стала шире на много миль, а миссурийская сторона как была, так и оста-
лась в полмили шириной, потому что миссурийский берег - это сплошная
стена утесов.
прохладно и тенисто, даже когда солнце жарило вовсю. Мы пробирались
кое-как между деревьями, а местами дикий виноград заплел все так густо,
что приходилось подаваться назад и искать другую дорогу. Ну, и на каждом
поваленном дереве сидели кролики, змеи и прочая живность; а после того
как вода постояла день-другой, они от голода сделались такие смирные,
что подъезжай и прямо хоть руками их бери, кому хочется; только, конеч-
но, не змеи и не черепахиэти соскакивали в воду. На горе, где была наша
пещера, они кишмя кишели. Если бы мы захотели, то могли бы завести себе
сколько угодно ручных зверей.
доски. Звено было в двенадцать футов шириной и в пятнадцать - шестнад-
цать футов длиной, а над водой выдавался дюймов на шесть, на семь проч-
ный ровный настил. Иной раз мы видели днем, как мимо проплывали бревна,
только не ловили их: при дневном свете мы носу не показывали из пещеры.
острова - и вдруг видим: с западной стороны плывет к нам целый дом. Дом
был двухэтажный и здорово накренился. Мы подъехали и взобрались на него
- влезли в окно верхнего этажа. Но было еще совсем темно, ничего не вид-
но; тогда мы вылезли, привязали челнок и сели дожидаться, когда рассве-
тет.
Мы заглянули в окно. Мы разглядели кровать, стол, два старых стула, и
еще на полу валялось много разных вещей, а на стене висела одежда. В
дальнем углу лежало что-то вроде человека. Джим окликнул:
сказал:
ворит:
быть, дня два или три, как он умер. Поди сюда, Гек, только не смотри ему
в лицо - уж очень страшно.
тряпьем, только это было ни к чему: я и глядеть-то на него не хотел. На
полу валялись старые, замасленные карты, пустые бутылки из под виски и
еще две маски из черною сукна, а все стены были сплошь исписаны самыми
скверными словами и разрисованы углем. На стене висели два заношенных
ситцевых платья, соломенная шляпка, какие-то юбки и рубашки и мужская
одежда. Мы много кое-чего снесли в челнок - могло пригодиться. На полу
валялась старая соломенная шляпа, какие носят мальчишки; я ее тоже зах-
ватил. А еще там лежала бутылка из-под молока, заткнутая тряпкой, чтоб
ребенку сосать. Мы бы взяли бутылку, да только она была разбита. Были
еще обшарпанный старый сундук и чемодан со сломанными застежками, и тот
и другой стояли раскрытые, но ничего стоящего в них не осталось. По то-
му, как были разбросаны вещи, видно было, что хозяева убежали второпях и
не могли унести с собой все пожитки.
венький карманный ножик фирмы Барлоу (такой ножик ни в одной лавке не
купишь дешевле, чем за полдоллара), много сальных свечей, жестяной подс-
вечник, фляжка, жестяная кружка, рваное ватное одеяло, дамская сумочка с
иголками, булавками, нитками, куском воска, пуговицами и прочей чепухой,
топорик и гвозди, удочка потолще моего мизинца, с большущими крючками,
свернутая в трубку оленья шкура, собачий ошейник, подкова, пузырьки
из-под лекарств, без ярлыков; а когда мы собрались уже уходить, я нашел
довольно приличную скребницу, а Джим - старый смычок от скрипки и дере-
вянную ногу. Ремни вот только оторвались, а так совсем хорошая нога,
разве только что мне она была длинна, а Джиму коротка. А другую ногу мы
так и не нашли, сколько не искали.
вать от дома, совсем уже рассвело. Мы были на четверть мили ниже остро-
ва; я велел Джиму лечь на дно челнока и прикрыл его ватным одеялом, - а
то, если б он сидел, издали было бы видно, что это негр. Я стал править
к иллинойсскому берегу с таким расчетом, чтобы нас отнесло на полмили
вниз по течению, потом держался под самым берегом, в полосе стоячей во-
ды. Мы вернулись на остров без всяких приключений, никого не повстречав.
его убили, только Джим не захотел. Он сказал, что этим можно накликать
беду, а кроме того, как бы мертвец не повадился к нам таскаться по но-
чам, - ведь человек, который не похоронен, скорей станет везде шляться,
чем тот, который устроен и лежит себе спокойно на своем месте. Это, по-
жалуй, было верно, так что я спорить не стал, только все думал об этом:
мне любопытно было знать, кто же это его застрелил и для чего.
долларов серебром, зашитые в подкладку старого пальто из попоны. Джим
сказал, что эти люди, наверное, украли пальто: ведь если б они знали про
зашитые деньги, так не оставили бы его здесь. Я ответил, что, верно, они
же убили и хозяина, только Джим не хотел про это разговаривать.
когда я принес змеиную кожу, которую нашел на верху горы? Ты говорил,
будто хуже нет приметы, как взять в руки змеиную кожу. А что плохого
случилось? Мы вот сколько всего набрали, да еще восемь долларов в прида-
чу! Хотел бы я, чтоб у нас каждый день бывала такая беда, Джим!
Беда еще впереди. Попомни мои слова: она еще впереди.
ле обеда мы лежали на травке у обрыва; у нас вышел весь табак, и я пошел
в пещеру за табаком и наткнулся там на гремучую змею. Я ее убил, свернул
кольцом и положил Джиму на одеяло: думаю, вот будет потеха, когда Джим
найдет у себя на постели змею! Но, конечно, к вечеру я про нее совсем
позабыл. Джим бросился на одеяло, пока я разводил огонь, а там оказалась
подружка убитой змеи и укусила Джима.
эта гадина: она свернулась кольцом и уже приготовилась опять броситься
на Джима. Я ее в одну минуту укокошил палкой, а Джим схватил папашину
бутыль с виски и давай хлестать.
рак, позабыл: если где-нибудь оставить мертвую змею, подружка обяза-
тельно туда приползет и обовьется вокруг нее. Джим велел мне отрубить
змеиную голову и выбросить, а потом снять со змеи кожу и поджарить кусо-
чек мяса. Я так и сделал. Он съел и сказал, что это его должно вылечить.
И еще он велел мне снять с нее кольца и привязать ему к руке. Потом я
потихоньку вышел из пещеры и забросил обеих змей подальше в кусты: мне
вовсе не хотелось, чтобы Джим узнал, что все это из-за меня вышло.
го что-то находило: он вдруг начинал вертеться и орать, как полоумный, а
потом опомнится - и снова примется за бутыль.
мало-помалу начало действовать виски. Ну, думаю, теперь дело пойдет на
поправку. Хотя, по мне, лучше змеиный укус, чем папашина бутыль.
он выздоровел. Я решил, что ни за какие коврижки больше не дотронусь до
змеиной кожи, - ведь вон что из этого получается. Джим сказал, что в
следующий раз я ему, надо полагать, поверю: брать в руки змеиную кожу -
это уж такая дурная примета, что хуже не бывает; может, это еще и не ко-
нец. Он говорил, что во сто крат лучше увидеть молодой месяц через левое
плечо, чем дотронуться до змеиной кожи. Ну, я и сам теперь начал так ду-
мать, хотя раньше всегда считал, что нет ничего глупее и неосторожней,
как глядеть на молодой месяц через левое плечо. Старый Хэнк Банкер один
раз поглядел вот так да еще и похвастался. И что же? Не прошло двух лет,
как он в пьяном виде свалился с дроболитной башни и расшибся, можно ска-
зать, в лепешку; его всунули между двух дверей вместо гроба и, говорят,
так и похоронили; сам я этого не видел, а слыхал от отца. Но, уж конеч-
но, вышло это оттого, что он глядел на месяц через левое плечо, как ду-
рак.
Мы тогда первым делом насадили на большой крючок ободранного кролика,
закинули лесу в воду и поймали сома ростом с человека; длиной он был в
шесть футов и два дюйма, а весил фунтов двести. Мы, конечно, даже выта-
щить его не могли: он бы нас зашвырнул в Иллинойс. Мы просто сидели и
смотрели, как он рвался и метался, пока не подох. В желудке у него мы
нашли медную пуговицу, круглый шар и много всякой дряни. Мы разрубили
шар топором, и в нем оказалась катушка. Джим сказал, что, должно быть,
она пролежала у него в желудке очень долго, если успела так обрасти и
превратиться в шар. По-моему, крупней этой рыбы никогда не ловили в Мис-
сисипи. Джим сказал, что такого большого сома он еще не видывал. В горо-
де он продал бы его за хорошие деньги. Такую рыбу там на рынке продают
на фунты, и многие покупают: мясо у сома белое, как снег, его хорошо жа-
рить.
лечься. Я сказал Джиму, что, пожалуй, переправлюсь за реку и разузнаю,