Чтение 11–й страницы книги ~Опасное лето~

сказал Снусмумрик. -- Я даже не знаю, нравятся ли они мне!

-- Зато ты нравишься им, -- сказала Мю и улыбнулась.

Снусмумрик взглянул на притихшую стайку восхищенных малышей,
пристроившихся у его ног.

-- Можно подумать, что мне мало тебя одной, -- сказал он. --
Ну ладно, ничего не поделаешь. Пошли! Начнется теперь канитель!

Снусмумрик зашагал по лугам в сопровождении двадцати четырех
очень серьезных малышей. Его одолевали мрачные мысли о том, что
же он станет делать, когда они проголодаются, или промочат ножки,
или у них заболят животики.

¶ГЛАВА СЕДЬМАЯ§

Об опасностях, которые грозят

в ночь летнего солнцестояния

День летнего солнцестояния был на исходе. В половине
одиннадцатого вечера Снусмумрик кончил строить шалаш из еловых
веток для своих двадцати четырех малышей. В то же самое время на
другом конце леса Муми-тролль и фрекен Снорк замерли на месте,
прислушиваясь.

Колокольчик, звеневший в тумане, умолк. Лес спал, а
маленький домик печально смотрел на них своими черными окошками.

В домике сидела Филифьонка и слушала, как тикали часы; время
шло. Иногда она подходила к окну и вглядывалась в светлую ночь, и
тогда колокольчик, украшавший кончик ее колпачка, позвякивал.
Обычно звон колокольчика подбадривал Филифьонку, но нынешним
вечером он только усиливал ее тоску. Она тяжело вздыхала, ходила
взад и вперед, садилась и снова вставала.

Она поставила на стол тарелки, три стакана и букет цветов, а
на плите стоял кекс, совершенно почерневший от ожидания.

Филифьонка взглянула на часы и гирлянды листьев над дверью,
потом посмотрела на себя в зеркало, оперлась руками о стол и
заплакала. Колпачок съехал ей на лоб, так что колокольчик звякнул
(всего один печальный звук), и слезы медленно закапали в пустую
тарелку.

Не всегда легко быть филифьонкой.

И вот тогда кто-то постучал в дверь.

Филифьонка встрепенулась, вытерла слезы и открыла дверь.

-- О... -- разочарованно протянула она.

-- С праздником, с Ивановым днем! -- сказала фрекен Снорк.

-- Спасибо, -- смущенно ответила Филифьонка. -- Спасибо, вы
очень любезны. Доброго и вам праздника!

-- Мы зашли только спросить об одном доме, вернее, не
появлялся ли здесь в последнее время некий театр? -- спросил
Муми-тролль.

-- Театр? -- подозрительно переспросила Филифьонка. -- Нет,
наоборот, ничего похожего...

Наступило молчание.

-- Ну тогда мы пошли, -- сказал Муми-тролль.

Фрекен Снорк взглянула на накрытый стол и на гирлянды над
дверью.

-- Желаем хорошо отпраздновать сегодняшний день, --
доброжелательно сказала она.

Тут лицо Филифьонки сморщилось, и она снова расплакалась.

-- Не будет никакого праздника, -- всхлипывала она. --
Пирог сохнет, цветы увядают, время идет, и никто не приходит. Они
и в этом году не придут! У них нет никаких родственных чувств!

-- Кто не приходит? -- сочувственно спросил Муми-тролль.

-- Мой дядюшка и его жена! -- воскликнула Филифьонка. -- Я
каждое лето посылаю им открытки с приглашением на праздник
летнего солнцестояния, а они все не приходят и не приходят.

-- Тогда пригласи кого-нибудь другого, -- предложил
Муми-тролль.

-- А у меня других родственников нет, -- ответила
Филифьонка. -- И разве это не мой долг -- приглашать родных на
обед в праздничные дни?

-- Значит, сама-то ты не находишь в этом удовольствия? --
спросила фрекен Снорк.

-- Конечно, нет, -- устало ответила Филифьонка, присаживаясь
к столу. -- Мой дядюшка и его жена вовсе не симпатичные.

Муми-тролль и фрекен Снорк присели возле нее.

-- Может, им тоже в этом мало радости? -- предположила
фрекен Снорк. -- А вместо них ты не можешь пригласить нас, ведь
мы такие симпатичные?!

-- Неужели? -- удивилась Филифьонка.

Видно было, что она призадумалась.

Вдруг кисточка на ее колпачке приподнялась, и колокольчик
весело зазвенел.

-- И верно, -- медленно сказала она, -- совсем необязательно
их приглашать, если никому из нас это не доставляет удовольствия.
Не правда ли?

-- Конечно, необязательно, -- поддержала ее фрекен Снорк.

-- И никто не огорчится, если я остаток своей жизни буду
праздновать с кем захочется? Пусть они мне даже не родственники?

-- Никому и в голову не придет огорчаться, -- заверил ее
Муми-тролль.

И Филифьонка просияла, словно сбросила с души огромную
тяжесть.

-- И как же все просто, -- сказала она. -- И как прекрасно!
Теперь мы впервые в моей жизни весело отметим день летнего
солнцестояния. И отметим его на славу! Ах, какие вы милые, какие
милые, что придумали такой интересный праздник!

День летнего солнцестояния получился настолько интересный,
что Филифьонка и мечтать об этом не могла.

-- Выпьем за папу и маму! -- произнес Муми-тролль и осушил
свой стакан. (Как раз в эту минуту Муми-папа на борту плавучего
театра предложил тост за своего сына. "За возвращение
Муми-тролля! -- торжественно произнес он. -- За фрекен Снорк и
малютку Мю!")

Все были сыты и довольны.

-- А теперь давайте разожжем костер в честь праздника, --
предложила Филифьонка.

Она загасила лампу и сунула в карман спички.

Небо было еще такое светлое, что можно было различить каждую
былинку на земле. За верхушками елей, куда только что закатилось
солнце, замешкалась в ожидании следующего дня алая полоска.

Они побрели через примолкший лес и вышли на заливные луга,
где белая ночь была еще светлее.

-- Как странно пахнут нынче ночью цветы! -- сказала
Филифьонка.

Едва ощутимый запах горелой резины тянулся над лугами.
Наэлектризованная трава потрескивала.

-- Пахнет хатифнаттами, -- удивленно сказал Муми-тролль. --
Но обычно в это время года они уплывают под парусами в морское
путешествие. Правда?

Тут фрекен Снорк обо что-то споткнулась.

-- "ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРЫГАТЬ!" -- прочитала она.

-- Какая ерунда! Глядите, здесь полно табличек, до которых
больше никому нет дела.

-- Как удивительно, что все разрешается! -- воскликнула
Филифьонка. -- Ну и ночь! А не сжечь ли нам эти таблички? Не
устроить ли из них праздничный костер и не поплясать ли вокруг
него, пока все не сгорит?

И летний костер запылал! Огонь с ревом набрасывался на
таблички с надписями "ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПЕТЬ", "ЗАПРЕЩАЕТСЯ СОБИРАТЬ
ЦВЕТЫ!", "ЗАПРЕЩАЕТСЯ СИДЕТЬ НА ТРАВЕ!".

Огонь, весело потрескивая, пожирал большие черные буквы, и
снопы искр взметались к бледному ночному небу. Густой дым клубами
вился над полями и белыми коврами повисал в воздухе. Филифьонка
запела. Она разгребала веткой горящие угли и танцевала у костра
на своих худущих ногах.

-- Никаких дядюшек! Никаких тетушек! Никогда, никогда!
Вимбели-бамбели-бю!

Муми-тролль и фрекен Снорк сидели рядом, любуясь костром.

-- Как ты думаешь, что делает в эту минуту моя мама? --
спросил Муми-тролль.

-- Конечно, празднует, -- ответила фрекен Снорк.

Таблички горели, и к небу взлетали фейерверки искр, а
Филифьонка кричала:

-- Ура!

-- Я скоро усну, -- признался Муми-тролль. -- Значит, нужно
собрать девять разных цветочков?

-- Девять, -- подтвердила фрекен Снорк. -- И поклянись, что
не произнесешь ни слова.

Муми-тролль торжественно кивнул головой. Он сделал несколько