море.
снесло. Это циклон. Где же земля?" Фабьен поворачивает прямо на запад. Он
думает: "Уж теперь-то, без ракеты, я разобьюсь". Рано или поздно это должно
было случиться. А его товарищ там, позади... "Он снял антенну -- наверняка."
Но Фабьен больше не сердится на него. Достаточно ему, пилоту, просто разжать
руки, и тотчас их жизнь рассыплется горсточкой праха. Фабьен держит в своих
руках два живых бьющихся сердца -- товарища и свое... И вдруг он пугается
собственных рук.
штурвала, которая может оборвать тросы управления, он изо всех сил вцепился
руками в штурвал и ни на секунду не отпускал его. А теперь он вдруг
перестает ощущать свои руки -- они будто заснули, утомленные страшным
усилием. Он пробует пошевелить пальцами, получить от них весточку,
подтверждающую, что они еще слушаются его. Руки оканчиваются не пальцами, а
чем-то чужим. Какими-то вялыми и бесчувственными отростками. "Нужно изо всех
сил думать, что я сжимаю пальцы..." Но он не знает, дойдет ли эта мысль до
его рук. Сотрясения штурвала Фабьен чувствует теперь только по боли в
плечах. "Штурвал ускользнет от меня. Руки разожмутся" Но он пугается этой
мысли; ему кажется, что на этот раз руки могут подчиниться таинственной силе
воображения, что пальцы медленно разжимаются в темноте -- и предают его.
ведь рок -- как внешняя сила -- не существует. Но существует некий
внутренний рок: наступает минута, когда человек вдруг чувствует себя
уязвимым, -- и тогда ошибки затягивают его, как головокружение...
разорвались, и в их разрыве, прямо над его головой, засверкала, словно
приманка в глубине таящих гибель силков, кучка звезд.
к ним и потом уже не можешь спуститься -- и грызи теперь свои звезды...
XVI
справляться с болтанкой. Лучистый магнит звезд притягивает к себе. Пилот так
утомился в долгой погоне за светом! Он теперь ни за что не ушел бы даже от
самого смутного мерцания. Огонек постоялого двора показался бы Фабьену
сейчас таким богатством, что он кружился бы, не переставая, до самой смерти,
вокруг этого желанного знамения...
колодца, которая тут же смыкается под ним. И по мере того как Фабьен
поднимается, тучи утрачивают свой грязный цвет, они плывут навстречу, как
волны, и становятся все чище, все белее. И вот Фабьен вырывается из облаков.
несколько секунд закрыть глаза. Никогда бы пилот не поверил, что ночные
облака могут быть так ослепительно ярки, -- полная луна и блеск всех
созвездий превратили их в лучезарные волны.
неправдоподобного покоя. Сюда не доходила ни малейшая зыбь. Точно лодка,
миновавшая мол, самолет зашел в защищенные воды. Он словно бросает якорь в
неведомом уголке моря, в укромной бухте зачарованных островов. Внизу, под
самолетом, бушует ураган; там совсем другой мир, толща в три тысячи метров,
пронизанная бешеными порывами ветра, водяными смерчами, молниями; но этот
мир урагана обращает к звездам лицо из хрусталя и снега.
руки, одежда, крылья. Свет идет не от звезд; он бьет снизу, он вокруг, он
струится из этих белых масс.
ими от луны. Они блестят, лучатся и слева и справа, высокие, как башни.
Экипаж купается в молочных потоках света. Обернувшись, Фабьен видит, как
улыбается бортрадист.
улыбки. "Я окончательно сошел с ума, -- думает Фабьен. -- Я улыбаюсь... А мы
погибли."
пленника, которому позволено немного погулять в одиночестве среди цветов.
насыпаны густо, как золотые монеты клада; он блуждает в мире, где, кроме
него, Фабьена, и его товарища, нет ни единого живого существа. Подобно ворам
из древней легенды, они замурованы в сокровищнице, из которой им никогда уже
не выйти. Они блуждают среди холодных россыпей драгоценных камней --
бесконечно богатые, но обреченные.
XVII
сделал вдруг резкое движение рукой, и сразу все те, кто, томясь бессилием,
нес этой ночью вахту на радиостанции, сгрудились вокруг него, нагнулись над
его столом.
еще колебалась в нерешительности, она еще держала в плену заветные буквы, но
пальцы уже дрожали, карандаш покачивался.
можно разобрать текст:
запад, в глубь материка, так как были снесены к морю. Под нами сплошная
облачность. Не знаем, ушли уже от моря или нет. Сообщите, как глубоко
распространилась буря".
пересылать ее по цепочке, от станции к станции. Послание продвигалось в
ночи, как сторожевой огонь, зажигаемый от вышки к вышке.
циклон, который понесет его к земле.
XVIII
погибнет где-то в ночи.
воду, чтобы найти тело утопленника... И экипаж тоже не будет найдет до тех
пор, пока не схлынет с земли этот океан тьмы, пока снова не проступят в
дневном свете пески, равнины, хлеба. Быть может, простые крестьяне найдут
двух детей, которые словно спят, прикрыв лицо руками, среди трав и золота
мирного дня. Но они мертвы -- ночь уже потопила их.
сказочных морях... Ночные яблони жадно ждут зари, ждут всеми своими цветами,
которым еще не довелось раскрыться. Ночь богата, полна запахов, спящих
ягнят, полна цветов, еще лишенных красок.
заре. Но среди холмов, теперь совсем безобидных, среди пастбищ и ягнят,
среди всей этой кротости земли останутся лежать, словно погрузившись в сон,
двое детей. И какая-то частица зримого мира легкой струйкой перельется в
иной мир.
прикоснуться к любви -- так ненадолго дают игрушку бедному ребенку.
минуты -- держит штурвал, держит свою судьбу. О руке, которая умела ласкать.
О руке, которая прикасалась к груди и рождала в ней волнение, словно рука
Бога. О руке, что прикасалась к лицу, и лицо преображалось. О чудотворной
руке.
этими морями -- вечность. Он заблудился среди созвездий. Он единственный
житель звезд. Он пока еще держит мир в своих руках, укачивает его, прижав к
груди. Фабьен сжимает штурвал, в котором заключен для него груз человеческих
богатств, и несет в отчаянии от звезды к звезде бесполезное сокровище,
которое ему скоро придется выпустить из рук...
музыкальная волна, полная минорных переливов, еще связывает Фабьена с миром.
Не жалоба. Не крик. Нет, самый чистый из звуков, когда-либо порожденных
отчаянием.
XIX
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шидловский Дмитрий
Майер Стефани
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк