унесла из спорта и рекорд, и чемпионское звание, и если звание, что
естественно, на следующий год отошло к другой девчонке, то рекорд держался
чуть ли не десять лет, только в прошлом году был побит.
(ведь решено было еще год назад больше не встречаться, и вот все снова),
весь полет думала о нем, даже иногда вздрагивала, когда думала о нем с
закрытыми глазами, а глаза и открывать-то не хотелось, она просто обо всем
на свете позабыла, кроме Андрея, и уж прежде всего позабыла о своем законном
"супруге", "супружнике" или, как она его попросту называла. -- "СУП". Однако
он-то о ней, как обычно, не забыл, и первое, что она выделила из толпы за
таможенным барьером, была статная фигура "супруга"-десятиборца. Приехал
встречать на своей "Волге", со всем своим набором московского шика: замшевым
пиджаком, часами "сейко", сигаретами "винстон", зажигалкой "ронсон",
портфелем "дипломат" и маленькой сумочкой на запястье, так называемой
"педерасткой". Чемоданчиком своим, поглядыванием на "сейку", чирканьем
"ронсоном", а также озабоченным туповато-быковатым взглядом муж как бы
показывал всем окружающим, возможным знакомым, а может быть, и самому себе,
что он здесь чуть ли не случайно, просто, дескать, выдался часок свободного
времени, вот и решил катануть в Шереметьево встретить "супружницу". Тане,
однако, достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как он ее ждет, с
каким подсасыванием внизу живота, как всегда, предвкушает. Достаточно было
одного взгляда, чтобы вспомнить о пятнадцатилетних "отношениях", обо всем
этом: медленное, размеренное раздевание, притрагивание к соскам и к
косточкам на бедрах, нарастающий с каждой минутой зажим, дрожь его
сокрушительной похоти и свою собственную мерзейшую сладость. Пятнадцать лет,
день за днем, и больше ему ничего не надо.
дороге из аэропорта, вроде бы рассказывая о чем-то, что произошло в ее
отсутствие, сбиваясь, повторяя, чепуху какую-то нес, весь сосредоточенный на
предвкушении.
редким явлением природы, бледным пятачком висело в мутной баланде над
черными тучами, наваливавшимися на башни жилквартала, на огромные буквы,
шагающие с крыши на крышу: "Партия -- ум, честь и совесть нашей эпохи! "
Тане хотелось отвернуться от всего этого сразу -- столь быстрые перемены в
жизни, столь нелепые скачки! -- но она не смогла отвернуться и смотрела на
тучи, на грязь, летящую из-под колес грузовиков, на бледный пятак и огненные
буквы, на быковатый наклон головы смущенного своим бесконечным предвкушением
супруга и с тоской думала о том, как быстро оседает поднятая Лучниковым
сердечная смута, как улетает в прошлое, то есть в тартарары, вечный карнавал
Крыма, как начинает уже и в ней самой пошевеливаться пятнадцатилетнее
привычное "предвкушение".
в дверях и, конечно, дальше прихожей он бы ее не пропустил, но вдруг она
вспомнила Лучникова, сидящего напротив нес в постели, освещенного луной и
протягивающего к ней руку, вспомнила и окаменела, зажалась, дернулась,
рванулась к дверям. Вот идиотка, забыла, вот ужас, забыла сдать, нет-нет,
придется подождать, милейший супруг, да нет же, мне нужно бежать, я забыла
сдать, да подожди же в самом деле, пусти же в самом деле, ну как ты не
понимаешь, забыла сдать ВАЛЮТНЫЕ ДОКУМЕНТЫ! Какая хитрость, какой инстинкт
-- в позорнейшей возне, в диком супружеском зажиме сообразила все-таки, чем
его можно пронять, только лини, этим, каким-нибудь священным понятием:
валютные документы. Он тут же ее отпустил. Татьяна выскочила, помчалась, не
дав ему опомниться, скакнула и лифт, ухнула вниз, вырвалась из подъезда,
перебежали улицу и, уже плюхаясь в такси, заметила им балконе полную немого
отчаяния фигуру супруги, статуя Титана с острова Пасхи.
коридорам очень деловито, даже торопливо, как и полагалось тут ходить. Все
на нее глазели: среди рутинного служилого люда, свыкшегося уже с
застоявщейся погодой, она, загорелая и синеглазая, в белых брюках и в белой
же рубашке из плотного полотна -- костюм, который ей вчера купил Андрей и
самом стильном магазине Феодосии, -- они выглядела существом иного мира,
что, впрочем. частично так и было: ведь вчера еще вечером неслась в "питере"
под сверкающими небесами, вчера еще ночью и "Хилтоне" мучил ее любимый
мужик, вчера еще ужинали но французском ресторане на набережной, смотрели на
круизные суда и яхты со всех концов мира, а над ними каждые четверть часа
пролетали и темном небе "боинги" на Сингапур, Сидней, Дели... и обратно.
действительно доходилась. Из первого отдела вышла близкая подруга секретарша
Веруля с круглыми глазами.
"телеги". Она и не сомневалась ни на минуту, что после встречи с Лучниковым
явится ни свет "телега". Поразила ее лишь оперативность -- сразу, значит, с
самолета стукач помчался в первый отдел.
белогвардейцем в отеле жила. Врут, конечно?
курили припеченные Татьяной сигареты "Саратога". Веруля, запойная
курильщица, готова были за одну такую сигарету продать любую государственную
тайну.
ночь, за полночи, за четвертиночку всю эту шарашку со всеми стукачами на фиг
бы послала.
-- ну и дела". Кик ни странно, атмосфера Комитета со снующими по коридорам
бывшими чемпионами успокаивала и бодрила. Все эти деятели спортивного
ведомства сами были либо героями киких-либо "телег", либо сочинителями, а
часто и тем и другим одновременно. То и дело кто-нибудь становился
"невыездным" на год -- на два -- на три, но сели за это время не опускался,
не спивался, не "выпадал в осадок", в конце концов его снова начинали
посылать сначала в соц-, а потом и в капстраны. Так что иначе, как словом
"дела", об атом и не подумаешь, да и думать не стоит. Мысль об Андрее в этот
момент Татьяну не посетила. Они подарила Веруле всю парфюмерию, которая у
нее оказалась в сумке, и рассказала о белом костюме, который вроде вот и не
глядится здесь, в Москве, а между тем куплен в феодосийском "Мюр-Мерилизе"
за 600 тичей, и там-то он глядится, любой западный человек с первого взгляда
понимает, где такая штука куплена. Тут до нее в закуток стало иногда
долетать ее собственное имя. "Лунину не видели? " "Говорят, Таня Лунина
здесь", "Сергей Палыч спрашивал -- не здесь ли товарищ Лунина? " Она поняла,
что нужно побыстрее смыться.
-- Ведь здесь за такой костюм и двадцатника не дадут, а джинсовка идет за
двести. Сколько стоит, Танька, в Крыму джинсовый сарафан с кофточкой?
-- А на "сейле" можно и за двадцать.
близкому коридору какой-то массовый топот, голоса, стук дверей, и сразу все
затихло: началось собрание. Татьяна тогда быстро расцеловала погруженную в
размышления Верулю, выскочила в коридор, прошлепала вниз по лестнице,
распахнула двери в переулок и увидела напротив зеленую "Волгу" и за рулем
истомившегося ожиданием супруга. "Ну, ничего не поделаешь", -- подумала
тогда она и направилась к машине. Наличие "телеги" и секретном отделе как бы
приблизило к ней мужа и в предстоящем совокуплении уже не виделось ей ничего
противоестественного.
силы держали его сегодня за конец на вечном взводе. Эдакие сверхнагрузки,
перегрузки не всякий и выдержит без соответствующей подготовки. Едва они
подъехали к своему кооперативу на бетонных лапах -- "чертог любви", так его
застенчиво называл в тайниках души бывший десятиборец, -- как тут же у него
сердце екнуло: у подъезда стоял "рафик" с надписью "телевидение", а на
крыльце валандались фрайера из программы "Время" -- явно по Танькину душу.
Оказалось, некому сегодня показаться на экране: из всех спорткомментаторов
одна Лунина в городе. А если бы самолет опоздал, тогда как бы обошлось?
Тогда как-нибудь обошлись бы, а вот сейчас никак не обойдемся. Логика,
ничего не скажешь. Что же это за жизнь такая пошла, законный супруг законной
супруге целый день не может вправить. Какой-то скос в жизни, не полный
порядок.
это уже московская злость и что она уже окончательно вернулась в свой
настоящий мир, а Андрей Лучников снова-- в который уже раз - уплыл в иные,
не вполне реальные пространства, куда вслед за ним уплыли и Коктебель, и
Феодосия, и весь Крым, и весь Западный мир.
Лужников какая-то невероятная и даже идеологически не вполне выдержанная.
Она читала дурацкие спортивные новости, а миллионам мужиков по всей стране
качалось, что она вещает откровения Эроса. Супруг ее имел ее на ковре у
телевизора. Он так все-таки умело сконцентрировался, что теперь доводил ее
до изнеможения. Он был влюблен и каждую ее жилочку и весьма изощрен в своем
желании до каждой жилочки добраться. Надо сказать, что он никогда ее не
ревновал: хочешь романтики, ешь на здоровье, трахаешься на стороне, ну и это
не беда, лишь бы мне тоже обламывалось.
III. Жуемотина
Флинт Эрик
Корнев Павел
Лукин Евгений
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Семенова Мария