мыслить, не хватало и слов-инструментов, которые помогли бы мыслить. Он
догадался об этом и некоторое время подумывал было читать только сло-
варь, пока не усвоит все слова до единого.
всего больше радости приносили ему поэты не слишком сложные, их было
легче понять. Он любил красоту и нашел ее в стихах. Поэзия, как и музы-
ка, глубоко волновала его; и сам того не зная, через нее он готовил ум к
работе более трудной, которая ему еще предстояла. Страницы его разума
были чисты, все прочитанное, что ему нравилось, легко строфа за строфой
отпечатывалось на этих страницах, и скоро он уже с великой радостью пов-
торял их наизусть вслух или про себя, наслаждаясь музыкой и красотой
этих строк. Потом он случайно наткнулся на "Классические мифы" Гейли и
"Век сказки" Булфинча, стоявшие бок о бок на библиотечной полке. Это бы-
ло озарение, яркий свет во тьме его невежества, и он с еще большей жад-
ностью накинулся на стихи.
раз встречал улыбкой и кивком. Оттого Мартин и решился обратиться к не-
му. Взял несколько книг и, пока тот ставил штампы в карточках, выпалил:
рез какое время можно зайти?
же в пот бросило, так трудно было про это спросить.
нимаете, тут такое дело: вдруг ее не застанешь дома. Она в университете
учится.
полностью отдаться на милость этого человека. - Я-то вовсе не ученый, из
простых, хорошего общества не нюхал. Эта девушка... совсем не то, что я,
она... Я ей в подметки не гожусь. Может, дурак я, по-вашему, нашел про
что спрашивать? - вдруг резко оборвал он себя.
выходит, за рамки справочного отдела, но я буду только рад помочь вам.
дешь, - сказал он.
такое.
или там к чаю? Или вечером?
фону и выясните.
дороге обернулся и спросил: - Когда разговариваешь с молодой леди... ну,
хоть с мисс Лиззи Смит... как надо говорить "мисс Лиззи" или "мисс
Смит"?
Всегда говорите "мисс Смит"... пока не познакомитесь поближе.
Руфь по телефону, когда он, запинаясь, спросил, как бы вернуть ей книги.
отглаженные брюки и едва уловимую, но несомненную перемену к лучшему во
всем его облике. И еще ее поразило его лицо. Казалось, оно чуть ли не
яростно пышет здоровьем, волны силы исходят от него и обдают ее. И опять
потянуло прислонитъся к нему, согреться его теплом, и опять она подиви-
лась, как действует на нее его присутствие. А он, стоило, здороваясь,
коснуться ее руки, в свой черед опять ощутил блаженное головокружение.
Разница между ними заключалась в том, что Руфь с виду оставалась спокой-
ной и невозмутимой, Мартин же покраснел до корней волос. С прежней не-
ловкостью, спотыкаясь, он шагал за ней и поминутно рисковал задеть
что-нибудь из мебели плечом.
свободней, чем ожидал. Это благодаря ей; и оттого, как приветливо она
держалась, он любил ее сейчас еще неистовее. Сперва поговорили о тех
книгах, что он брал у нее, - о Суинберне, перед которым он преклонялся,
и о Браунинге, которого не понял; Руфь переводила разговор с одной темы
- на другую и при этом обдумывала, чем бы ему помочь. С той первой их
встречи она часто об этом думала. Она очень хотела ему помочь. Он вызы-
вал у нее жалость и нежность, каких она ни к кому еще не испытывала, и
жалость не унижала Мартина, скорее, в ней было что-то материнское. Тако-
го человека не пожалеешь обычной жалостью, ведь он мужчина в полном
смысле слова - он пробудил в ней девичьи страхи, взволновал душу, заста-
вил трепетать от незнакомых мыслей и чувств. И опять неодолимо тянуло
смотреть на его шею и сладостно было думать, что если обхватить ее рука-
ми. Желание это и сейчас казалось сумасбродным, но Руфь уже стала привы-
кать к нему. У нее и в мыслях не было, что сама новорожденная любовь
явится ей в подобном обличье. В мыслях не было, что чувство, вызванное
Мартином, и есть любовь. Она думала, что ей просто-напросто интересен
человек незаурядный, в котором заложены и ждут пробуждения многие досто-
инства, и даже воображала, будто ее отношение к нему - чистейшая филант-
ропия.
Он-то знал, что любит, и желал ее, как не желал никого и ничего за всю
свою жизнь. Он любил поэзию за красоту, но с тех пор как познакомился с
Руфью, перед ним распахнулись врата в безбрежные просторы любовной лири-
ки. Благодаря Руфи он понял даже больше, чем когда читал Булфинча, и
Гейли. Была одна строчка, на которую неделю назад он бы и внимания не
обратил: "Без памяти влюбленный, он умереть готов за поцелуй", а теперь
она не шла у него из головы. Чудо и правда этой строки восхищая, и, гля-
дя на Руфь, он знал, что и сам мог бы с радостью умереть за поцелуй. Это
он и есть без памяти влюбленный; никакой другой титул не заставил бы его
возгордиться больше. Наконец-то он понял смысл жизни, понял, для чего
появился на свет.
в голове. Он вспоминал неистовый восторг, какой испытал, когда в дверях
она подала ему руку, и страстно мечтал вновь ощутить ее руку в своей.
Невольно то и дело переводил взгляд на ее губы и жаждал коснуться их. Но
не было в этой жажде ничего грубого, приземленного. С беспредельным вос-
торгом следил он за их игрой, за каждым их движением, когда с них слета-
ли слова, и, однако, то были не обыкновенные губы, как у других людей.
Не просто губы из плоти и крови. То были уста непорочной души, и каза-
лось, желает он их по-иному, совсем-совсем не так, как тянуло его к гу-
бам других женщин. Он мог бы поцеловать ее губы, коснуться их своими
плотскими губами, но с тем возвышенным, благоговейным пылом, с каким
лобзают ризы господни. Он не сознавал, что в нем происходит переоценка
ценностей, не подозревал, что свет, сияющий в его глазах, когда он смот-
рит на нее, сияет и в глазах всех мужчин, охваченных любовью. Не догады-
вался, какой пылкий, какой мужской у него взгляд, даже и вообразить не
мог, что под этим жарким пламенем трепещет и ее душа. Всепокоряющая не-
порочность Руфи возвышала, преображала, и его чувства, мысли возносились
к отрешенному целомудрию звездных высей, и знай он, что блеск его глаз
пронизывает ее горячими волнами и разжигает ответный жар, он бы испугал-
ся. А Руфь в смутной тревоге от этого восхитительного вторженъя, порой
сама не зная почему, сбивалась, замолкала на полуслове и не без труда
вновь собиралась с мыслями. Она всегда говорила легко, и непривычные за-
минки озадачился бы ее, не реши она с самого начала, что слишком уж нео-
бычен ее собеседник. Ведь она так впечатлительна, и, в конце концов,
вполне естественно, что сам ореол выходца из неведомого ей мира так на
нее действует.
к этому она и клонила, но Мартин ее опередил.
ностью кивнула, что сердце Мартина заколотилось. - Помните, в тот раз я
говорил, не могу я толковать про книги и про всякое другое, не умею? Ну,
я после много про это думал. В библиотеку сколько много ходил, прорву
книжек перебрал, да почти все мне не по зубам. Может, лучше начну я с
самого начала. Учиться-то я толком не учился, никакой возможности не бы-
ло. Сызмальства трудился до седьмого поту, а теперь, как побывал в биб-
лиотеке, глянул на книжки совсем другими глазами, да и книжки-то совсем
другие, сдается мне, не те я книжки прежде читал. Понятно, не ранчо или
там в кубрике и вот хоть у вас в доме книжки-то разные. А я одни те
книжки и читал. Ну, и все равно... Не хвалясь скажу: не такой я, как
они, с кем кампанию водил. Не то чтоб лучше матросов или там ковбоев, с
кем по свету мотался... Я, знаете, и ковбоем был, недолго... только вот
книжки всегда любил, читал все, что под руку попадет... Ну и вот... ду-
мал, что ли, по-другому.
прошлой неделе пришел и вижу все это, и вас, и мамашу вашу; и братьев, и
всякое разное... ну, и мне понравилось, Слыхал я про такое, и в книжках
тоже читал, а поглядел на ваш дом, ну, прямо как в книжках. Ну, и, стало
быть, нравится мне это. Сам такого захотел. И сейчас хочу. Хочу дышать
воздухом, какой в этом доме... чтоб полно книг, и картин, и красивых ве-
щей, и люди разговаривают без крику, а сами чистые, и мысли у них чис-
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Акунин Борис
Белов Вольф
Березин Федор