read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



кафе, где собирались наши известные гуманисты. Ввиду моей доброй славы меня
они, разумеется, встречали хорошо. И там я как будто нечаянно произносил
запретные у них слова. "Слава богу!" -- говорил я или же просто восклицал:
"Боже мой!" А вы знаете, каковы наши ресторанные атеисты, эти робкие
богомольцы. Услышав такие ужасные, такие неподобающие слова, они бывали
потрясены, молча переглядывались, потом начиналось шумное смятение: одни
убегали из кафе, другие поднимали негодующую трескотню, ничего не желая
слушать, и каждый корчился, как черт, которого окропили святой водой.
Вам моя выходка кажется ребячеством? Однако ж в этой шутке был,
пожалуй, и серьезный смысл. Мне хотелось испортить их игру, а главное --
да-да -- подорвать мою лестную репутацию, приводившую меня в ярость. "Такой
человек, как вы", -- любезно говорили мне, и я бледнел от злости. Мне больше
не нужно было их уважение, потому что оно не было всеобщим, да и как оно
могло быть всеобщим, раз сам я не мог его разделять. Значит, лучше набросить
на все -- на суд людской и на уважение "порядочного общества" -- покров
нелепости и насмешки. Мне необходимо было дать выход чувству, которое душило
меня. Я хотел разломать красивый манекен, каким я повсюду выступал, и
показать всем, чем набито его нутро. Вспоминаю, например, беседу, которую я
должен был провести с молодыми адвокатами-стажерами. Раздраженный
невероятными похвалами старшины "сословия адвокатов", представлявшего меня
аудитории, я не стерпел. Начал я темпераментно, с заразительным волнением,
которого ждали от меня и которое я без труда "выдавал" по заказу. А потом я
вдруг стал рекомендовать в качестве метода защиты мешанину. Не ту
усовершенствованную мешанину, какая применяется в наших современных
судилищах инквизиции, где усаживают на скамью подсудимых одновременно и вора
и честного человека, для того чтобы взвалить на второго преступления
первого. Нет, речь шла о том, что вора там защищают ценою преступления
честного человека, в данном случае -- адвоката. Я совершенно ясно выразил
свою мысль.
"Предположим, я взялся защищать какого-нибудь трогательного гражданина,
совершившего убийство из ревности. Подумайте, господа присяжные, ведь грешно
сердиться на этого человека, вы же видите, что его природная доброта
подверглась непосильному для него испытанию сексуальной страстью. Насколько
важнее то обстоятельство, что я, например, нахожусь не на скамье подсудимых,
а на своем адвокатском месте, хотя я никогда не отличался добротой и не
страдал, оказавшись жертвой лукавой измены. Я на воле, я не подлежу суровому
вашему суждению, а ведь кто я такой? По чести гордости -- сияю, как солнце,
а вместе с тем я похотливый козел, гневливый фараон, первостатейный
бездельник. Я никого не убивал? Нет еще, конечно! Но, может быть, из-за меня
умерли весьма достойные женщины. Очень может быть. И я способен опять
взяться за свое. Тогда как этот человек -- взгляните на него, -- он уже не
повторит своего преступления. Он до сих пор не может опомниться от того, что
так здорово поработал". Такая речь немного смутила моих молодых собратьев.
Но тут же они оправились и принялись хохотать. А потом и совсем успокоились,
когда я подошел к заключительной части и красноречиво воззвал в ней к защите
человеческой личности и ее предполагаемых прав. Привычка оказалась сильнее
меня.
Неоднократно повторяя эти милые выходки, я достиг только того, что
несколько поколебал установившееся обо мне мнение. Обезоружить почитателей,
а главное, самому сложить оружие мне не удалось. Никакой радости не принесло
мне удивление, которое я обычно встречал у своих слушателей, их молчаливое
смущение, похожее на то, какое вы сейчас испытываете, -- нет-нет, не
протестуйте. Видите ли, недостаточно самому обвинить себя, чтобы стать
невиновным, иначе я был бы чистым агнцем. Надо обвинить себя особым образом,
мне понадобилось немало времени, чтобы выработать эту манеру, я открыл ее
лишь тогда, когда все отшатнулись от меня. А до того времени вокруг меня все
реял смешок, и все мои беспорядочные усилия не могли его лишить
благожелательного, почти ласкового оттенка, от которого мне становилось
больно.
Смотрите-ка, начался, кажется, прилив. Значит, скоро наш пароход
отправится обратно. День на исходе. Видите, голуби собрались в вышине.
Прижались друг к другу тесно-тесно, едва могут пошевелиться, и свет меркнет.
Давайте помолчим, насладимся этим закатным, довольно мрачным часом. Нет? Вас
больше интересует моя история? Вы очень любезны. Впрочем, я теперь, пожалуй,
и в самом деле могу вас заинтересовать. Прежде чем разъяснить, что такое
судья на покаянии, я вам скажу все о распутстве и о каменных мешках.
Вы ошибаетесь, дорогой мой, пароход идет быстро. Но ведь Зейдерзе --
мертвое море, почти что мертвое. Берега плоские, окутанные туманом, не
знаешь, где это море начинается, где кончается. И нет никакой вехи, мы не
можем определить скорость движения. Пароход плывет, плывет, а кругом ничего
не меняется. Это не плавание, это какой-то сон.
Вот в греческом архипелаге я испытывал совершенно противоположное
чувство. На горизонте появлялись все новые и новые острова. Голые, каменные,
они очертаниями своих хребтов обозначали границу неба, скалистые их берега
четко выделялись на фоне моря. Там уж не спутаешь: столько яркого света, и
все становится вехой. У меня было такое впечатление, будто я непрестанно, и
днем и ночью, прыгаю по гребням прохладных волн от одного островка к
другому, и, хоть наш пароходик еле тащился, мне казалось, что он несется,
вздымая пену морскую и взрывы смеха на борту. С тех пор сама Греция плывет
во мне, ее неустанно несет течение где-то на краю памяти. О, да и меня
захватила и несет волна лиризма! Что ж вы не остановите меня, дорогой?
А кстати сказать, знаете ли вы Грецию? Нет? Тем лучше! Что нам делать в
Греции? Там нужны люди чистые сердцем. Представьте себе, друзья там
прогуливаются по улицам трогательной парой, держась за руку. Да, женщины
сидят дома, а мужчины зрелого возраста, почтенные, усатые люди, важно
шествуют по тротуару, сплетя свои пальцы с пальцами друга. На Востоке тоже
так бывает? Возможно. Но вот скажите мне, взяли бы вы меня за руку на улице
Парижа? Ну разумеется, я шучу. Мы-то ведь умеем держать себя, мы боимся
грязных подозрений. Прежде чем пристать к греческим островам, нам пришлось
бы долго мыться. Там воздух так чист, там и море и радости так светлы. А
мы...
Посидим на этих шезлонгах. Какой туман! Я, кажется, собирался
рассказать вам о каменных мешках? Да, я вам скажу, что это такое. Долго я
отбивался, напрасно напуская на себя надменный и дерзкий вид, но, лишившись
сил, убедившись в бесполезности моих стараний, я решил расстаться с
человеческим обществом. Нет-нет, я не стал искать какой-нибудь необитаемый
остров, да их и нет теперь. Я просто нашел себе убежище у женщин. Вы же
знаете, они не осуждают по-настоящему наших слабостей, скорее уж попытаются
унизить нашу силу, обезоружить нас. Женщина -- это награда не воителя, а
преступника. Для него женщина -- пристань, тихая гавань; в постели женщины
обычно его и арестовывают. Женщина! Ведь это все, что нам остается от рая
земного, не так ли? Совсем растерявшись, я понесся к этой естественной
пристани. Но теперь я уже не произносил речей. Правда, я еще немного играл
роль, по привычке, однако прежней изобретательности у меня не стало. Боюсь
признаться (а то опять начнешь ораторствовать), но, кажется, именно в ту
пору во мне заговорила потребность в настоящей любви. Цинично, не правда ли?
Во всяком случае, меня томила тоска, чувство обездоленности, делавшее меня
более уязвимым, случалось, я волей-неволей, отчасти из любопытства брал на
себя некоторые обязательства. У меня явилась потребность любить и быть
любимым, а посему я вообразил себя влюбленным. Иначе говоря, я совсем
поглупел.
Нередко я ловил себя на том, что задаю тот вопрос, которого я, как
человек опытный, до тех пор избегал. Я спрашивал: "Ты меня любишь?" Вы,
конечно, знаете, какой ответ следует в подобных ситуациях: "А ты?" Если я
отвечал: "Да", значит, преувеличивал подлинные свои чувства. А если дерзал
ответить: "Нет", рисковал тем, что меня разлюбят и я буду страдать из-за
этого. Чем большая опасность угрожала чувству, в котором я надеялся найти
покой душевный, тем упорнее я добивался его от своей партнерши. Я дошел до
самых недвусмысленных обещаний и требовал от своего сердца все более
глубокого чувства. Тогда-то я и воспылал ложной страстью к очаровательной
дурочке, начитавшейся советов в эротических изданиях, а посему говорившей о
любви с уверенностью и убежденностью интеллектуала, возвещающего
неизбежность бесклассового общества. Вам, конечно, известно, как захватывает
такая убежденность. Я тоже попытался говорить о любви и в конце концов
убедил самого себя, что я влюбился. По крайней мере я пребывал в этой
уверенности до тех пор, пока эта глупышка не стала моей любовницей и я не
понял, что авторы, специализировавшиеся на сердечных делах, научили ее
толковать о любви, но оставили полной невеждой в любовной практике. Я
влюбился в попугайчика, а спать мне пришлось со змеей. Тогда я стал искать у
других женщин той любви, о которой говорят книги и которой я никогда не
встречал в жизни.
Но искал я без особого увлечения. Ведь больше тридцати лет я любил
только самого себя. Разве можно было расстаться с укоренившейся привычкой? И
я не расстался с ней, я проявлял лишь слабые попытки восчувствовать
страстную любовь. Я множил обещания, я влюблялся сразу в нескольких, как
бывало заводил сразу несколько связей. И навлекал на женщин больше бед, чем
во времена моего беспечного равнодушия. Представьте себе, мой попугайчик,
дойдя до отчаяния, решила уморить себя голодом. К счастью, я вовремя явился
к страдалице и кротко поддержал ее дух до тех пор, пока она не встретила
вернувшегося из путешествия на остров Бали интересного инженера с седеющими
висками, которого ей уже описал ее излюбленный еженедельник. Во всяком
случае, я не только не вознесся, как говорится, на седьмое небо и не получил
отпущения грехов, но еще увеличил бремя своих провинностей и заблуждений.
После этого я почувствовал такое отвращение к любви, что долгие годы не мог
без скрежета зубовного слышать о "Жизни среди роз" или "Любви и смерти
Изольды". Я попытался отказаться на свой лад от женщин и жить целомудренно.
В конце концов с меня достаточно было их дружбы. Но пришлось отказаться и от
игры. А ведь если отбросить влечение, то с женщинами мне было безмерно
скучно; да, по-видимому, и они тоже скучали со мной. Не было больше игры, не
было театра -- одна лишь неприкрытая правда. Но правда, друг мой, -- это



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [ 11 ] 12 13 14 15 16 17
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.