Чтение 11–й страницы книги ~Зависть~

Это письмо пишется, чтобы сбить вам спеси.

С первых же дней моего существования при вас я начал
испытывать страх. Вы меня подавили. Вы сели на меня.

Вы стоите в кальсонах. Распространяется пивной запах пота. Я
смотрю на вас, и ваше лицо начинает странно увеличиваться,
увеличивается торс, - выдувается, выпукляется глина какого-то
изваяния, идола. Я готов закричать.

Кто дал ему право давить меня?

Чем я хуже него?

Он умнее?

Богаче душой?

Тоньше организован?

Сильнее? Значительнее?

Больше не только по положению, но и по существу?

Почему я должен признать его превосходство?

Такие вопросы я себе поставил. Каждый день наблюдений давал
мне частицу ответа. Прошел месяц. Ответ я знаю. И уже не
боюсь вас. Вы просто тупой сановник. И больше ничего. Не
значимостью личности подавили вы меня. О нет! Теперь я уже
явственно понимаю вас, рассматриваю, посадив на ладонь. Мой
страх перед вами прошел как некое ребячество. Я свалил вас с
себя. Вы - липа.

Одно время меня мучили сомнения. "Быть может, я ничтожество
перед ним? - подумал я.- Быть может, он мне, честолюбцу, и
впрямь являет пример большого человека?"

Но оказалось, вы просто сановник, невежественный и тупой, как
все сановники, которые были до вас и будут после вас, И, как
все сановники, вы самодур. Только самодурством можно объяснить
ураган, поднятый вами вокруг куска посредственной колбасы, или
то, что вы привезли с улицы к себе неизвестного молодого
человека. И, может быть, из того же самодурства приблизили вы
к себе Володю Макарова, о котором я знаю только одно, что он
футболист. Вы - барин. Вам нужны шуты и нахлебники. Не
сомневаюсь, что тот Володя Макаров сбежал от вас, не вытерпев
издевательств. Как и меня, вы, должно быть, систематически
превращали его в дурака.

Вы заявили, что живет он при вас, как сын, что он спас вам
жизнь, вы размечтались даже, вспомнив о нем. Я помню. Но это
все ложь. Вам неловко признать в себе барские наклонности. Но
я видел родинку у вас на пояснице.

Сперва, когда вы сказали, что диван принадлежит тому и что по
возвращении того мне придется выкинуться к чертовой матери,- я
оскорбился. Но понял через минуту, что и к нему и ко мне вы
холодны и безразличны, Вы - барин, мы - приживальщики.

Но, смею вас уверить, ни он, ни я - мы не возвратимся к вам
более. Вы не уважаете людей. Он вернется лишь в том случае,
если он глупее меня.

Судьба моя сложилась так, что ни каторги, ни революционного
стажа нет за мной. Мне не поручат столь ответственного дела,
как изготовление шипучих вод или устройство пасек.

Но значит ли это, что я плохой сын века, а вы - хороший?
Значит ли это, что я - ничто, а вы - большое нечто?

Вы меня нашли на улице...

Как тупо вы повели себя!

"На улице,- решили вы,- ну ладно, серенькая личность, пусть
поработает. Корректор так корректор, правщик, читчик, ладно".
Вы не снизошли к молодому человеку с улицы. Тут и сказалось
ваше упоение самим собой. Вы - сановник, товарищ Бабичев!

Кем я показался вам? Погибающим люмпен-пролетарием? Вы
решили меня поддержать? Спасибо вам. Я силен - слышите ли вы?
- я силен настолько, чтобы погибать и подниматься и снова
погибать.

Мне интересно, как поступите вы, прочитав мое письмо, Быть
может, вы постараетесь, чтобы меня выслали, или, быть может,
посадите в сумасшедший дом? Вы все можете, вы - большой
человек, член правительства. Вы же сказали о своем брате, что
его надо расстрелять. Вы же сказали: посадим на Канатчикову.

Ваш брат, производящий необычайное впечатление, загадочен для
меня, непонятен. Тут тайна, тут ничего я не знаю. Имя
"Офелия" странно волнует меня. А вы, мне кажется, боитесь
этого имени.

Кое-какие догадки я строю все же. Я предвижу коего. Я
помешаю вам. Да, я почти уверен, что это так. Но не позволю
вам. Вы хотите завладеть дочкою вашего брата. Один раз только
я видел ее. Да, это я сказал ей о ветви, полной цветов и
листьев. У вас нет воображения. Вы высмеяли меня. Я слышал
телефонный разговор. Вы так же очернили меня в глазах девушки,
как очернили и, отца. Вам невыгодно допустить, чтобы девушка,
которую вы хотите покорить, сделать дурой при себе, как нас
пытались сделать дураками,- чтобы девушка эта имела душу
нежную, взволнованную. Вы хотите использовав ее, как
использовываете (нарочно применяю это ваше слово) "головы и
бараньи ножки при помощи остроумно применяемых электрических
спиральных сверл" (из вашей брошюры).

Но нет, я не позволю вам. Еще бы: какой лакомый кусочек! Вы
обжора и чревоугодник. Разве вы остановитесь перед чем-нибудь
ради физиологии своей? Что помешает вам развратить девушку?
То, что она племянница ваша?

Вы же смеетесь над семьей, над родом. Вам хочется приручить
ее.

И потому с таким бешенством вы громите вашего брата. А каждый
скажет, едва взглянув на него: это замечательный человек. Я
думаю, еще не зная его: он гениален, в чем - не знаю... Вы
травите его. Я слышал, как стучали вы кулаком по перилам. Вы
заставили дочку покинуть отца.

Но меня вы не затравите.

Я становлюсь на защиту брата вашего и его дочки. Послушайте,
вы, тупица, смеявшийся над ветвью, полной цветов и листьев,
послушайте,- да, только так, только этим восклицанием я мог
выразить свой восторг при виде ее. А какие же слова готовите
вы для нее? Вы назвали меня алкоголиком только потому, что я
обратился к девушке на непонятном для вас образном языке?
Непонятное - либо смешно, либо страшно. Сейчас вы смеетесь, но
я заставлю вас вскоре ужасаться. Не думайте, не только
образно,- вполне реально я умею мыслить. Что же! О ней, о
Вале, я могу сказать и обычными словами,- и вот, пожалуйста, я
вам приведу сейчас ряд понятных для вас определений, умышленно,
чтобы разжечь вас, чтобы раздразнить тем, чего вы не получите,
уважаемый колбасник!

Да, она стояла передо мной,- да, сперва по-своему скажу: она
была легче тени, ей могла бы позавидовать самая легкая из теней
- тень падающего снега; да, сперва по-своему; не ухом она
слушала меня, а виском, слегка наклонив голову; да, на орех
похоже ее лицо; по цвету - от загара, и по форме - скулами,
округлыми, сужающимися к подбородку. Это понятно вам? Нет?
Так вот еще. От бега платье ее пришло в беспорядок, открылось,
и я увидел: еще не вся она покрылась загаром, на груди у нее
увидел я голубую рогатку вены....