read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



"Ну нет, - подумал он. - Слишком это просто, этим ничего не объяснишь. Так не добраться до корня".
А отец Адам сказал с нескрываемым удивлением:
- Значит, вас никогда не учили молиться!
Волосы разметаны веянием духа. Рот раскрыт, но не дождевая вода изливается из него, а осанна. Джослин криво улыбнулся священнику.
- Теперь уже поздно.
Но отец Адам не улыбнулся. Он стоял боком, стиснув руки у груди. Он смотрел сверху вниз, искоса, и под взъерошенными волосами угадывались черты его лица. В голосе его зазвучал страх, словно он наконец увидел древо и цепкий усик скользнул по его щеке.
- Ваш духовник...
- Ансельм?..
"Опять Ансельм, - подумал он. - Получается, что он ни к чему не причастен. Ведь я скрепил все своей печатью". Он сказал в ребристый потолок:
- Послушайте меня, отец Адам. Я догадываюсь о многом, и я любил их всех. Наверное, оттого она и преследует меня. Вы неизмеримо лучше их всех, потому что таких страшных, таких окаянных людей не найти больше нигде, но ведь вы не со мной, вы не запутались, как я, в ветвях древа. Колдовство. Конечно же, это колдовство. Как иначе могли бы она и он быть такой непреодолимой преградой между мною и небом?
Дыхание послышалось над самым его ухом. Он отвел глаза от потолка, от картин прошлого, и увидел, что отец Адам стоит у кровати на коленях. Священник закрыл лицо руками и дрожал всем телом. И слова тоже дрожали меж пальцами, вырывались прерывистым бормотанием:
- Господи, смилуйся надо всеми нами!
Он быстро отнял руки от лица и перекрестился. Потом стиснул край кровати, склонил голову и снова забормотал. Бормотание стало глуше, потом смолкло.
Отец Адам поднял голову. Он улыбался. Джослин сразу увидел, какое это было заблуждение - думать, что у него нет лица. Просто оно было очерчено тонкими, нежными штрихами, которые так легко ускользают от глаза и видны лишь долгому, пристальному взгляду или подневольному взору больного, прикованного к постели.
И неожиданно для себя он крикнул этому лицу:
- Помоги мне!
Эти слова как будто отомкнули замок. Он почувствовал, что дрожит, как дрожал отец Адам. Дрожь отдалась болью в спине и голове, но зато безбрежное море скорби словно простерло мягкую руку, накрыло его и обильно увлажнило глаза. Он дал слезам излиться, не замечая их, потому что это было так ничтожно в сравнении с морем. А потом появилась другая рука, она легла ему на грудь, пальцы сжали плечо. И еще рука ласково гладила его по лицу.
Понемногу дрожь унялась, слезы уже не текли больше. И голос, такой же нежный, как лицо, зашептал:
- Мы начнем сначала. Некогда вам была знакома каждая ступень молитвы, но вы все забыли. И это хорошо. Многие из ступеней не для простых смертных. Это даже вменится вам в заслугу. Низшую ступень составляет словесная молитва. С нее мы и начнем, потому что оба мы подобны детям, а дети начинают с этого...
- А моя молитва, отец? Мое... видение?
Стало тихо. "Черный ангел возвращается, - подумал он. - Я знаю, чувствую его приближение. Скорей, скорей, пока не поздно!"
- А моя молитва? Мой шпиль? То, о чем вы прочли?
Теперь влага выступила у него на коже. Он почувствовал, как рука осторожно откинула волосы с его лба, но он был объят ужасом перед ангелом.
- Скорей!
- За словесной молитвой следует другая ступень, она невысока, и потому восхождение едва заметно. Здесь нам дается поддержка, утешение, отрада. Так мы даем ребенку лакомство за послушание или просто потому, что любим его. Ваша молитва, без сомнения, была хороша, но не очень.
Он вертел головой, пытаясь уйти от неотвратимого. Но из глубины, должно быть от самых корней древа, что-то властно заставило его крикнуть в каменный потолок и в нежное, встревоженное лицо:
- Мой шпиль вознесся превыше всех ступеней, от земли до небес!
И черный ангел ударил его.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Иногда боль стихала, и он снова мог думать. Первым делом он спрашивал у отца Адама: - Еще не рухнул? И ответ был всегда один:
- Нет еще, сын мой.
Он снова строил шпиль у себя в голове, доискивался, какой нужен фундамент, чтобы понять, что же ему самому нужно.
- Мне не узнать правды, пока весь собор не разберут, как детскую головоломку.
Но отец Адам, наверное, думал, что он бредит, и молчал. А Джослин, следуя по этой дороге внутри себя, добрался до второй мысли:
- И даже тогда не узнать.
Один раз он послал за Ансельмом и ждал бесконечно долго, глядя в темный потолок, а потом вспомнил, кем он теперь стал. Тогда он послал снова, умоляя Ансельма прийти во имя милосердия. Ансельм пришел, строгнй и отчужденный. Вечерело, в комнате уже стояли сумерки, потому что единственное окно выходило на восток и собор заслонял свет. Он услышал, как отец Адам вышел и спустился по лестнице, услышал, как заскрипел под Ансельмом стул. И тогда он посмотрел на него, на его благородную голову, н серебристые волосы над твердым лбом. Но Ансельм не ответил иа его взгляд. Он упорно смотрел в окно и молчал.
- Ансельм. Вот я в пустыне.
Ансельм искоса посмотрел на него и сразу же отвел глаза, словно увидел нечто постыдное. Он сказал то, чего и следовало ожидать, но слова его были сухи и так же отчужденны, как его поза.
- Рано или поздно это удел всякого...
"Нет, - подумал Джослин. - Так не говорят с живыми людьми. Он просто не видит меня. Меня нет среди живых, но пусть и это послужит мне уроком..."
- В тяжких муках я возвратился в те далекие дни, когда жил у моря и вы были моим наставником.
Ансельм повернул к нему голову. Он был скован неловкостью; и прозвучали слова, понятные им обоим:
- В краткой жизни сей...
- Жизнь!
Он закрыл глаза, размышляя о жизни.
- Да, знаю. Я заблуждался, когда думал о своей жизни. Но было же это когда-то - я шел через мыс и пришел к вам, своему пастырю, веря, что мы избраны Святым Духом.
Он снова взглянул в потолок. Там сияли песчаные берега и ослепительное море.
- Я прибежал к вам.
Ансельм пошевельнулся. На лице его появилась слабая улыбка, но улыбка была недобрая.
- Вы жались к моим ногам, как пес.
- Как же вам все это вспоминается, Ансельм?
Ансельм снова смотрел в окно. Его щеки покрылись красными пятнами. Голос прозвучал глухо.
- Почему вам, как глупой девчонке, непременно нужно перед кем-нибудь преклоняться?
- Мне?
- Почему вы обратили на меня это... юношеское обожание?
Мысли Джослина путались.
- Я? Разве?
Ансельм сказал очень тихо, очень тоскливо:
- Вы не знаете. Вы никогда не знали, как вы невыносимы. Да, невыносимы.
Джослин облизал сухие губы.
- Я... Я был... не властен в своих чувствах. И неловок.
Скорбь переполняла его, и он подождал, пока она утихнет, а потом сказал в потолок:
- Но вы, Ансельм... Вы-то сами...
Ансельм встал и принялся ходить по комнате. Потом он остановился над Джослином и застил ему свет. Он неловко повернул голову, посмотрел Джослину в глаза и отодвинулся.
- Это было давно. И едва ли что-нибудь значило. А потом... потом произошло все это! Нет. Я больше ничего не могу сказать. Мне было смешно и трогательно. И досадно. Вы все принимали так... близко к сердцу.
- Какое там, близко к сердцу. Вы не понимали, не видели.
Ансельм воскликнул:
- А сами вы что понимаете? Вы целую жизнь висели камнем на шее у меня, у всех нас.
- Мы были избраны для великого дела. Так я думал... А сейчас я не знаю сам...
- Там мне было хорошо, хоть устав и соблюдался не слишком строго. Но вот вы, словно огромная птица, слетели...
- К наставнику...
- "Я есмь то, что есмь". Но видеть, как легко вы прыгаете со ступени на ступень - служка, дьякон, священник, - видеть вас настоятелем этого собора, хотя вы едва умели прочитать "Отче наш"; подвергнуться искушению, да, искушению, потому что куда голова, туда и хвост, а ведь все мы не святые, это надо признать, и не чужды тщеславия... и вот искушение привело меня на край погибели. Признаюсь в этом от чистого сердца. Я мог бы остаться на своем месте и по мере сил творить добро. Но вы искушали меня, и я ел от запретного плода.
- А потом?
- Потом? Вы сами знаете. Старый король умер, и ваше возвышение прекратилось.
- Да, конечно.
- И после всего я должен был выслушивать ваши исповеди, лицемерные, самовлюбленные исповеди...
Несмотря на слабость, Джослина охватило глубочайшее удивление.
- Но какой же вы тогда священник?
- Вам это должно быть известно. Если угодно, такой же, как вы. Ничтожный. И я сознаю свое ничтожество. А вы? Вспомните Айво, Джослин. Вы сделали мальчишку каноником. Потому только, что его отец дал бревна для шпиля. Вот видите. У него столько же прав в соборе, сколько у вас. Или у меня. Но от него хоть меньше вреда. Он все время на охоте. А вы душили нас, как проклятие. Когда я видел вас, облеченного властью настоятеля, у меня порой сжималось сердце и перехватывало дыхание. И вот еще что я вам скажу. Хотя теперь над нами висит эта каменная глыба, среди каноников мир и согласие, словно бальзам пролился на наши души, потому что нет вас.
- Ансельм!
- Помните, как вы обошлись со мной перед капитулом, когда я возражают против шпиля? Я не забыл. И никогда не забуду. Вы приказали мне при всех: "Сядьте, Ансельм!" Помните? "Сядьте, Ансельм..." - Не будем об этом. Теперь уже ничего не скажешь и ничего не поправишь.
- А потом эта история со свечами.
- Я знаю.
- И наконец, Джослин, если хотите услышать все до конца - способы, которыми велась стройка...
- Уйдите, прошу вас.
- Согласитесь, это уж сверх всякой меры - принудить человека в мои годы и в моем сане быть подручным у каменщика.
- Что поделаешь... Простите меня.
- Разумеется, я вас прощаю. Прощаю.
- Я молю... Молю простить меня не за то или другое, не за эти свечи или за обиду. Простите меня за то, что я таков, каков есть.
- Я же вам сказал.
- Но в душе, Ансельм?.. Скажите, что прощаете в душе!
Шаги отзвучали и смолкли на лестнице; а потом надолго наступила тишина.
Тянулись минуты, и наконец вокруг что-то изменилось, какието люди заплясали перед глазами, нелепо приседая и кружась. В этой толпе он узнал только отца Адама и снова крикнул:
- Помогите мне, отец мой!
Отец Адам подошел и стал распутывать сплетение вещей. Он тянул и распутывал, но у него ничего не получалось, потому что все так тесно переплелось и посреди всего, над всем, возвышалось зловещее древо. И под конец Джослин ощущал только боль в спине (и опаляющий огонь, когда его переворачивали, чтобы обложить спину овечьей шерстью), да еще скорбь, плескавшуюся от горла до пупа. Отец Адам не заметил, что стало с его руками. но сказал Джослину, что он слаб и поврежден в уме и что надо собрать всю волю. Отец Адам не знал, как необходимо получить прощение от нехристей, как для этого необходимо их понять и как это невозможно.
И тогда Джослину стало ясно, что придется убежать от отца Адама, и он прибег к хитрости. Он ждал ясного дня, а ясные дни, когда светлые блики солнца лежали на полу и Джослин отчетливо понимал, где он и что с ним, выпадали редко. Дождавшись такого дня, он притворился, будто изнемог и уснул, а сам прислушивался к шарканью отца Адама. Он украдкой открыл один глаз и увидел, как сухая спина священника исчезла на лестнице. Тогда он собрал все силы, спустил ноги с кровати, встал и выждал, пока пройдет слабость. Потом он дошел до двери, держась за стену, напялил скуфью на встрепанные волосы, накинул на плечи плащ. Колени у него дрожали от слабости, и когда он сполз с лестницы, то увидел, что внизу пусто. Там не было уже ни огня в камине, ни свечей, но в окна щедро вливался свет, на стеклах трепетали тени. И еще в воздухе веяло свежестью, которая всколыхнула скорбь в его груди. Среди дров в камине он отыскал палку и оперся на нее.
Он постоял, подумал. "Если выйти через заднюю дверь, он меня не увидит; а я не увижу этот каменный молот".
За дверью, среди высокой, буйной травы, была поленница. Благоухание ошеломило его, он прислонился к поленнице, забыв о больной спине, и ждал, пока скорбь, плескавшаяся в нем, не излилась из его глаз. А потом над головой у него что-то зашевелилось, и на миг в нем блеснула безумная надежда. Он закинул голову, выкручивая шею, и глянул вверх. Целый сонм ангелов сиял на солнце, они были розовые, золотистые, белые; они-то и благоухали, радуясь свету и воздуху. Они несли облако зеленых листьев, а среди листьев было что-то длинное, черное, струящееся. Мысль его воспарила с ангелами, и он вдруг понял, что от корня яблони произрастут новые ветви. Она была близко, за стеной, она распустила зеленое облако, завладела землей и воздухом - источник, чудо, яблоня; и он расплакался, как ребенок, сам не зная, от радости или от печали. А потом, там, где двор его дома спускаются к реке и деревья склонялись над самой водой, он увидел, как блеснул и сразу исчез крылатый сапфир, вобравший в себя всю синеву неба.
Он крикнул:
- Вернись!
Но птица умчалась безвозвратно, как спущенная стрела. "Она не вернется никогда, - подумал он, - даже если я просижу тут весь день". Он стал утешать себя мыслью, что птица, может быть, все же вернется и сядет во всей своей красе на ветку совсем близко, но в душе знал, что этого не будет.
- Нет, зимородок не вернется ко мне.
"Пускай, - сказал он себе. - Зато мне посчастливилось его увидеть. Только мне одному". Наконец он встал и боковой дорожкой пошел к площади. Он видел в пыли конец палки и свои едва волочащиеся ноги. "Наверное, я похож на старого ворона, - думал он, когда плелся по дорожке, сгибаясь чуть ли не до земли.- Зачем я иду искать то, чего нет? Но не так-то все просто! У меня много причин, и они перепутались. Отец Адам был прав. На свете есть яблони и птицы, а я поглощен суетой".
Дойдя до Королевских ворот, он присел на каменную приступку и стал рассматривать пыльную дорогу. Но какие бы ноги ни попирали эту пыль, она все равно оставалась просто пылью, и ему стало еще грустней. Он через силу встал и брел, волоча ноги по пыли, пока не увидел у себя под самым носом уличную канаву, в которой играла голенькая девочка.
Он спросил ее:
- Где найти Роджера Каменщика, дитя мое?
"Господи, - подумал он, - кто поверил бы, что у меня может быть такой старческий голос?" Пока он думал это, девочка, разбрызгивая грязь, выбралась из канавы и убежала. Он не знал, как перейти канаву, и зашлепал прямо по воде. А потом он увидел мужские ноги и туловище и спросил:
- Где найти Роджера Каменщика, сын мой?
Сверху кто-то плюнул, и плевок повис на его плаще. Грубый голос сказал:
- На Новой улице.
Ноги ушли.
Он повернул направо, шаркая подошвами и палкой по булыжникам. "Новая улица такая длинная", - подумал он, и при этой мысли силы оставили его. Он поискал взглядом, где бы присесть, но не нашел подходящего камня. Тогда он сел на землю у глиняной стены и прикрылся плащом. Он опустил капюшон на лицо и был теперь как бы в шатре.
Но и под шатром он угадал их присутствие, выглянул и увидел босые детские ноги.
- Где Роджер Каменщик, дети мои?
Ноги ушли, разбрызгивая грязь в канаве. Камень ударил в землю возле него. "Надо идти, - подумал он. - Надо куда-то идти". Он с трудом поплелся вдоль стены и вдруг вспомнил, что Роджер Каменщик, должно быть, сейчас в "Звезде". Он брел, левой рукой опираясь на палку, а правой держась за стену; и наконец он увидел постоялый двор со звездой на вывеске, а у ворот была каменная приступка. Тяжело дыша, он сел и сказал себе: "Не все ли равно, ведь дальше я идти не могу".
- Роджер Каменщик...
Ноги ушли, но вскоре вернулись, теперь их стало много, а он все повторял:
- Роджер Каменщик... Роджер Каменщик...
Наконец появились женские ноги и красный подол платья. Женщина вскрикнула и быстро заговорила, но он, как всегда, легко пропускал ее слова мимо ушей. "Мне жаль ее, - думал он, - жаль, но не очень, чуть-чуть. Это мой изъян, что я не могу скорбеть и о ней тоже".
Чьи-то руки подхватили его под мышки и подняли с камня, а ноги и палка волочились по земле. Он видел, как приближалась дверь, потом увидел ступени, его ноги коснулись их, сперва одна, потом другая, и палка простучала: тук, тук, тук. А потом была еще дверь где-то в полутьме, и она отворилась. Руки опустили его на скамью, захлестнутого дурнотой, и исчезли, затворив дверь. Он зажмурился и ждал, когда исчезнувший мир вернется.
Первыми вернулись звуки. Он услышал хрип, кашель, клокотание мокроты, сопение, и в этих звуках была своя череда. Они заставили его открыть глаза; и он увидел напротив окна маленький очаг, а подле очага широкую кровать с валиком в изголовье, на которой белели смятые простыни. Там, приподнявшись на локте, лежал Роджер Каменщик, в одежде, но разутый. Его опухшее лицо непрерывно смеялось, а потом рот разинулся, смех перешел в вопль, и он упал навзничь. Джослин видел, как вздымается его грудь.
Роджер Каменщик, путаясь в простынях, повернулся на бок. Потом снова тяжело приподнялся на локте и поглядел на Джослина, ощерившись по-собачьи. Лицо его было в испарине. Джослин взглянул в налитые кровью глаза, и лицо Роджера исказилось. Он повернул голову и сплюнул мимо очага.
- От вас разит падалью.
Джослин подумал над этими словами, припомнил лица, которые склонялись над его постелью. "Может быть, - подумал он, - очень может быть". И услышал свой старческий голос, который бессмысленно повторял:
- Может быть, Роджер, может быть. Очень может быть.
Роджер Каменщик, опираясь на локоть, подался вперед. Он сказал с бесконечным удовлетворением:
- Стало быть, они и до вас добрались.
Он поперхнулся, и что-то красное потекло по его подбородку.
- Он еще не рухнул, Роджер. Так сказал мне отец Адам. И еще отец Адам сказал, что он все равно когда-нибудь упадет, будь он даже высечен из алмаза и утвержден на самых корнях земли.
Мастер медленно приподнялся. Он с трудом выпутал ноги из простыней и, шатаясь, пошел через комнату. Джослин слышал, как он выругался и ударил кулаком в окно. Раздался треск, звон стекла. Мастер крикнул в мертвую пустоту:
- Рухни хоть сию секунду, и хрен с тобой!
- Сегодня почти нет ветра, Роджер! Только цветы на яблоне колышутся.
Мастер побрел назад. Он тяжело упал на колени у кровати и начал шарить по ней руками. Потом перестал, навалился на нее боком и снова засмеялся.
- Это хорошо, что от вас воняет, Джослин. Мне от этого полегчало. А я-то думал, мне уж ни от чего не полегчает.
Но Джослин был далеко, он грезил и сказал рассеянно:
- Я видел зимородка.
А потом перед ним опять были ноги, красное платье, и язык трещал, трещал, трещал. Роджера Каменщика уложили обратно в постель. Голос раздался над Джослином, потом снова метнулся к кровати:
- Разве ты не понимаешь, дурак ты этакий? Они же знают, что он здесь!
Платье и голос исчезли за дверью. Он посмотрел в сторону кровати, но увидел только, как вздымалась и опадала грудь, и услышал прерывистый хрип.
- Роджер! Роджер! Ты меня слышишь?
Только хрип в ответ.
- Ты подумай. Я считал, что совершаю великое дело, а оказалось, я лишь нес людям погибель и сеял ненависть. Роджер!
Он пристально вглядывался, но видел только вздымающуюся грудь да руку, которая слабо вздрагивала при каждом вздохе. Он отвернулся и стал смотреть на угли в очаге. Теперь они казались ярче, потому что сумерки уже ползли по углам.
- Любить всех людей священной любовью... И вот... Роджер, ты меня слышишь?
Но Роджер даже не пошевельнулся. Джослин больше не пытался заговорить с ним и ждал, а рука все вздрагивала при каждом вздохе, угли рдели в сумерках, и он созерцал бесформенную, необъяснимую груду, возникшую у него в голове.
Наконец тело на кровати вздрогнуло. Роджер лежал пластом, уйдя головой в подушку, и равнодушно смотрел на Джослина.
- Так. Вот, стало быть, мы оба тут.
- Это неправда, что старики не знают страданий. Они страдают, как и молодые, только им еще труднее.
- Похвальба!
- И вот, после всей ложной святости я околдован мертвой женщиной.
- Вы сумасшедший. Я всегда это говорил.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [ 11 ] 12
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.