лба, подобно крылу летучей мыши; и помню, как спящий дом и сосредоточенность
на нашей общей опасности, казалось, помогали нам в те часы, и я
почувствовала, насколько важно отдернуть занавес в последний раз. Я тогда
сказала:
верю. Но, если б я и поверила, есть одно, чего я потребовала бы теперь же
без всякой пощады - заставила бы рассказать мне все. Что такое было у вас на
уме, когда вы сказали еще до прибытия Майлса, расстроившись из-за письма из
его школы, - сказали, потому что я настаивала на ответе, - что не считаете,
будто он никогда не был плохим? За эти недели, что я сама прожила с ним и
внимательно за ним наблюдала, он казался чудом добродетели - существом
прелестным, обаятельным. И потому вы прекрасно могли бы заступиться за него,
если бы не знали о чем-то другом. Что же это было и о чем вы говорили, ведь
вам пришлось лично его наблюдать?
тоне, и все же, прежде чем серый рассвет заставил нас расстаться, я добилась
ответа. То, что было на уме у моей подруги, оказалось весьма и весьма
кстати. Это было ни более ни менее как то обстоятельство, что Квинт с
мальчиком в течение нескольких месяцев почти не разлучались. В сущности, это
говорило о том, что она позволила себе усомниться, прилично ли им находиться
в таком тесном общении, - она даже зашла настолько далеко, что откровенно
заговорила об этом с мисс Джессел. А мисс Джессел самым высокомерным тоном
попросила ее заниматься своим делом; и после этого добрая женщина обратилась
уже прямо к Майлсу. Что она ему сказала? (Я настаивала на ответе.) А то, что
она не любит, когда молодые джентльмены забываются.
убедительно. - Во всяком случае, я уверена, что не передал. Но, бывало, он
кое-когда и увиливал.
еще так важничал, - а мисс Джессел воспитывала одну только маленькую леди.
Майлс уходил с этим малым, вот что я хочу сказать, и пропадал с ним целые
часы.
подтвердила это следующим замечанием:
ему не запрещала.
тварями?
отчаянной смелости, и вы скрываете из робости, скромности и деликатности,
скрываете даже то впечатление, которое в прошлом причинило вам больше всего
горя, когда вам приходилось выпутываться без моей помощи. Но я еще разузнаю
это у вас! Было же в мальчике нечто такое, что навело вас на мысль, будто он
скрывает и утаивает их связь.
способности, - это доказывает, до какой степени им удалось перевоспитать
его!
миссис Гроуз.
вам о письме из школы! - настаивала я.
- А если мальчик раньше был до того уж плох, так почему же теперь он такой
ангел?
почему? Ну вот что, - сказала я, терзаясь этой мукой, - вы должны рассказать
мне все еще раз, но вам я смогу ответить лишь через несколько дней. Только
расскажите все еще раз! - крикнула я таким голосом, что моя подруга широко
открыла глаза. - Есть такие пути, куда я сейчас еще не смею ступать.
счастливой способности мальчика иной раз увильнуть от ответа.
Майлс, между прочим, мог сказать вам, что и вы тоже служанка?
сказать, что все это в точности совпадало с особенно мрачной перспективой,
которую я в ту минуту запрещала себе рассматривать. Но мне настолько удалось
совладать с собой и не выразить своего мнения, что здесь я не стану этого
объяснять, а приведу только мои последние слова к миссис Гроуз:
привлекательно, ведь я надеялась услышать от вас о его природной доброте. И
все же эти примеры нужны; ведь они больше чем когда-либо напоминают мне, что
я должна быть начеку.
уже простила мальчика без всяких оговорок, а ее рассказ давал мне
возможность тоже простить его и проявить к нему нежность. Это стало мне
ясно, когда она рассталась со мною у дверей классной.
никого не обвиняю, пока у меня нет иных доказательств.
заключила:
скованность страхом. В сущности, только очень немногие из этих дней
проходили без новых событий, в постоянном общении с моими воспитанниками, но
такие дни смывали, словно губкой, мучительные фантазии и ненавистные мне
воспоминания. Я уже говорила о том, что я поддавалась необычайной детской
грации моих питомцев, уже научившись культивировать это в себе, и неизменно
обращалась к этому источнику за всем, что он мог дать мне. Разумеется, я не
могу выразить словами, как странно мне было бороться с тем, о существовании
чего я так недавно узнала; нет сомнения, эта борьба была бы сопряжена с еще
большими усилиями, если бы она не так часто увенчивалась успехом. Бывало, я
удивлялась, почему это мои маленькие питомцы не догадываются, как много
странного я о них знаю и думаю; а то, что из-за всех этих странностей они
казались только интереснее, не помогало мне держать их в неведении. Я
дрожала при мысли, как бы они не заметили, что интересуют меня свыше меры.
Во всяком случае, если даже предполагать самое худшее, как это часто
случалось в моих размышлениях, всякое очернение невинности этих детей -
непорочных и все же навеки осужденных - было лишним поводом для того, чтобы
пойти на риск. Бывали минуты, когда я, повинуясь непреодолимому толчку,
вдруг схватывала их в объятия и прижимала к сердцу. И тут же я говорила
себе: "Что они подумают? Не слишком ли я выдаю себя?" Было легко впасть в
угрюмость, увязнуть в дикой путанице при мысли о том, не слишком ли много я
могу выдать; но, как я чувствую, правдивый отчет о тех мирных часах, которые
по-прежнему радовали меня, состоял в том, что непосредственная прелесть моих
питомцев все же производила свое действие, даже при тени возможности, что
они поступали с точным расчетом. Если мне и приходила мысль, что эти
маленькие взрывы страстной любви к ним могут иной раз вызвать у них
подозрения, то помню также, как я ломала голову над тем, нег ли чего-то
странного в явно преувеличенных проявлениях их любви ко мне.
как мне казалось, было только грациозным откликом на мои чувства - откликом
детей, которых постоянно ласкают и балуют. Знаки уважения ко мне, выказывать
которые они не стеснялись, по правде сказать, действовали на меня
благотворно, словно я не ловила детей на том, что они проявляют их
намеренно. Никогда еще, кажется, не старались они так много для своей бедной
покровительницы: мало того, что они учились все лучше и лучше, а это,
разумеется, должно было ей очень нравиться, но развлекали, занимали ее и
делали ей сюрпризы, читали ей вслух, рассказывали сказки, разыгрывали
шарады; неожиданно наскакивали на нее в костюмах исторических персонажей или
зверей, а главное, изумляли ее "отрывками", которые они по секрету от нее