отношений. Впрочем, в ее устах слово "джентльмены" означало лишь, что ее
скромные услуги мы всегда оплачивали наличными.
Адриенна предпринимала отчаянные попытки спасти
356
положение. Казалось, я так и слышу, как она старается измыслить выход.
-- Может быть, выпишете им чек? -- спросила она. На это Карл громко
расхохотался. Он собрался уже во всеуслышание объявить, что у нас и книжки-то
чековой нет, как я, предотвратив поток его красноречия, заговорил: -- Пожалуй,
это мысль... Как насчет того, чтобы каждой из вас выписать по чеку? -- Не тратя
слов, я зашел в комнату Карла и извлек оттуда его старую чековую книжку.
Прихватил также его роскошное паркеровское перо и, вернувшись, протянул все это
обладателю.
И тут-то Карл явил очередной пример своей изворотливости. С блеском демонстрируя
на публику свое законное недовольство тем, что я распоряжаюсь его чековой
книжкой и вообще влезаю в его дела, он проронил сквозь зубы:
-- Вот-вот, всегда так. -- Все это, разумеется, по-французски, дабы быть
услышанным нашими посетительницами. -- За все эти фокусы неизменно расплачиваюсь
я. Почему бы тебе для разнообразия не выписать пару-тройку чеков?
На этот призыв я, сделав подобающе пристыженную мину, ответствовал, что не могу,
ибо счет мой пуст. Тем не менее он еще упирался -- точнее, делал вид, что
упирается.
-- А почему бы им не подождать до завтра? -- спросил он, поворачиваясь к
Адриенне. -- Они что, нам не доверяют?
-- С какой стати мы должны вам доверять? -- вознегодовала одна из девиц. --
Минуту назад вы делали вид, что у вас нет ни гроша. Теперь хотите, чтобы мы
подождали до завтра. Э, нет, так не пойдет.
-- Ну, раз так, можете все убираться, -- отрезал Карл, швыряя чековую книжку на
пол.
-- Ну, не мелочись, -- умоляюще воскликнула Адриенна. -- Выдай каждой по сто
франков и кончим этот разговор. Нy ложолуйсяга!
-- Каждой по сто франков?
-- Ну, конечно, -- отозвалась она. -- Это не так уж много.
-- Давай, -- подхватил я, --не будь таким жмотом. К тому же свою половину я
отдам тебе через день-друтой.
-- Ты всегда так говоришь, -- проворчал Карл. -- Кончай ломать комедию, --
сказал я ему по-анг-
357
лийски. -- Выписывай чеки и пусть убираются к чертям собачьим.
-- Пусть убираются? Что? Ты хочешь, чтобы я выписал им чеки, а потом показал на
дверь? Ну нет, сэр, за свои денежки я намерен получить то, что мне причитается,
даже если эти чеки ни к черту не годны. Ведь они-то этого не знают. И если мы
просто так, за здорово живешь их отпустим, заподозрят что-то неладное.
-- Эй, вы! -- повысил он голос, помахивая чековой книжкой перед носом у девиц.
-- Маленькая деталь: а я что с этого буду иметь? Мне нужен сервис по
экстраклассу, не банальное сунуть-вынуть.
Он приступил к действу раздачи чеков. Было в нем нечто пародийно-комическое.
Вероятно, обладай чеки реальной ценностью, и то подобная церемония вряд ли
смогла бы придать им необходимый кредит доверия. Возможно, оттого, что и
раздающий, и получательницы их стояли в чем мать родила. Аналогичное ощущение --
ощущение участия в некой фиктивной сделке, -- похоже, передалось и девицам.
Кроме, разумеется, свято веровавшей в нас Адриенны.
Про себя я молился, чтобы они ограничились показухой, а не заставляли нас
проходить через все стадии стопроцентного траха. Я был весь измочален. Вымотан
как бездомная собака. Потребуются сверхъестественные усилия, чтобы вызвать у
меня хотя бы отдаленное подобие эрекции. Что до Карла, то он вел себя так, будто
в самом деле только что раздал направо-налево три сотни франков. За них он
намеревался получить свой фунт мяса, и этот фунт должен был быть обильно сдобрен
пряностями.
Пока они обсуждали между собой частности, я забрался в постель. Внутренне я
столь дистанцировался от творившегося под самым носом, что немедленно задремал и
мне привиделся рассказ, который я начал писать несколько дней назад и к которому
предполагал вернуться сразу же, как проснусь. Это был рассказ об убийстве
топором. Быть может, стоит свести описание к минимуму, всецело сосредоточившись
на фигуре алкоголика-убийцы, которого я оставил у обезглавленного тела нелюбимой
жены? Врезать в зачин газетную заметку о преступлении, а затем, оттолкнувшись от
нее, развернуть собственную версию убийства -- с момента, когда голова
скатывается со стола? Это
358
как нельзя лучше ляжет в ряд, размышлял я, с линией безрукого, безногого
инвалида, по вечерам раскатывающего по улицам на низенькой платформе на
колесиках -- так, что голова его оказывается вровень с коленями идущих. На этом
фабульном витке мне как воздух требовалось что-то пугающее, ибо я загодя
припрятал в рукаве бесподобный фарсовый ход, каковой, по моему разумению, должен
был стать превосходной завязкой ко всей истории.
Нескольких секунд, подаренных мне забытьем, оказалось достаточно, чтобы ко мне
вернулось настроение, напрочь утраченное в день, когда к нам снизошла наша
сомнамбула -- наша своенравная принцесса Покахонтас.
Из полусна меня вывел легкий толчок Адриенны, тем временем облюбовавшей себе
место рядом со мной в постели. Она что-то нашептывала мне на ухо. Что-то опять о
деньгах. Я рассеянно попросил ее повторить и, стремясь не упустить только что
пришедшую в голову мысль, вновь и вновь повторял про себя: "Голова скатывалась
со стола... скатывалась со стола... пигмей на колесиках... колесики... ноги...
миллионы ног..."
-- Они спрашивали, не наберется ли у вас мелочи им на проезд. Они далеко живут.
-- Далеко? -- переспросил я, глядя на нее отсутствующим взглядом. -- Как далеко?
(Не забыть бы: колесики; ноги; голова скатывалась со стола... рассказ начать с
середины предложения.)
-- В Менильмонтане, -- ответила Адриенна.
-- Подай-ка мне карандаш и бумагу -- вон оттуда, со стола, -- попросил я.
-- Менильмонтан... Менильмонтан... -- повторял я машинально, набрасывая ключевые
слова: "резиновые колесики", "деревянные галоши", "пробковые протезы" и тому
подобное.
-- Что ты делаешь? -- зашипела Адриенна, резко дергая меня за руку. -- Что на
тебя нашло?
-- Il est fou*, -- воскликнула она, приподнявшись и в отчаянии всплескивая
руками.
-- Оu est l' autre**? -- растерянно спросила она, озираясь по сторонам в поисках
Карла. --Моп Dieu, -- послышался ее голос откуда-то изда-
_______________
* Он с ума сошел (фр.)
** А другой где? (фр.).
359
ли, -- il dort*. -- Затем, после ничего доброго не предвещавшей паузы: -- Ну,
это уж ни в какие ворота не лезет. Пошли отсюда, девочки! Один нахлестался и
отключился, другой мелет чушь какую-то. Зря время теряем. Вот каковы эти
иностранцы -- вечно у них на уме что-то другое. Они не хотят заниматься любовью,
им надо только, чтобы их хорошенько пощекотали...
"Пощекотали"; это я тоже занес в свой кондуит. Не помню точно, какое французское
слово она употребила, но, как бы то ни было, оно отозвалось в моем сознании
благодарной болью. Пощекотали. Глагол, которым я не пользовался целую вечность.
И в памяти тут же всплыло еще одно слово, которым я пользовался крайне редко:
"заблудившийся". Я даже не вполне отдавал себе отчет в том, что оно в точности
означает. Ну и что, спрашивается? Так ли, сяк ли найду, куда его вставить. Да
разве мало слов выпало из моего лексикона за те годы, что я прожил за границей?
Откинувшись на спинку кровати, я молча смотрел, как они собирают вещи, готовясь
выкатиться наружу. Так, скрывшись в ложе от посторонних взглядов, следишь за
разыгрывающейся на сцене пьесой. Я вообразил себя паралитиком, смакующим
бесплатное зрелище не в силах вылезти из собственного кресла-коляски. Приди в
голову одной из них схватить графин с водой и опрокинуть его мне на голову, мне
не под силу будет даже сдвинуться в сторону. Останется лишь отряхнуться и
улыбнуться, как улыбаются шкодливым ангелочкам (интересно, есть такие в
природе?). Все, чего я жаждал, -- это чтобы они поскорее убрались восвояси,
позволив мне вернуться в царство моих грез. Будь у меня хоть сколько-нибудь
денег, я не задумываясь расстался бы с ними в их пользу.
Спустя целый геологический период наши гостьи удалились. На прощание Адриенна
одарила меня воздушным поцелуем -- жест столь нежданный, что я поймал себя на
том, что с любопытством вглядываюсь в изгиб ее руки. Вот она плывет от меня
вдаль по коридору, в конце которого ее всосет темная воронка дымохода; рука еще
видна, еще согнута в приветствии, но уже так тонка, так мала, так преображена
расстоянием, что превратилась в соломинку
____________
* Господи, да он спит (фр.)
360
-- Salaud!* -- прокричала в заключение одна из девиц. Дверь с шумом
захлопнулась, а я, невольно включившись в игру, в подобающем томе отреагировал
на ее реплику: -- Oui, c'est juste. Un salaud. Et vous, des salopes. II n'y a
que ca. Salaud, salope. La saloperie, quoi. C'est assoupissant**.
Co словами: -- Куда это, черт побери, меня понесло? -- я соскочил с рельс этого
монолога.
Колесики, ноги, скатывающаяся со стола голова... Все к лучшему. Завтра будет
таким же, как сегодня, только лучше, свежее, богаче оттенками. Человечек на
низенькой платформе бултыхнется в воду с причала. И всплывет на поверхность с
селедкой в зубах. Да не с какой-нибудь, а с маасской.
Опять чувство голода. Я поднялся посмотреть, не завалялся ли где-нибудь
недоеденный сэндвич. Стол оказался девственно пуст. Рассеянно двинулся в ванную,
намереваясь заодно отлить. На полу нашли себе пристанище два ломтика хлеба,
кусочки раскрошившегося сыра да несколько подпорченных оливок. Судя по всему,
выброшенных за непригодностью.
Я поднял один ломтик, желая удостовериться в его съедобности. Похоже, кто-то по
нему прошелся всей ступней. На хлебе темнело пятнышко горчицы. Вот только