головы на веревочке.
отдайте.
от избытка удовольствия.
учиться.
сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я
вырасту, то пойду в клоуны.
целому доллару в день. Послушайте, Бекки, вы были когда-нибудь помолвле-
ны?
что никогда, никогда ни за кого другого не выйдете, потом целуетесь, вот
и все. Это кто угодно сумеет.
ют.
сал на доске?
хоньку.
за плечи и очень нежно прошептал ей:
вил: - А теперь ты мне шепни то же самое.
рассказывайте никому. Не расскажете, Том? Никому на свете, хорошо?
лились волосы Тома, и шепнула: "Я - вас - люблю! "
ней; потом она забилась в уголок, закрыв лицо белым фартучком. Том, об-
няв Бекки за шею, стал ее уговаривать:
ишься - это уж совсем просто. Ну же, Бекки! - И он тянул ее за фартук и
за руки.
цо, все разгоревшееся от беготни. Том поцеловал ее прямо в красные губки
и сказал:
любить, кроме меня, и замуж тоже не должна выходить ни за кого другого.
Теперь это уж навсегда, на веки вечные. Хорошо?
ни за кого другого не пойду; только и ты тоже ни на ком не женись, кроме
меня.
ходить, и домой тоже, когда никто не видит, и во всех играх ты будешь
выбирать меня, а я тебя, это так уж полагается, и жених с невестой всег-
да так делают.
замолчал, сконфузившись.
к стене и плакала не переставая. Том опять было сунулся к ней с утешени-
ями и опять был отвергнут. Тогда в нем заговорила гордость, он отвернул-
ся от Бекки и вышел из класса. Он долго стоял в нерешимости и тревоге,
то и дело поглядывая на дверь, в надежде, что Бекки одумается и выйдет к
нему. Но она все не шла. Тогда на сердце у Тома заскребли кошки, и он
испугался, что его не простят. Ему пришлось вынести долгую борьбу с са-
мим собой, чтобы сделать первый шаг, однако он решился на это и вошел в
класс. Бекки все стояла в углу, лицом к стене, и всхлипывала. Том по-
чувствовал угрызения совести. Он подошел к ней и остановился, не зная,
как приняться за дело. Потом нерешительно сказал:
на, протянул ее Бекки через плечо, так, чтобы она видела, и сказал:
дыми шагами вышел из школы и отправился куда глаза глядят, чтобы в этот
день больше не возвращаться.
ри; Тома нигде не было видно; она побежала кругом дома во двор; его не
было и там. Тогда она позвала:
ща, совсем одна, в молчании и одиночестве. Она села и опять заплакала,
упрекая себя; а в это время в школу уже начали собираться другие дети;
ей пришлось затаить свое горе, унять свое страдающее сердце и нести
крест весь этот долгий, скучный, тяжелый день, а кругом были одни чужие,
и ей не с кем было поделиться своим горем.
той дороги, по которой обыкновенно ходили школьники, а потом уныло поп-
лелся нога за ногу. Он два или три раза перешел вброд через маленький
ручей, потому что среди мальчишек распространено поверье, будто это сби-
вает погоню со следа. Через полчаса он уже обогнул дом вдовы Дуглас на
вершине Кардифской горы, откуда школа на дне долины едва виднелась. Он
вошел в густой лес, напрямик, без дороги, забрался в самую чащу и уселся
на мох под раскидистым дубом.
притихли даже птицы; природа покоилась в оцепенении, которого не нарушал
ни один звук; редко-редко долетал откуда-то издали стук дятла, но от
этого всеобъемлющая тишина и безлюдье чувствовались только еще сильнее.
Душа мальчика была полна тоской, и настроение соответствовало окружающей
обстановке. Он долго сидел в раздумье, поставив локти на колени и опер-
шись подбородком на руки. Ему казалось, что жизнь - это в лучшем случае
неизбывное горе, и он даже позавидовал Джимми Ходжесу, который недавно
умер. Как хорошо, думалось ему, спокойно лежать и грезить, грезить без
конца; и чтобы ветер шептался с вершинами деревьев и ласково играл с
травой и цветами на могиле; не о чем больше горевать и беспокоиться; и
это уже навсегда. Если бы только в воскресной школе у него были хорошие
отметки! Он бы с удовольствием умер, тогда, по крайней мере, всему ко-
нец. Взять хоть эту девочку. Что он ей сделал? Ровно ничего. Он ей
только добра хотел, а она с ним - как с собакой, прямо как с самой пос-
ледней собакой. Когда-нибудь она об этом пожалеет, да, может, уж поздно
будет. Ах, если б можно было умереть - не навсегда, а на время!
ненным. Скоро Том начал как-то незаметно возвращаться к мыслям о земной
жизни. Что, если б взять да и убежать неизвестно куда? Что, если б уе-
хать - далеко-далеко, в неведомые заморские страны, и больше никогда не
возвращаться! Вот что бы она тогда запела! Ему в голову опять пришла
мысль сделаться клоуном, но на этот раз она внушила только отвращение.
Легкомыслие, шутки, пестрое трико - все это казалось оскорблением его
душе, воспарившей в эмпиреи. Нет, лучше он пойдет на войну и вернется
через много-много лет, весь изрубленный в боях, овеянный славой. Нет,
еще лучше, он уйдет к индейцам, будет охотиться на буйволов, вступит на
военную тропу, где-нибудь там, в горах или в девственных прериях Дальне-