read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Палач, таким образом, оказывается исполнителем сакральной
функции. Он истребляет тело, чтобы вверить душу божественному
суду, чье решение предугадать не в силах никто. Может
показаться, что подобные формулы таят в себе известный соблазн.
Для того, кто исповедует учение Христа, этот великолепный меч
-- еще одно оскорбление Его личности. Отсюда становится
понятной чудовищная фраза одного русского революционера,
которого в 1905 году вели на виселицу царские палачи. Он
решительно заявил священнику, в знак утешения протягивавшего
ему распятие: "Ступайте прочь и перестаньте кощунствовать!" Но
и неверующий тоже не может отделаться от мысли, что люди,
избравшие сердцевиной своей веры потрясающую жертву судебной
ошибки, способны менее снисходительно относиться к узаконенному
убийству. А верующим можно напомнить, что император Юлиан до
своего обращения отказывался предоставлять христианам
государственные должности, поскольку те систематически
отказывались от вынесения смертных приговоров или от их
исполнения. Стало быть, в течение пяти веков христиане верили,
что точное соблюдение моральных заветов их Учителя несовместимо
с убийством. Но католическая вера питается не только личными
наставлениями Христа. Она подкрепляется также Ветхим Заветом,
учениями апостола Павла и отцов Церкви. Бессмертие души и
всеобщее воскрешение тел составляет часть ее догматов. Исходя
из них, смертная казнь считается для верующего всего лишь
временным наказанием, за которым должен последовать
окончательный приговор, -- действием, необходимым только для
поддержания земного порядка, административной мерой, которая не
только не сводит последние счеты с осужденным, но может
способствовать его искуплению. Я не утверждаю, что именно так
думают все верующие и без труда допускаю, что католики могут
быть ближе к Христу, чем к Моисею и апостолу Павлу. Я говорю
только, что вера в бессмертие души позволила католицизму
поставить вопрос о смертной казни в совершенно особых терминах
-- и оправдать ее.
Но что значит это оправдание в условиях общества, в
котором мы живем, где все десакрализовано -- и нравы, и
общественные установления? Когда судья-атеист, скептик или
агностик оглашает смертный приговор неверующему подсудимому, он
выносит окончательное, не подлежащее пересмотру решение. Он
узурпирует престол Бога [*], не обладая его властью, да и не
веря в нее. Он, можно сказать, убивает потому, что его предки
верили в жизнь вечную. Но общество, которое он будто бы
представляет, на самом деле озабочено просто-напросто
устранением осужденного из своей среды; оно разрушает
человеческую общность, противостоящую смерти, и возводит себя в
ранг абсолютной ценности, поскольку считает, что наделено
абсолютной властью. Спору нет, оно по традиции все еще посылает
к осужденному священника. Священник вправе небезосновательно
надеяться, что страх перед наказанием поможет обращению
преступника. Но можно ли согласиться с тем, что подобный расчет
способен оправдать кару, назначенную и принятую чаще всего
совсем в ином состоянии духа? Одно дело -- верить, еще не
испытывая страха, совсем другое -- обрести веру, познав страх.
Обращение посредством огня и железа всегда вызывает подозрения,
поэтому немудрено, что церковь отказалась от применения силы по
отношению к неверным. Как бы там ни было, десакрализованное
общество не в силах извлечь для себя никакой пользы из
обращения, к которому оно относится с явным равнодушием. Оно
предписывает священную кару, лишая ее в то же время и
оправдания, и смысла. Оно упивается некоей манией величия,
самовластно исторгая злодеев из своего лона, словно оно -- сама
добродетель. Так всеми уважаемый отец мог бы послать на смерть
своего заблудшего сына, воскликнув при этом: "Ну что еще
остается с ним делать?" Оно присваивает себе право отбора,
словно является самой природой, да еще отягчает этот отбор
страшными муками, выступая в роли Бога-искупителя.
----------
[*] Известно, что решение суда присяжных предваряется
формулой: "Пред Богом и нашею совестью..."
----------
Утверждать, будто того или иного человека можно абсолютным
образом отсечь от общества, потому что он абсолютно зол, значит
признать, что общество представляет из себя абсолютное добро, а
этому сейчас не поверит ни один здравомыслящий человек. Более
того, легче поверить обратному. Наше общество стало таким злым
и преступным лишь потому, что возвело себя в ранг первопричины
и озабочено только самосохранением да успехами в истории. Оно
десакрализовано, в этом нет сомнений, но начиная с XIX века оно
начало создавать некий эрзац религии, навязывая себя в качестве
объекта для поклонения. Эволюционные доктрины и сопутствующие
им идеи естественного отбора сделали высшей целью человечества
общество будущего. Политические утопии, привитые к этим
доктринам, предрекают в конце времен золотой век, заранее
оправдывающий все общественные неурядицы. Общество приучилось
обелять все, что способствует приближению этого будущего, в том
числе и смертную казнь, применяемую без ограничений. С этого
момента оно стало считать преступлением и святотатством все,
что противоречит его замыслам и недолговечным догмам. Иначе
говоря, палач из жреца превратился в функционера. Результат
налицо: общество середины XX века, утратившее, в силу простой
логики, право на применение смертной казни, должно теперь
отменить ее из реальных соображений.
Как, в самом деле, можно определить нашу цивилизацию,
соотнося ее с преступлением? Ответ прост: вот уже тридцать лет,
как преступления государства довлеют над преступлениями
отдельных лиц. Я уж не говорю о войнах, широкомасштабных или
локальных, хотя кровь -- тоже своего рода алкоголь,
одурманивающий человека похлеще самых забористых вин. Число
людей, убитых непосредственно государством, приняло
астрономические размеры и бесконечно превосходит число обычных
"частных" убийств. Среди заключенных все меньше и меньше
уголовников, все больше и больше политических узников. И вот
тому доказательство: сегодня каждый из нас, как бы ни была
чиста его совесть, не исключает для себя возможности быть
приговоренным к смерти, тогда как в начале века подобные
опасения показались бы абсурдными. Каламбур Альфонса Карра
"Пусть господа убийцы начинают" потерял всякий смысл. Больше
всего крови проливает тот, кто считает, что на его стороне
право, логика и сама история.
Не против отдельного человека должно в первую очередь
защищаться наше общество, а против государства. Возможно, лет
через тридцать положение изменится. Но в данный момент средства
законной обороны должны быть направлены прежде всего против
государства. Правосудие и здравый смысл требуют, чтобы закон
защищал человека от государства, пораженного безумием фанатизма
или самомнения. "Пусть государство начинает с отмены смертной
казни", -- вот каким должен быть наш теперешний лозунг.
Кровавые законы, по известному присловью, делают кровавыми
и нравы. Но бывает, что общество переживает такую полосу позора
и бесчестья, когда, несмотря на весь царящий в нем разлад,
нравы его по части кровавости далеко отстают от законов.
Половина Европы знакома с такой полосой. Мы, французы, тоже
пережили ее и рискуем пережить еще раз. Казни во время
оккупации повлекли за собой казни во время Освобождения, а
друзья последних казненных мечтают теперь о возмездии.
Государства, запятнавшие себя множеством преступлений,
готовятся смыть с себя вину новыми потоками крови. Убийства
совершаются во имя обожествленной нации или класса. Убийства
совершаются во имя будущего общества, тоже обожествленного. Кто
полагает, что он все знает, тот считает, что ему все дозволено.
Недолговечные идолы, требующие абсолютной веры, неустанно
изрекают формулы абсолютных приговоров. А религии, лишенные
трансцендентности, посылают на смерть множество узников,
лишенных надежды.
Каким образом надеется выжить европейское общество
середины XX века, не решаясь встать на защиту отдельных
личностей, не стараясь всеми силами оборонить их от давления со
стороны государства? Запретить смертную казнь значило бы
прилюдно заявить, что общество и государство не являются
абсолютными ценностями, признать, что никто не дал им права на
бесповоротный суд, на совершение непоправимого. Не будь
смертной казни, Габриель Пери и Бразийак оставались бы,
возможно, среди нас. И тогда мы могли бы судить их согласно
собственному разумению, открыто объявив им наш приговор, тогда
как теперь они судят нас, а мы вынуждены безмолвствовать. Не
будь смертной казни, труп Райка не отравил бы Венгрию, Германии
было бы легче войти в европейское сообщество, русская революция



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [ 11 ] 12 13
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.