...
взлетевших в высоту сцены и одномоментно погасших. Ногти впились в ладони.
Он заметался, сидя на царском троне, сник и вдруг ясно понял, что играет
смерть.
играл он смерть свою собственную. Роль эта неожиданно потребовала от него
такой силы, какой он не обладал. И душа его рванулась, пытаясь преодолеть
самое себя.
государственную печать. Язык облизал горячие и сухие губы, и царь Федор с
ненавистью бросил:
наконец дождавшись реплики, с которой он так долго тянул.
фразы, которых мозг уже не понимал. -- Не дам тебя в обиду! Пускай придут!
Пусть с пушками придут! Пусть попытаются!"
Петровичу Шуйскому, взмахнул рукой, угрожая проклятьем, и захлебнулся. Боль
заволокла сознание и свела тело. Князь Шуйский качнулся и стал падать на
Коромыслова. Поняв, что тело не подчиняется больше ему, Федор Петрович
попытался сделать шаг, чтобы уйти со сцены. Еще один шаг... Кулиса подплыла
к нему синим облаком, и он повис на этом облаке, обняв его, как последнее
живое существо, которому он мог отдать неизрасходованную ласку. Затрещали
гнилые нитки, не выдержав веса тяжелого тела, потому что кулису Федор
Петрович обнимал уже мертвый.
показавшись зрителю. В партере кто-то засмеялся. Анфиса не удержала тяжелого
тела, и оно осело на пол.
что произошло, но неизвестная тревога передалась всему залу. Главного
режиссера немедленно вызвали из кабинета.
кольцо. -- Узнал что-нибудь плохое?
сложила руки Федора Петровича на груди, медленно опустила ему веки,
придержав их пальцами, и стала разбирать шприц.
сомневался в том, что видит.
синтетического соболя на расшитом золотом царском одеянии, -- прости меня,
грешного, дорогой ты наш товарищ, прости нас всех. Во, несчастье-то какое...
Вот ведь...
сцене умереть.
колен. -- А если бы...
вправду семи пядей во лбу: предчувствовал и потому отбыл раньше.
распоряжения.
морг...
Фалькевич подбежал к микрофону, скомандовал:
В зале установилась уважительная тишина. Медленно подбирая слова, Яфаров
объявил, что ввиду внезапного заболевания актера, администрация театра
просит извинения за спектакль, не доведенный до конца. Он не знал, можно ли
без согласования с руководством сказать о смерти, и не назвал также имени
актера.
тайну своим зрителям, которых они пропустили за наличные, скромную прибавку
к мизерной зарплате, а те передали новость соседям. К моменту выхода
главного режиссера на авансцену часть зала правду знала, другие
догадывались, и зал гудел ульем. Но поскольку правда эта была неофициальной,
к сокрытию ее главным режиссером все отнеслись с пониманием.
руками, ожидая, пока зрители начнут подниматься. Зрители, однако, ждали,
пока он уйдет со сцены и в зале дадут свет. Когда это произошло, зал
постепенно зашуршал, люди начали вставать, и обычная гардеробная толкотня
взяла всех в свою власть.
театрального подъезда, запрудив улицу, образовалась толпа.
филологического вида юноша в кругу симпатичных подружек. -- Черт его знает,
может, Федор тоже должен был умереть? Поднимите руки, кто в школе историю
проходил?
входу, ждали. Молодые люди подсаживали подруг на сваленные штабелями
декорации. Потом все зашевелились, задвигались, стали давить друг на друга.
Из ворот выехала "скорая". Она притормозила, замигала фарами, тронулась,
опять замигала.
некуда.
Сейчас таких подымают.
людей, причастных к театру. О ком идет речь, он не знал, но, дыша водочкой,
свое мнение изложил:
гуляет. Она встала -- и с копыт долой.
пальто.