Аравиты, Тисрок и визирь остались.
предложил, а ты согласился, чтобы мы беседовали здесь, в Старом Дворце,
куда не заходят слуги.
позже. И ты, благоразумный визирь, забудь все! [232]
мне - видимо, потому, что молодость пылка, опрометчива и строптива. Когда
он возьмет Анвард, мы очень удивимся.
жестокий отец, посылаю сына на верную смерть, как ни приятна тебе была бы
эта мысль, ибо ты не любишь царевича.
ничтожны мои чувства к царевичу и к себе самому.
к могуществу. Если царевич преуспеет, мы обретем Орландию, а там - и
Нарнию. Если же он погибнет... Старшие сыновья опасны, а у меня еще
восемнадцать детей. Пять моих предшественников погибли по той причине, что
старшие их сыновья устали ждать. Пускай охладит свою кровь на Севере.
Теперь же, о, многоумный визирь, меня клонит ко сну. Как-никак, я отец. Я
беспокоюсь. Вели послать музыкантов в мою опочивальню. Да, и вели наказать
третьего повара, что-то живот побаливает...
приподнялся, коснулся головой пола и исчез за дверью. Охая и вздыхая,
Тисрок медленно встал, дал знак рабам, и все они вышли; а девочки перевели
дух.
умру... Я вся дрожу, потрогай мою руку!
выберемся из этой комнаты, нам ничего не будет грозить. Сколько мы времени
потеряли! Веди меня поскорее к этой твоей калитке.
и пойдем обратно.
поведешь, я закричу, и нас найдут.
Тисрок (да живет он вечно)?
но все же пошла и вывела Аравиту по длинным коридорам в дворцовый сад,
спускавшийся уступами к городской стене. Луна ярко светила. Как это ни
прискорбно, мы часто попадаем в самые красивые места, когда нам не до них,
и Аравита смутно вспоминала всю жизнь серую траву, какие-то фонтаны и
черные тени кипарисов.
увидели реку, отражавшую лунный свет, и маленькую пристань, и несколько
лодок.
большой человек?
за него. Прощай. Да, наряды у тебя очень хорошие. И дворец лучше некуда. Ты
будешь счастливо жить, но я так жить не хочу. Закрой калитку потише.
"Как хорошо!" - подумала Аравита; она никогда не жила в городе, и он ей не
понравился.
- ту самую, которую нашел Шаста, и тоже пошла налево, и разглядела во мраке
глыбы усыпальниц. Тут, хотя она было очень смелой, ей стало жутко. Но она
подняла подбородок, чуточку высунула язык и направилась прямо вперед.
тебе за труды.
он привидений боялся.
усыпальницы, как только удалился слуга.
том, что узнала во дворце.
Рыцари так не поступают! Но мы опередим его и предупредим северных королей!
позавидовал ей.
сразу не соберешь. Вот мы тронемся сразу. Каков наш путь, Шаста? Прямо на
Север?
сперва налево.
ночь" - но этого не бывает. Надо сменять шаг и рысь. Когда мы будем идти
шагом, вы можете идти рядом с нами. Ну, все. Ты готова, госпожа моя Уинни?
Тогда - в Нарнию!
прохладным, прозрачным и свежим. В лунном свете казалось, что перед ними -
вода на серебряном подносе. Тишина стояла полная, только мягко ступали
лошади, и Шаста, чтобы не уснуть, иногда шел пешком.
увидел холку Игого и медленно-медленно стал различать серые пески. Они были
мертвыми, словно путники вступили в мертвый мир. Похолодало. Хотелось пить.
Копыта звучали глухо - не "цок-цок-цок", а вроде бы "хох-хох-хох".
бледная полоса. Потом она порозовела. Наступало утро, но его приход не
приветствовала ни одна птица. Воздух стал не теплее, а еще холодней.
засверкал, словно усыпанный алмазами. Длинные-предлинные тени легли на
него. Далеко впереди ослепительно засияла двойная вершина, и Шаста заметил,
что они немного сбились с курса. [235]
ничтожным и темным, усыпальницы исчезли, словно их поглотил город Тисрока.
От этого всем стало легче.
так, что глаза болели, но закрыть их Шаста не мог - он глядел на двойную
вершину. Когда он спешился, чтобы немного передохнуть, он ощутил, как
мучителен зной. Когда он спешился во второй раз, жарой дохнуло, как из
печи. В третий же раз он вскрикнул, коснувшись песка босой ступней, и мигом
взлетел в седло.
лошадью. Она молча поджала губы - надеюсь, не из гордости.
головная боль, запах своего и конского пота. Город далеко позади не исчезал
никак, даже не уменьшался, горы впереди не становились ближе. Каждый
старался не думать ни о прохладной воде, ни о ледяном шербете, ни о
холодном молоке, густом, нежирном; но чем больше они старались, тем хуже
это удавалось.
шириной, в тридцать высотой. Тень была короткая (солнце стояло высоко), но
все же была. Дети поели, и выпили воды. Лошадей напоили из фляжки - это
очень трудно, но Игого и Уинни старались, как могли. Никто не сказал ни
слова. Лошади были в пене и тяжело дышали. Шаста и Аравита были очень
бледны.
стало медленно спускаться по ослепительному небу. Когда оно скрылось, угас
мучительный блеск песка, но жара держалась еще долго. Ни малейших признаков
ущелья, о котором говорили гном и ворон, не было и в помине. Опять тянулись
часы - а может, долгие минуты; взошла луна; и вдруг Шаста крикнул (или
прохрипел, так пересохло у него в горле):
не ответив от усталости, - но поначалу там было хуже, чем в пустыне,
слишком уж душно и темно. Дальше стали попадаться растения, вроде кустов, и
трава, которой вы порезали бы пальцы. Копыта стучали уже "цок-цок[236]
цок", но весьма уныло, ибо воды все не было. Много раз сворачивала тропка
то вправо, то влево (ущелье оказалось чрезвычайно извилистым), пока трава
не стала мягче и зеленее. Наконец, Шаста - не то дремавший, не то немного